лишь игрой. Мои пальцы скользнули в карман, и от волнения сдавили болтик на нитке – тот самый. Странно, но сделанный из невозможного в самых невозможных обстоятельствах он дарил мне уверенность. Я немного расслабилась, и улыбка сама собой расплылась на моём лице.
Иранец поприветствовал меня и сказал Рафу:
– Мой дорогой друг, я рад, что ты разыскал для своей сокровищницы такую чудесную чёрную жемчужину! Аллах велик и щедр!
– Благодарю вас, доктор Фариз! – сказала я. – Большая честь для меня познакомиться с вами лично.
Из высоченных дверей на первом этаже вышли две женщины: девочка лет семнадцати и вторая постарше, видимо супруга господина Фариза. Обе они выглядели совершенно по-европейски: на девочке современное платье, едва прикрывающее колени, совсем открытые руки, украшенные стильными браслетами, на ногах лодочки, модная укладка на высветленных волосах и ни намёка на платок. Старшая была одета в бирюзовый брючный костюм с массивным украшением на груди в виде золотых звёзд, усыпанных бриллиантами. Кажется, настоящими… Она напоминала Софи Лорен подчёркнутой женственностью фигуры, большим ртом и точёными чертами лица. Синеглазая, темноволосая и светлокожая, она плыла на высоченных шпильках, ничем не похожая на иранок, которых мне довелось видеть за этот долгий день путешествия. Это была истинная леди, знающая толк в драгоценностях и стиле.
Я мысленно поблагодарила Рафа за поход в подпольный бутик и восхитилась его предусмотрительностью. Я кожей ощутила недостаток драгоценностей на себе, но решила списать его на российскую экзотичность.
– Называйте меня просто доктор Мехди. И вы можете снять платок, Люба, – сказал мне хозяин с широкой улыбкой. – Буду рад, если вы почувствуете себя здесь, как дома. Я имею в виду, в России. Никаких лишних правил.
– Спасибо.
Расписной платок с принтами от Роберто Кавалли скользнул мне на плечи. С гостеприимными улыбками обе женщины подошли к нам. Ρаф галантно поприветствовал их и вновь сказал это, взяв меня под руку:
– Госпожа Фарах и мисс Сорайя, позвольте представить вам с большой радостью мою жену, миссис Любовь Гарсия-Гомес, Любу. – И вдруг взглянул на меня с такой неподдельной любовью и даже гордостью, что я ответила ему тем же, вмиг позабыв о приличиях и этикете.
Дворец, прекраснодушные иранцы, всё это было замечательно, но как же хотелось остаться с Рафом вдвоём. Особенно, когда он так смотрит!
Госпожа Фарах протянула мне руку с достоинством королевы. Юная Сорайя воскликнула с детской непосредственностью:
– Добро пожаловать, леди, мистер Рафаэль! У нас тысячу лет не было интересных гостей! Одни и те же лица, и тут такой сюрприз! Ах, господин Рафаэль, вы совсем позабыли нас! А какой у вас чудесный нос, миссис Люба!
– Да, маленькая мисс, зато вы совершенно изменились за эти четыре года, – мягко улыбнулся Раф. – Я вас помню ребёнком, а теперь вы уже невеста.
– О нėт, я еще не хочу замуж! – кокетливо засмеялась девушка. – Сначала закончу Гарвард.
– Одно другому не помеха, – весело заметил доктор Мехди и вновь приобнял Рафа. – Честное слово, я заждался тебя, друг мой!
– Надеюсь, мы не позволили себе опоздать? – произнёс Раф.
– Сегодня нет, но четыре года мне совершенно тебя не хватало! – сообщил доктор Мехди.
– Это взаимно, – кивнул Раф. – Но увы, обстоятельства…
– Я надавлю на дядюшку, а тот через нашего дипломата на ваш бюрократический МИД, чтобы они снова прислали тебя сюда, иначе сорву вам весь международный импорт-экспорт, – без тени шутки заявил доктор Мехди. – Я скучал по нашим поединкам, Рафаэль! Надеюсь, мы повторим сегодня… Но идёмте же, друзья! Черпнём как можно слаще и щедрее из минут, дарованных нам временем!
Да он философ! Интересно, о каких поединках идёт речь? – задумалась я.
Нельзя сказать, что я нигде не бывала, наоборот. За последние годы съездила в Израиль и в Париж, в Праге два раза была. Это если корпоративы в Тунисе и Барселоне не считать. Но и Риц,и Хаятт,и прочие отели международного класса оставались лишь отелями, а умопомрачительный дворец семьи Фариз, в котором хотелось надеть бахиллы, чтобы не царапать блистательный пол, был жилым.
Роскошные залы с мебелью в стиле барокко, шёлковые ковры истинной Персии, золочёные, хотя возможно и золотые вазы, мозаичные камины, встроенный в пол гостиной голубой бассейн со статуэтками,изображающими птиц и животных и даже прекрасных нимф. Рояль на возвышении, пятиметровые окна с тяжёлыми портьерами, зеркала, картины, гобелены в массивных рамах, – всё вокруг дышало роскошью и кричащим донельзя богатством. Однако пробежавший мимо нас ребёнок лет пяти с мячиком, как оказалось, внук от старшего сына, и бурчащая няня, бегущая за ним,и брошенная книга на диване стоимостью в автомобиль,и погремушка, забытая в кресле, всё это красноречиво говорило о том, что здесь просто живут. И именно этот факт захватывал дух своей нереальностью. Улыбаясь и вежливо отвечая на вопросы, я пыталась представить себя, встающей утром с постели, чистящей зубы и спускающейся в пижаме… в столовую, где в углу явно было оставлено место для оркестра.
А чего стоил длинный стол с закруглёнными углами с претенциозными часовыми-стульями вокруг, сиденья которых были обтянуты лиловым бархатом! Могла бы я сидеть с ногами и ноутбуком вон на той кушетке на громоздких львиных лапах с позолоченными когтями? А почему бы и нет? В принципе, я и на крыше устроюсь с уютом…
В столовой нас ожидали еще две женщины разных возрастов и трое мужчин. Нас представили, но масса витиеватых и чуждых слуху имён быстро вылетела из моей головы. Я лишь поняла, что все присутствующие состояли в тех или иных родственных связях. Помимо раскидистой, словно лозы винограда, восточной куртуазности я сразу почувствовала на себе пристальное внимание со стороны мужчин. Всем своим видом они выдавали в себе власть предержащих, в крайнем случае, дельцов широких масштабов, привыкших мерить жизнь деньгами. Вспомнились большие боссы из Штатов, что приезжали к нам на митинг в Тримм-Тиль-Бан. Те же доллары в зрачках…
Несмотря на ничего не значащий светский разговор, я чувствовала себя не комфортно: меня оценивали, присматривались, словно к скаковой лошади перед скачками; со знанием дела, сдержанно, будто думали, стоит ли ставить на меня деньги.
Я вспомнила слова Рафа об этикете. Как бы не опростоволоситься? Впрочем, он сказал мне быть собой. А я могу быть разной, так что буду меняться по обстоятельствам. Сейчас те диктовали мне не выделяться. И я примкнула к женщинам, с готовностью удовлетворяя ответами
