но это же в прошлом.
— Без прошлого нет будущего.
Лиля долго на меня смотрит, будто ищет во мне спасения. Обижается, хмурится за то, что я не помогаю ей. А потом кидается, будто маленькая, не кусачая, но шумная собачка.
— Из вашего разговора с братом я поняла, что в деле замешана какая-то студентка! Не верю в это! Скорее всего, Макар шутит, не так ли, Роман Романович?!
Метнув в неё быстрый взгляд, удивляюсь ещё больше. Это что же? Выходит, Лиля пытается меня шантажировать? Прохожу мимо, а она не к месту хватает меня за локоть.
— Вернемся к столу, Лиля. — Как можно аккуратнее вытягиваю руку.
Немыслимая дерзость.
* * *
Лилю я провожать домой не стал. Когда мы вернулись в зал ресторана, ещё немного посидев за столом для проформы, я впервые в жизни поступил некрасиво. Вызвал для неё такси и усадил на заднее как дурной и недостаточно воспитанный кавалер.
Она, конечно же, была шокирована. Мне же до её реакции не было никакого дела. Не скажу, что я очень расстроился после её слов, скорее почувствовал сожаление о потере времени. И… облегчение. Ну влюбился я в свою студентку, ну что же теперь — с меня кожу живьём содрать? Видит бог, пытался наладить нормальные, правильные отношения, только не нужен мне никто, кроме моей шальной, слегка помешанной девчонки.
Еду за рулём и много думаю. Корю себя, что не справился о Наташином здоровье, хотя переживал. Что не позвонил и не выслушал её рассказ ещё раз. Что доставал на парах, даже понимая — влюбленной девочке и так тяжело. Что был жутким эгоистом и думал только о своём благополучии. А главное, решил, что она не имеет права на ошибку, на дикий необдуманный поступок. Чем я лучше? В итоге бросил её одну.
По дороге домой встаю в жуткую пробку. И вроде бы никуда не спешу, но раздражает жутко. Разглядываю капот впередистоящей машины и размышляю о жизни.
К черту эти правила. Кому они нужны, если мы оба несчастны? Я же вижу, что девочка страдает. Шокированный её поступком, наговорил всякого, а теперь понимаю — вел себя как слепой глупец.
Ну и пусть она начудила, так ради меня же. Хотела быть именно со мной. Вон Лиля уехала отдыхать в одиночку, и сразу же трусы с пятой точки слетели, а ведь казалась такой идеальной и безгрешной. Кто из нас не совершает ошибок? Тот, кто и не живёт вовсе.
Не могу сосредоточиться на вождении. Как же я скучаю по её сладкому, клубничному запаху. И по отменному чувству юмора, и по пустой болтовне. По тому, как забавно Наташа лупит глаза и удивляется всему, что я ей рассказываю. Как чешет нос, не зная варианта ответа. И на каждую мою реплику всегда находит милый и абсолютно бессмысленный комментарий. Не хватает её смс, порой таких глупых, а иногда распущенных и горячих, творящих из меня полного идиота.
Признайся уже, Заболоцкий, пару у её группы ждал, в толпе студентов её выискивал. Сердце зашлось в истерике, когда увидел её такую несчастную и грустную.
Все эти дни не мог нормально работать, думал, совесть мучила, а ведь очевидно, что скучал по ней как глупый, никчëмный дурак.
А что Лиля? Даже без чистосердечного признания уже неинтересна, затмила её восемнадцатилетняя девчонка. Улыбкой своей и глазами огромными.
Вот например, сегодня, совершенно не помня себя, специально ходил по коридорам, будто искал с ней встречи. Ожидание ранило ещё сильнее. А я ведь, когда она болела, к дому её ездил, в окнах высматривал. И стоило за шторой силуэту с носовым платком в руке появиться, немного отпустило, успокоился. Ругал себя за слабость характера, а сам радовался, что раз ходит, значит, не всё так плохо.
А когда после пары остановил её в аудитории, приказав задержаться, думал, сердце в клочки разорвется. Видел только её и даже внимания не обратил, остался кто-то в кабинете или же все студенты покинули помещение. А потом она так разговаривать стала, будто мы кровные враги, всё внутри похолодело. Но всё равно захотелось протянуть руку и взять её пальцы в свои ладони, сказать, что не могу я тебя, дурочку, забыть, не получается. Но струсил, смалодушничал и велел идти, хотя хотелось заорать: «Стой».
Лиля сама меня в ресторан позвала. Ещё и выказала желание брата моего видеть. А я тот равнодушный Наташин взгляд пережить не мог, сдуру согласился. Плевать мне было, куда и с кем идти, хоть бы немного отвлечься.
Ну разве не правду говорят, что сердцу не прикажешь?
Хочется с ней как в рекламном баннере — чтобы всё и сразу. И просто бы обняться, переплести наши ноги и руки и так пролежать кучу времени, пока всё тело не онемеет. От воспоминаний кидает в жар, а ещё появляется откуда-то взявшаяся, почти художественная фантазия. Стоя в пробке, под звуки надоевшей радиостанции, я буквально вижу, как Наташа лежит на моей белоснежной постели в своем невинном розовом комплекте. Она не ждёт меня, прогоняет, просит, чтобы проваливал. Гонит своими любимыми плебейскими словечками, которые почему-то всё равно её красят.
И я в своем воображении прихожу к ней с алой розой, глажу её цветком, веду бутоном от стопы к бедру, по внутренней стороне ноги, а она сильно-сильно жмурится, будто и не знает, кто это. Протестует, не желая открывать глаз.
Веду бутоном по развилке прикрытой трусиками, по нежному животику. Идиот, я же с ума по ней схожу! Сдалась мне эта Женщина-кошка! Никогда себе не прощу того, что наговорил ей в машине. Не могу без неё, всё это кипит внутри меня, разгорается.
Выше веду, алым сочным бутоном к груди, покрытой нежным бюстгальтером с бантиками. А она губы сжала и глаз не открывает, только жмурится, молча, сильно, с обидой. И когда я очерчиваю бутоном розы, такой же красивой, как она сама, контур её лица, Наташа вздыхает. Провожу цветком по носу и губам. Это поэтично и одновременно заводит нас обоих, но, устав от прелюдии, откидываю розу в сторону, наклоняюсь и целую. Тяну сладкие клубничные губы своими, ласкаю языком, аж задыхаясь. Целуемся жарко, вкусно, глубоко, но она не открывает глаз. Не хочет. Не простила. Всё ещё дуется. Не могу сдержаться и протискиваю руку под чашку лифчика.
Откидываю надоедливую сбрую туда же, куда полетела роза — под кровать, в сторону. Снова целую нежно губы и глажу карамельные соски.
Каким же умственно отсталым надо
