ещё не успели сунуть сюда нос, и внутри было не многолюдно. Шла литургия. На длинных деревянных скамеечках сидела немногочисленная паства, пахло ладаном, воском и миррой. Падре читал на латыни строки из Евангелия хорошо поставленным голосом.
«Красиво», — подумал Лука и вместо искомого спокойствия увидел знакомые лица.
В кои-то веки ни с кем общаться не хотелось, как и быть замеченным, словно люди могли расспросами дотронуться до его боли и ещё сильнее её разбередить. Проклятая Хелена, как оказалось, разболтала на всю площадь, что он выиграл спор у Микеле, соблазнив русскую девицу. Луке отчаянно не хотелось, чтобы кто-то касался домыслами и масляными шутками Боккачины. Даже если она так далеко, в своей России…
Она не для него больше. Но и не для них уж точно.
Лука вздохнул, отошёл за колонну и присел на скамейку с краю. Вполуха слушая падре, он обвёл глазами давно знакомые фрески на стенах и вдруг обомлел: у ангела, изображенного возле Девы Марии было лицо Софи!
Дух перехватило. Лука подскочил и бросился к фреске. Не такая древняя, как остальные, но уже многократно отреставрированная, она представляла собой сцену из Благовещения: Архангел Гавриил, юная Мадонна в шёлковом платье и выглядывающие из облаков ангелы…
Лука моргнул и протёр глаза, решив, что достарадался до галлюцинаций. Но нет! Второй ангел слева без сомнения изображал Боккачину — те же светлые волосы, плавными волнами спускающиеся на плечи, тонкий, чуть вздернутый нос, голубые глаза и ресницы, как крылья мотыльков, и такой мягкий, округлый овал самого красивого на свете лица.
Лука смотрел, заворожённый, и само собой вспоминалось, как мама рассказывала об истории храма и этой фрески в целом: ангела рисовал иконописец с дочери городского главы, Вирджинии как-то там… Боргезе вроде бы… Она умерла вскоре после позирования от инфекционной болезни, которую в те времена не лечили. Умерла…
При мысли об этом Луку бросило в холод, а потом в жар. Мысли вспенились и хаотичной лавой рванули наружу: как он допустил то, что теперь ей там, в этой жуткой, холодной России плохо?! А вдруг с ней что-то случится? А он даже не узнает?! И пальцем о палец не ударит, чтобы ей стало хорошо?! Что же он, в самом деле подлец?
Снова волны жара и холода по телу. Лука поднял смартфон и совершил святотатство: сфотографировал фреску во время службы. А затем перекрестился с благодарностью, прочитал «Pater noster» [26], которую его бабушка заставила выучить ещё года в три, и вышел из собора обратно — в шум и раскалённый солнцем август.
Сердце стучало от волнения и внезапной радости — он понял, что делать! Наконец-то!
Три шага до ресторанчика, вайфай стал ловить. Лука сел за столик и уставился в смартфон, пролистывая результаты поиска. Подошла Вероника, пухлая, но строгая, как собравшаяся черстветь булочка на второй день после выпечки.
— Ну что, братец, на самом деле решил работать в отпуске или поумнел? Какие у тебя планы? Мне-то надо знать! Скажи что-нибудь, в конце концов! А лучше иди отдыхать, не мешайся!
Лука оторвался от страницы поиска, поднял на кузину глаза. Они светились.
— Планы? Замечательные планы! — и впервые за эти дни улыбнулся: — Я еду в Россию!
— С ума сошёл?! Там же медведи! — охнула Вероника.
— Да хоть тигры! — ещё шире улыбнулся Лука и запустил пятерню в кудрявые, блестящие на солнце смоляные волосы. Он уже чувствовал себя героем!
Чернокожий мальчишка лет семи, в одних шортах пробежал по площади, заставляя взлететь обленившихся голубей.
— А ты, я смотрю, и без меня неплохо управляешься, — добавил Лука. — Хочешь узурпировать власть на месяц? Хотя думаю, получится всего на недельку…
Вероника округлила глаза и тут же всплеснула руками.
— Энза, тётя Энза! Вы слышали, что сказал только что этот сумасшедший?! — вскрикнула кузина вошедшей владелице соседней сувенирной лавочки — как обычно в девять-тридцать, чтобы выпить свой капуччино с корицей. — Лука в Россию собрался!!!
— Когда?! — вытаращилась смуглая, полная, как переспевшая груша Энза, мгновенно выразив руками вдвое больше слов и значений.
— Когда? — приказным тоном потребовала Вероника от кузена.
— Да прямо сейчас! — заявил Лука. — Визу всего один день делают, я проверил.
Лицо у кузины вытянулось, Энза сказала, что любит коммунистов и Президента у русских.
А Луке так нравилась идея, что он уже видел Боккачину в своих объятиях, потом в самолёте с собой и дома перед мамой. Та наверняка обрадуется встретить живую копию ангела с фрески собора Сан Сиро!
Лука сиял и чувствовал зуд в пятках: хотелось бежать в визовый центр и в аэропорт, хоть и не надо было — всё решалось по интернету. Но нетерпение не спрашивает! Оно требует! И мысли мчались дальше, нанизываясь одна на одну, как чётки у падре.
Зачем нормальному человеку жить в России, если можно в Сан-Ремо? Безбедно, радуясь жизни и массе прекрасных людей вокруг? Если Хелену не считать.
И никто из вечно сующих в дела нос соседей слова не скажет, ведь если девушка — копия Вирджинии Боргезе, главы Сан-Ремо в каком-то там 1600-м году, значит, она уже итальянка! По ДНК, в конце концов! И, значит, они с ней несмотря на всю разницу культур должны друг друга понять! Обязательно поймут!
Лука встал и расправил широкие плечи с удовольствием, будто сбросил с них надоевший груз. И все женщины на террасе на него посмотрели…
Глава 29
Весть о том, что Лука Дельмаре едет в Россию, облетела площадь Сан Сиро гораздо быстрее откормленного голубя и сториз в инстаграме. Не удивительно — всё, что пахнет драмой, романтикой и комедией, тотчас будит живое воображение любого итальянца и заставляет говорить, участвовать, делать, лишь бы не пролететь мимо «театральной постановки». Хуже всего — что-то не знать! Так что поговорить обо всём, что касалось хотя бы вскользь данной новости, оказалось долгом чести каждого.
— Эй, Лука, я слышал, ты в Россию едешь, — сказал через минуту после того, как ресторан покинула Энза, долговязый Пьетро Монца из музыкального магазинчика за углом, длинноволосый, симпатичный, если бы не испорченные
