интересы дам.
– О да, у нас в Москве сейчас холодно, очень, минус двадцать. Да, выживаем, машины заводятся… Привыкли. Иран мне очень понравился, великолепная природа, памятники старины, самобытная культура, замечательные люди… Исфахан прекрасен!
И так далее. Хорошее говорить всегда приятно, особенно, если лишь его от тебя и хотят услышать.
Я мельком взглянула на Рафа. Он вёл себя непринуждённо и с таким достоинством, словно тоже учился в Гарварде, а не в нашей Ярославской школе, и в Букингемский дворец дверь ногой открывал… Я почувствовала за него гордость, и окрылённая ею, ответила на вопрос Сорайи тоже не без удовлетворения собой:
– Да, я работаю. В России у меня свой бизнес. Я занимаюсь молочной продукцией.
– Как интересно! Мистер Рафаэль не против вашего дела? – глаза девушки загорелись, словно я говорила о чём-то необычном.
– Нет, он даже готов мне помогать по мере сил, – почти не соврала я, вспоминая свои самые лучшие на свете сырки. Жаль, если мой бизнес прогорит… Хотя вдруг нам удастся поскорее вернуться в Москву и вырулить? Я добавила: – Я выпускаю очень вкусные творожные сырки. Очень бы хотелось вас угостить, жаль, что товар скоропортящийся, довезти не удалось…
– А у нас такого продукта нет. Разве нельзя его отправить холодильником, в контейнере? – любопытствовала Сорайя. – Я мечтаю о бизнесе, а муж моей подруги тоже занимается продуктами. Но папа считает, что сначала я должна выйти замуж…
Ой, а что если?! Дерзкую мысль о развитии бизнеса на Ближнем Востоке в моей голове тотчас прервал набат внутреннего голоса, напомнивший о преследовании и об иранских спецслужбах. Α жаль, было бы прикольно «Творожным солнышком» иранцев угостить! Я отметила, что за сегодняшний длинный день в моей голове само собой произошло разделение на жителей этой страны, во всех отношениях приятных людей, и контрразведку, полицию, военных, как отдельную злобную силу, которая хочет меня поймать и… повесить. Нет, лучше не думать об этом! Замороженная от страха статуя ничем не поможет Рафаэлю и его плану, каким бы он ни был. Улыбаемся и машем…
Сорайя изъявила желание сыграть перед ужином нам на рояле.
Вдруг швейцар объявил:
– Подполковник Фарух Боньяди!
Двери распахнулись,и в гостиную вошёл высокий суровый человек в военной форме.
Моё сердце подпрыгнуло и сжалось. О Боже, кто это? Зачем он здесь? Вдруг нас выдали? Или отследили по камерам? Где моя паранджа?!
Я покрылась холодным потом и повернулась к Сорайе так, чтобы военный не видел моего лица. С трудом выдавила улыбку:
– Сорайя, милая, сыграйте же! Обожаю рояли, пианино и даже клавесин! Я прошу вас!
Вслед за полковником в гостиную залу вошли ещё двое молодых офицеров, вызвав у меня приступ паники.
«Я – актриса, я прекрасная актриса! Я всё смогу! Это Раф сказал, значит,так оно и есть!» – твердила я себе, всё глубже прячась за бронь вежливой улыбки. За ней, как за потайной дверью в библиотеке, Я настоящая, испуганная до дрожи, летела вверх тормашками вглубь тёмного колодца и готова была кричать от ужаса. Но упав на мягкое, словно из мха, дно, задержалась, вздохнула и выглянула будто в перископ из маски. Жить захотелось, дышать полной грудью, наполнить её воздухом аж до боли под рёбрами! Мир вокруг мгновенно стал ярче, словно еще немного – он вспыхнет, погаснет,и всё… Моя голова закружилась.
Ничего не подозревающая Сорайя повела нас к лоснящемуся в свете люстр полированному роялю, застывшему, словно ворон с поднятым крылом, в другом краю гостиной.
Несмотря на то, что в этом «просвещённом» доме не было разделения на мужскую половину и женскую, дела представительниц слабого пола, к счастью, мужчин не интересовали. Более того, в гостиной непомерных размеров, где можно было бы устраивать балы и гонять на велосипедах, сама собой возникла невидимая стена между мужчинами и их серьёзными разговорами и женщинами с их толками «ни о чём».
Военные направились не ко мне, а в противоположную сторону.
Спиной ощущая опасность, я слепо шла за дочерью хозяина дома,теперь расколовшись надвое и думая лишь об одном: а Раф? Они знают его в лицо? Знают, что он связан со мной? В висках стучало, ладони увлажнились. Я сунула руку в карман, нащупала свой жалкий болтик. Разве это оружие? Но сжала его в пальцах, молясь, как безумная.
Сорайя открыла крышку над клавишами. Женщины расселись на кресла и стулья возле рояля. Я тоже. Полубоком, чтобы видеть, что происходит в другом краю гостиной. И вдруг военные окружили Рафа. Я напрягла слух, скосила глаза до рези. Раф сдержанно улыбнулся, что-то сказал.
До меня долетели неизвестные фразы на фарси. Чёртов язык! Чёртова я – ничего не понимаю! Бёдра искололись иголочками – хотелось вскочить, несмотря на жгучее желание жить, броситься туда, заслонить Рафаэля собой, крикнуть: «Я! Вам нуҗна я! Забирайте!» Но вдруг я так его подставлю?! Вдруг только моё лицо есть у контрразведки?!
Моя душа заметалась, как птица по клетке.
Сорайя заиграла Рахманинова, видимо желая покорить российскую гостью. Но всё моё внимание было возле Рафа, я едва слышала звуки рояля и умирала от тревоги. И вдруг хозяин дома и военные куда-то повели Рафа. Он не сопротивлялся, шёл спокойно, словно по собственной воле. Помедлив, другие гости направились за ними с выражением нездорового любопытства на лицах. Чуть повернув голову у выхода из гостиной, Раф взглянул на меня, расправил плечи, медленно опустил ресницы, словно призывая не волноваться, улыбнулся. Но как же?! Я вцепилась пальцами в подлокотник и спросила у госпожи Фарах, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик:
– Куда они пошли?! Куда они повели Ρафаэля?!
Та рассмеялась в ответ на моё напряжение:
– Ах, узнаю новобрачных! Это так мило! Боитесь, что вашего мужа похитят? Не волнуйтесь, милая ханум Люба, у мужчин всегда есть свои вопросы, которые они считают важнее наших с вами. Даже у таких влюблённых, как господин Гарсия-Гомес. Я наблюдаю за вами, его глаза постоянно касаются вас, дорогая. Это очаровательно!
Влюблён ли Раф в меня или нет, волновало меня теперь меньше всего,и я мотнула головой:
– Но…
Сорайя прервала игру, расстроенно перебив меня:
– Вы не слушаете! И мистер Рафаэль тоже… Наверняка они опять ушли в спортивный зал.
Я глотнула воздуха.
– Зачем в спортивный зал?
– Драться, – сказала, надув губки, Сорайя.
Я подумала, что ослышалась.
– Как драться?! Ваш отец?! А господа офицеры?
– Туда же. Папа и господин Боньяди – ярые
