Подышал.
Ну что же он делает со мной?! Я не могу так! У меня сĸоро ĸончится последний мешоĸ оптимизма и разразится истериĸа. Господи, ĸаĸой он глупый, мой умный, образованный дипломат! Совсем дурачок! Муж, который вообще не муж… Остановись мгновение!
Нити из бус раздвинули смуглые руки и показалась забавная, картошечноносая физиономия незнакомого парнишки. Он что-то пропел Ρафу, тот ответил. И мы пошли, красивые,торжественные, с дипломатической осанкой, неизвестно куда. Медаль за худшую в мире свадьбу была у нас в руках.
Где-то я слышала, что настоящий момент никогда не бывает следующим моментом, он всегда настоящий, как мгновение без конца. И это мгновение останавливаться не желало. Не в моём случае. Кто знает, может, это даже хорошо…
ГЛАВΑ 25
Раф сел рядом со мной в авто,дал распоряжения водителю. И вновь замелькал за окнами празднично-огоньковый Исфахан. Я уже смирилась со всем, что происходит,и даже с нелюбовью, но Раф вдруг забрал мою руку себе. Без слов и разрешений, взял и не отпустил. Как тогда, в колымаге, везущей нас в Биджар.
Раф то проводил вдруг пальцем по моей ладони, будто случайно,то касался мягко,так что у меня мурашки пробегали по всему телу. Во мне заискрилась надежда – это было что угодно, но не равнодушие! Я всматривалась в Рафаэля, а он смотрел вперёд. Задумчивый, сосредоточенный, и только тепло его руки, лёгкое касание пальцев говорило, что он здесь, со мной. Но зато как говорило!
Когда наш автомобиль пополз в гору по живописно обложенной каменной кладкой улице, Раф отвлёкся от дороги и сказал:
– Здесь мы будем просто мы, почти мы: я – Ρафаэль Гарсия-Гомес,дипломат, но не бывший, а просто в отпуске; ты – моя жена. У нас с тобой медовый месяц, мы путешествуем. Завтра мы должны лететь в Дубай.
– В Дубай? – поразилась я. – Ладно.
– Да. Вся семья Фариз хорошо и с удовольствием говорит на английском, но сын немного знает русский. При нём нельзя сказать лишнего.
– Как я должна себя вести?
– Будь собой, – улыбнулся Раф. – Мы странные русские, носители ценной экзотики в полузакрытой стране. А они – богачи, стремящиеся выглядеть европейцами по мере возможности, с другой стороны пытающиеся доказать, что в Иране всё самое лучшее.
– Понятно. А что за приём? Расскажи хоть немного…
– Просто дружеский ужин. Нас пригласили мои старые знакомые.
– Οт ужина я бы не отказалась…
Тем временем мы проехали живописный парк с деревьями, не утратившими свою листву, несмотря на зиму. Автомобиль свернул на дорожку, ведущую к удивительному белому зданию на возвышении, с двумя воздушными белыми башенками по бокам и арочным фасадом по центру, украшенным кремово-золотой мозаикой и стремящимися ввысь окнами. В подсветке внешних ламп дом переливался светом, словно материализовавшийся из сказки дворец. Я ахнула:
– Боже, какой красивый музей!
Но автомобиль направился прямо на него, перед нами начали медленно открываться кованые автоматические ворота. Раф небрежно ответил:
– Это не музей. Это дом Фаризов. Мы приехали.
Мне ничего не оставалось, как выдохнуть своё изумление шуткой:
– Впечатляюще. Ну значит, там наверняка должны быть джинны, танцовщицы из гарема и ковёр-самолёт.
– На последний я как раз и надеюсь, – бросил Раф и выскользнул из салона.
Забрал с переднего сиденья коробку и подал по обыкновению мне руку. Я, кажется, начинаю привыкать к такому обходительному обращению. Так недолго и принцессой себя почувствовать, пусть и гонимой. Изгнали же иранцы в семидесятых собственного шаха и царицу вместе с ним…
Широкую парадную лестницу окаймляли стриженные аккуратными пирамидами кусты, шары самшита и каменные вазоны. Немолодой слуга в красном сюртуке с золотыми позументами, чёрных брюках и белых перчатках, которому не хватало разве что фески или тюрбана с пером, чтобы выглядеть еще более экзотично, распахнул дворцовые двери. Перед нами открылся холл, которому позавидовали бы пятизвёздочные отели, а Гарун-аль-Ρашид не побрезговал бы. Мраморный пол, выложенный орнаментом персидского ковра, стены, отороченные плетёными золотыми плинтусами.
Сверкающая полированным камнем лестница с перилами из бронзы выглядела настоящим шедевром художественной ковки. За ней, справа, были расставлены вдоль стен кожаные диваны цвета слоновой кости и вишнёвой пенки, перед ними пара затейливых столиков из чёрного дерева с инкрустацией из перламутра.
Однако всё внимание вошедших привлекал массивный многоярусный фонтан, нижняя часть которого была усажена самыми причудливыми суккулентами, а верхняя представляла собой широкую вазу на высокой ножке,из которой плескалась бодрыми струями вода в центральный бассейн. Пальмы в чёрных гранитных кадках у дверей и окон, стояли, как часовые. Слева от них в трёх шоколадных с золотом нишах громоздкие арабские вазы с покрытыми лаком кручёными тонкими ветвями неизвестных мне деревьев.
Люстра, достойная Большого театра, свисала с десятиметрового потолка, освещая всё это по-восточному вычурное великолепие. Пространство было настолько огромным, что по залу вполне можно было пускать мини-вертолёты, не боясь, что они столкнутся друг с другом. Ехидный гном в голове констатировал: «Бомж, да? А вот такие у бомжей друзья. Вам, не-бомжам-предпринимателям и не снилось». Это да…
– Доктор Фариз вас ожидает, – сказал по-английски швейцар.
И одновременно с этим на лестницу со второго этажа выскочил черноволосый мужчина лет сорока. Был он крепко, немного непропорционально сложен, среднего роста, с крупным, залихватским носом, с аккуратными усами, в светском тёмном костюме и до неприличия блестящих чёрных лаковых туфлях.
– О, мой друг, Рафаэль! – вскричал он громко и пустился безо всяких обиняков живо сбегать к нам навстречу. – Хвала Аллаху, ты нашёл дорогу к моему дому!
– Как я мог, приехав в Исфахан, не навестить моего хорошего друга? – улыбнулся Раф,и я поняла, что он немного кривит душой.
Сама этому удивилась: всего несколько дней рядом, а я уже улавливаю в нём такие нюансы!
Χозяин дворца подскочил к нам,и последовали такие жаркие объятия, что я испугалась, не сломает ли доктор Фариз моему любимому рёбра.
– И всё-таки ты нехороший человек, Рафаэль, я был в Москве прошлым летом, не нашёл тебя! Ты пропал, как под землю!
– Прости, почтенный друг, дела, – развёл руками Раф. Наконец, освобождённый от объятий иранского богатыря с чуть подёрнутыми сединой висками он повернулся ко мне. – Но вот я здесь, дорогой доктор Мехди. И не один. Позволь представить… – взгляд на меня, серьёзный, глубокий и совсем не лживый, – моя жена, Люба, Любовь Гарсия-Гомес.
От этого сочетания имён мурашки вновь побежали по моей коже, и отчаянно захотелось, чтобы всё это не было
