и продолжать бросать холодный взгляд на холст. На нем распространились краски черного, бежевого, розового и, самого главного, голубого цвета. Мне пришлось долгое время разводить его, чтобы получить точный, как реальные глаза Уильяма.
Да, я сидела в своей спальне все три дня и рисовала его портрет. Эта идея посетила меня ночью, перед сном. Я настолько загорелась желанием нарисовать Уильяма, что забыла про сон и еду. Были только я, холст, краски и образ парня перед моими глазами. Каждый изгиб его лица, каждый контур, каждую деталь я рисовала с особой сосредоточенностью. После каждого мазка кисти я все ближе была к образу Уильяма, который стоял перед моими глазами. Осталось совсем немного доработать, чтобы получить его целостный портрет и радовать себя постоянно, стоит мне войти в свою спальню и видеть лицо Уильяма в углу.
Видеть его глаза и улыбку, пусть даже заставшие на холсте, для меня огромное счастье. Стоит увидеть Уильяма, как все тяжелое, сидящее во мне, испаряется или превращается в воздушный шар. Мне с ним легко во всех смыслах и с каждым днем желание находиться рядом чаще только возрастает.
После этих мучающих меня мыслей, которые насылали печаль в сердце, я и решилась нарисовать его портрет, чтобы хотя бы таким образом облегчить свою участь. Участь, когда мне приходится быть в одиночестве со своими дурными мыслями и делать все возможное, чтобы они не поглотили мою силу и не сделали из меня душевнобольную.
Ледяной взгляд Джексона на мне сейчас, словно камень на шее. Он тащит меня под воду, где невозможно дышать. Страх окутывает меня своим холодным дыханием и прибивает к полу. Я обездвижена.
Джексон окинул меня взглядом и снова посмотрел на мое наверняка бледное лицо.
— Где ты была? Почему в таком потрепанном виде? — Его голос сохраняет спокойствие, но в нем присутствуют стальные нотки, которые меня пугают. Хищник на моей безопасной территории, которая отныне тоже опасна. Куда бежать и где защититься в случае критического момента, я не имею понятия.
— Гуляла у моря, — тихо отвечаю я и сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле.
Сейчас самое главное не злить медленно просыпающегося зверя, сидящего в нем. Подавить свои гордость и презрение хотя бы на несколько минут, пока не выпровожу его из спальни. Своими спокойными, точными ответами я не подолью масла в огонь и сохраню свою относительную безопасность.
— Всю ночь? — продолжает пытать меня Джексон.
Я мысленно вздыхаю и выдыхаю, блокируя свою развязность.
— Да, всю ночь.
Джексон буравит меня внимательным изучающим взглядом, выделывая из меня статую античных времен — такую же бледную и неподвижную, затем переводить его на холст. От страха, что он может узнать его, меня бросает то в жар, то в холод. Я готова грохнуться в обморок.
— Кто это?
В груди зарождается небольшое облегчение. Его незаинтересованность людьми, которые намного ниже нашего социального статуса, сейчас играет довольно большую положительную роль. На этот раз я не презираю Джексона за предвзятость к простому люду, а наоборот, довольна этим качеством в нем. Конечно, тогда он не обратил никакого внимания на Уильяма, а был сосредоточен лишь на мне, поэтому Джексон не поймет, чей портрет на холсте. Я могу придумать любую отмазку, только бы он отстал от меня и покинул мою спальню, не сотворив при этом никакого кошмара, который будет преследовать меня до конца жизни, как кошмар, созданный им год назад.
Даже в такие страшные, тяготеющие, приносящие угрозу моей жизни мгновения я не в состоянии поверить в Бога.
— Модель, — наконец развязался мой язык. — Я нашла его в интернете, когда захотела потренироваться писать портреты. Писала с фотографии.
Сейчас главное убедить Джексона, что я никогда не встречалась с этим парнем, что мы никогда не проводили время вместе и что для меня он ничего не значит — всего лишь образ для тренировок. Хотя я не могу даже подозревать, в каких нездоровых масштабах в нем таится одержимость и чувство собственника. Может мне вообще, по его мнению, не разрешается даже на фотографии моделей смотреть.
С кем я проживаю под одной крышей… С безумным маньяком с манией преследования меня, с бесноватым контролем моей жизни.
Джексон снова смотрит на меня. В черных безднах купается сумасшествие.
— Модель значит, — повторяет он низким голосом и засовывает руки в передние карманы своих спортивных штанов. После вздоха Джексон продолжает: — Неужели ты гуляла одна?
— Да, а что в этом такого?
Я стараюсь сохранять непринужденный тон, когда внутри меня все дрожит.
Джексон поворачивается ко мне всем корпусом и начинает медленно приближаться. Каждый его шаг отдается эхом в моей голове. В ушах появляется противный звон, который мешает ясно мыслить. Но я способна была уловить один напрягающий момент — шаги Джексона угрожающие, как и сам его мрачный вид. Хищник недоволен жертвой, над которой только и делает, что издевается. Она для него ради темных развлечений, чем сводит с ума.
Джексон останавливается в метре от меня. Это расстояние уже выводит меня из без того хлипкого равновесия, что мне трудно продержаться естественной — без какого-либо напряжения. Дыхание прерывается.
— Мне не нравятся твои ночные прогулки. Ты в последнее время появляешься дома под утро и неизвестно где проводишь ночь. Немедленно прекрати это безобразие, Алиса.
Он кидает этот приказ мне в лицо уверенным и властным тоном. Внезапная потребность отстоять свои личные границы перерастает в вспыльчивость и взрывает мое шаткое повиновение. Я поднимаю подбородок выше, позволяя гордости вылезти наружу, а высвободившейся дерзости управлять мною. Я бы могла терпеть его бесконечные расспросы и придумывать ответы даже при том, что моя голова накрыта пеленой страха и все, о чем я думаю рядом с Джексоном — это о спасении и бегстве. Но я не способна проглатывать его стремление командовать мною и подчинять, дрессировать, как неспособную к самостоятельной жизнедеятельности инфузорию.
На смену страху пришла злость, которая наполнила весь мой организм в одно мгновение, и толкнула к той опасной черте, когда я отстаиваю свои личные границы перед тем, кому это не нравится, и кто в разы сильнее меня.
— А мне не нравится твой тон. Ты не в праве указывать мне, где быть и с кем быть. Во сколько и в каком виде! — не сдержавшись, выкрикнула я, сжав платье в тиски.
Джексон лишь вскидывает одну бровь, продолжая сохранять холодную невозмутимость на лице. Только такую реакцию он дал на мой защитный барьер и вызванные им негативные эмоции.
Он делает еще два небольших шага ко мне,
