В палату постучали, дверь осторожно приоткрылась.
– Приве-е-ет!!! – радостно протянул Обнаров и вошел внутрь.
На нем был белый халат, надетый поверх футболки и джинсов, на ногах поверх обуви ядовито-голубые бахилы. Он бегло осмотрелся.
– Хорошая палата. Молодец Сабуров. Как ты, Таечка? Чего грустная? Рассказывай!
Он поставил пакеты с фруктами и поцеловал в щеку жену.
– Как ты себя чувствуешь?
Тая молчала. Она по-прежнему сосредоточенно следила за солнечными зайчиками на противоположной стене.
Обнаров осторожно погладил ее по щеке, поцеловал в краешек губ.
– Ты сегодня очень хорошо выглядишь. Как ты спала?
Жена молчала.
Он взял ее руку, легонько сжал, погладил пальчики.
– Таечка. потерпи еще пару дней. Сабуров сказал, что тебе будет много лучше. Ты будешь гулять. Пойдем с тобой в парк. Ты знаешь, оказывается у этой клиники очень неплохой парк. Помнишь Елисейские поля и совершенно удивительные парки? Мы с тобою бродили, взявшись за руки, наслаждались поздними цветами, счастливые до неприличия!В ее глазах заблестели слезы.
– А у нас банальная жара, – он тут же переключился на другую тему. – Город стоит. На МКАДе, у Рублевки, опять пробка. Сорок минут простоял. Сколько раз говорю себе, не езди через запад, все без толку. Хочешь сэкономить десяток километров, а на деле теряешь два часа… Как в такую погоду хочется на наш «необитаемый остров»! Привезу вас домой, и вместе поедем. Егорке надо…
– Прекрати! – взорвалась она. – Хватит!!! Я не могу этот бред слушать!!!
Тая закрыла лицо руками, отвернулась.
– Стоп! Что случилось? Таечка, милая моя, поговори со мной. Ты же знаешь, что мне ты можешь рассказать абсолютно все. Тебя кто-то обидел? Ну, повернись ко мне, хорошая моя, умница моя! Ты же мне такого сына замечательного родила! Ты просто героиня! Я горжусь тобой. Расскажи мне, что тебя беспокоит? Что приключилось такое страшное? – он присел на краешек кровати, склонился над ней, поцеловал.
Тая ухватилась за воротник его халата, притянула мужа к себе и, уткнувшись в его грудь, заплакала. Она плакала горько, навзрыд, и он не знал, как это прекратить. Нет, это был не каприз, навеянный прописанными уколами. Что-то случилось. Он это чувствовал. Обнаров молча гладил жену по голове, по побелевшим от напряжения рукам и не смел что-либо сказать.
– Егорушку… Егорушку мне… не дают… – всхлипывая, едва переводя зашедшееся дыхание, выговорила она. – Грудью кормить запретили. У меня же молока – море! Почему, Костя? Что они делают? Так же нельзя! Это бесчеловечно! Они говорят, что я еще слабая. Если они думают, что я сыночка уроню, пусть дадут мне бутылочки, я буду молоко сцеживать, я буду из соски его кормить. Костя, они его унесли и не дают мне! Не дают!!! – и Тая опять заплакала, в голос.
Усилием воли Обнаров подавил тяжелый вздох, крепко обнял жену, погладил по голове.
– Что ты ревешь, рева-корова? Сразу не могла мне сказать? Я сейчас пойду к доктору и все выясню. Перестань плакать. Если эти перестраховщики решили таким образом тебя «поберечь», я от этой больницы камня на камне не оставлю. Все! Все! Тая, успокаивайся! – он легонько тряхнул ее за плечи, отстранил, заботливо поправил подушки, водой из графина намочил край полотенца, подал. – Давай-ка, вытирай нос. Чтобы к моему возвращению была вновь хорошенькой! – строго добавил он.
Обнаров шел по коридору к кабинету Сабурова, и его не покидало ощущение, что вчерашний день еще не окончился, а тянется, тянется, тянется, выматывая последние силы и нервы.
Вот и кабинет № 26. Он постоял перед дверью, потом, точно собравшись с силами, постучал.
– Входите, входите! – раздался ободряющий голос Сабурова.
«Черт бы побрал эти больницы!» – раздраженно подумал Обнаров и толкнул дверь.
Склонившись к столу, обхватив голову руками, Обнаров сидел так уже минут пять. «Ну, почему? Почему? Почему? Почему?!» – билось, ударяло в виски. Он крепко зажмурил глаза, он до скрежета сжал зубы. Чувство какой-то чудовищной несправедливости полынной отравой разлилось внутри и жгло, терзало, разъедало, уничтожало то доброе и радостное, что еще утром жило в нем. Он запустил пальцы в волосы, до хруста сжал. Из груди вырвался какой-то звериный хрип. Злоба, лютая, черная накатила, сломала.
– Будь ты проклят!!! – прошипел Обнаров и врезал кулаком по столу.
– Выпейте. Это спирт. Это конфеты. Выпейте.
Сабуров закрыл двухсотграммовую бутылку со спиртом серой резиновой пробкой, убрал в шкафчик и сел рядом с Обнаровым.
– Константин Сергеевич, вашу жену вчера обследовал гематолог. Выявлена анемия. Очень часто анемия является одним из первых проявлений лейкоза. К тому же число лейкоцитов в крови вашей супруги повышено, правда, не значительно, но повышено. Есть незначительное снижение количества тромбоцитов. На рентгенограмме фиксируется увеличение лимфоузлов средостения. По данным УЗИ-исследования незначительно, но увеличены забрюшинные узлы. Я смотрел анализы крови вашей супруги по районной женской консультации. Перечисленные мною показатели изменяются во временной прогрессии, то есть становятся хуже. К тому же в последнее время районному гинекологу она неоднократно высказывала на приеме жалобы на слабость, снижение аппетита, потливость, недомогание, повышение температуры неправильного типа, боли в суставах, появление обширных синяков после незначительных травм. Я направил в горздравотдел письмо об упущениях медперсонала районной клиники по ведению беременности вашей супруги. Поскольку картина объективно характерна для начальной стадии лейкоза, консилиум сегодня утром счел необходимым выставить под вопросом этот диагноз вашей супруге. Все анализы мы уже передали в лабораторию функциональной морфологии гемобластозов Гематологического научного центра Российской академии медицинских наук. Завтра будут результаты. До снятия диагноза кормить ребенка грудью нельзя.
Обнаров отодвинул спирт и коробку с конфетами, оперся локтями о стол, коснулся лбом сцепленных пальцев. Сердце тяжело било в виски. Несмотря на правильно настроенный кондиционер, ему было жарко. По спине противными змейками струился пот.
– Доктор, вы сказали, что лейкозы – это онкология. Я правильно понял?
– Если это подтвержденный диагноз.
– Откуда берется эта дрянь?
– Ах, дорогой мой Константин Сергеевич, если б я знал! – вздохнул Сабуров и сдавил своей тяжелой волосатой рукой плечо Обнарова. – Возникает эта, как вы сказали «дрянь», в костном мозге в результате мутации стволовой клетки крови. Как следствие – потеря потомками такой, мутировавшей, клетки способности к развитию до зрелой клетки крови. По статистике, ежегодно регистрируется около 35 новых случаев острых лейкозов на миллион населения.
