Потом было стыдно, и я перестала отвечать на его звонки. С тех пор прошло больше года. И вот теперь всё повторяется. Он прижал меня к стене, поцеловал, и я сдалась. Или моё тело сдалось, даже не знаю, как правильно выразить то, что меня одолевало в этот момент. Любовь, тоска или всё-таки чистая похоть.
Мы раздевали друг друга впопыхах, путаясь в застежках и едва ли не отдирая пуговицы и крючки от ткани. Я стонала, кусалась, когда он пытался меня целовать, а Федотов сжимал меня, крепко, наверняка, оставляя следы от своих пальцев на моих бедрах, спине, животе. А я ощущала невероятное облегчение от того, что прижималась к его телу. И, кажется, оргазм готов был наступить только от этого, от того, что он рядом со мной. Сжимает, гладит, теснее прижимает к себе. А потом то самое чувство, когда он врывается в меня, и я застонала ему в губы, в первый момент зажмурившись, а затем выпрямившись и выгнув спину, сидя на нем верхом. Мы наконец встретились взглядами. Ромка смотрел на меня с довольством и превосходством, его пальцы вцепились в мои бедра, потом одна ладонь легла на мой живот.
– Во время ужина дома у твоего отца, я смотрел на тебя и думал, что я с тобой сделаю.
Я шевельнула бедрами, потом ещё раз, и мы вместе зажмурились от удовольствия. Я закусила губу. В этот момент мне было всё равно, что он говорит. Я не вдумывалась в его слова. Меня уносило волной удовольствия, мои ногти чертили круги у Федотова на груди, путались в жестких волосках. Я делала один глубокий вдох за другим, пытаясь оттянуть оргазм.
– Ты бываешь жутко вредной девчонкой, ты знаешь? – продолжал он с насмешкой. – Ты меня специально злишь и доводишь. Сознайся.
– Заткнись, – попросила я. О чем, вообще, можно разговаривать в такой момент?
Ромка хрипло засмеялся. Притянул меня обратно к своей груди, крепко поцеловал в губы. Его пальцы впились в мои бедра, приподнимая, он начал двигаться быстрее, а я застонала громче. Попыталась приподняться на руках, а он меня обнял и снова прижал к своей груди, лишая меня возможности шевелиться. И двигался, двигался. Я тяжело дышала, уткнувшись носом в его шею, потом задрожала, вцепилась в его волосы. Ромка замер, давая мне передышку, тоже тяжело дышал. А сам гладил меня по спине. Гладил, гладил. Я лежала на нем, зная, что у меня всего несколько секунд прийти в себя. Я лежала на нём и думала о том, что люблю его. По-прежнему люблю.
И о том, что я, наверное, настоящая дура.
ГЛАВА 9
– И что? – спросил Федотов.
Я пожала плечами.
– Ничего.
Встала, подобрала своё бельё с пола. Ромка лежал, раскинувшись на постели, заложив руки за голову, и наблюдал за мной. Я на него всё-таки посмотрела, но мне лишь вздохнуть захотелось. Опять я сотворила глупость.
– Насть, я хотел с тобой поговорить.
– А мы разве не поговорили? – Я спряталась за дверью ванной комнаты. Посмотрела в зеркало на свою раскрасневшуюся физиономию. Щёки горят, глаза горят, даже уши пылают. Ну, вот что мне с собой делать?
– Ты говорила. А меня ты совсем не хочешь слушать.
– Я знаю, что ты скажешь. И в этот раз ты меня не удивил.
– Ты злая, – обвинил он, правда, без злости.
Я усмехнулась, глядя своему отражению в глаза. А Федотову сказала:
– Пусть.
Я надела белье, собрала волосы в узел. Из ванной вышла, Ромка уже сидел, привалившись спиной к стене, руки на груди сложил. Я вышла, и он на меня уставился.
– И что? – повторил он свой риторический вопрос. – Тебе кажется это нормальным?
– Что?
– Ну, спать со мной, потом одеваться и убегать.
Я наклонилась за платьем.
– Я сплю с тобой, Федотов, без преувеличения, раз в год. И не сбегаю после, а скрываюсь с места преступления.
– Подумать только, – протянул он насмешливо. Потом позвал: – Насть, иди ко мне.
Мои руки, застёгивающие пуговицы на блузке застыли, я снова на Ромку посмотрела. С сожалением. И честно сказала:
– Не хочу.
Он разозлился. Я видела, как сжались его скулы, как сдвинулись брови, я услышала, как Федотов недовольно засопел, а затем рывком поднялся с кровати. Сдернул с кресла шорты и влез в них. Я наблюдала за ним с осторожностью. Решила, что уйти в молчании всё равно не смогу, поэтому проговорила:
– Рома, ты можешь злиться и обижаться на меня, но я не могу так больше жить. Мы говорили с тобой об этом десятки раз. Не могу, не хочу. Поэтому и прошу: не мучай меня.
– Да, да, я помню. Ты пытаешься жить дальше! – пафосно произнес он.
– Пытаюсь, – согласилась я. И заметила: – Ты же живешь без меня, отлично живешь.
– Неправда, – попытался возразить он.
– Не ври, пожалуйста.
Я собиралась выйти из спальни, но Федотов преградил мне путь. Рук не тянул, не хватал меня, просто встал на пути.
– Насть, а, может, это и есть любовь? Когда могу без тебя, может быть, даже отлично могу, но хочу с тобой.
У меня в горле защипало. Я осторожно сглотнула.
– А я, Ром, не могу с тобой, когда ты всё отлично можешь без меня. И мне кажется, что мы с тобой не сможем найти компромисс. Не получается у нас.
– Ты просто упрямая, – обвинил он меня.
– А ты непробиваемый, – не осталась я в долгу. Аккуратно его обогнула и из комнаты вышла. Бегом спустилась по широким деревянным ступеням на первый этаж. Федотов шёл за мной, но не догонял.
– Меня в город отвезут?
– Если хочешь, – отозвался он равнодушным тоном.
Он злился на меня, всерьёз разозлился, на этот раз сомнений в этом быть не могло. И на душе от этого у меня было невероятно тяжело. Каждый раз, когда Ромка на меня злился, я начинала чувствовать себя виноватой. Понимала, что моей вины в происходящем, по сути, нет, но чувствовала себя предательницей по отношению к нему. Это же Федотов, которого я всегда любила, заботилась о нём, о его спокойствии и душевном равновесии, моя обязанность была, его поддерживать и выслушивать. Ему это было необходимо, в силу неугомонного и возмутительно неприятного характера. И вдруг я его не понимаю, не принимаю, ухожу, бросаю… Он смотрел на меня с обвинением, и во мне тут же просыпалось чувство вины, но я старательно его в себе давила. Как только смогла задавить достаточно, так и ушла, уехала к матери. Но от привычки чувствовать себя виноватой перед ним, до сих пор избавиться не могла.
– Настя. – Он поймал меня за руку. Я остановилась, повернулась к нему, посмотрела в лицо. Его пальцы сжимали мой локоть, а взгляд был настойчивым. – Если ты уйдешь сейчас, – начал Роман Юрьевич, и в его голосе прозвучала откровенная угроза. Я молчала, ждала продолжения. – Если ты уйдешь, больше ничего не будет. Я тоже устал… Уговаривать тебя устал.
Я несколько секунд обдумывала его слова. Секунд десять, не меньше. После чего попыталась расцепить его пальцы. Сердце глухо и тяжело стучало в груди. Как-то по-особенному безнадежно, гулко, будто в пустоте.
– У меня и так ничего нет, Ром. Рядом с тобой у меня ничего нет. – Я коснулась рукой его плеча, печально улыбнулась. – А у тебя, милый, есть деньги. И ты можешь позволить себе всё, что захочешь. Разве это не скрашивает твою жизнь?
Когда я вышла, Федотов захлопнул за мной дверь. Громко, со злостью. Такое, точно, было впервые. Я внутренне сжалась, даже обернуться не посмела. Спускалась по ступеням крыльца, какая-то испуганная, в растрепанных чувствах. Дошла до машины и остановилась в растерянности. Но не прошло и полминуты, как из гаража ко мне поспешил мужчина, что привез меня сюда.
– Анастасия Родионовна, отвезти вас в город?
– Да, – пробормотала я. – Была бы очень благодарна.
Мужчина открыл для меня заднюю дверь, я всё-таки оглянулась на дом, Федотова ни в одном окне не увидела, входная дверь была наглухо закрыта, и я, вздохнув про себя, поспешила сесть в автомобиль.
– Дорогая, где ты пропадала весь день? – Бабушка встретила меня в холле, тут же уцепила меня за локоть и повела в гостиную. – Я просила Олесю тебе позвонить, а она сказала, что у тебя телефон выключен.
