поклонники Зурхане, а мистер Рафаэль пытается победить их с помощью своих восточных единоборств. Устраивают бои без правил. Разобьют друг другу лица и тем счастливы.
– Сорайя! – оборвала её госпожа Фарах. – Не должно говорить без уважения об отце и тем более о госте!
– Прости, мама, – потупилась девочка, – простите, миссис Люба.
– Зурхане? – моргнула я, увязнув в новом витке сюрреализма.
– Это традиционная иранская борьба, ей тысячи лет, – недовольно, словно дважды два двоечнику, пояснила пожилая женщина,так и не снявшая платок. Кажется, её звали ханум Садаф… – Ещё воины великого царя Дария копили силу с помощью этого вида спорта. На Исламских играх всегда проходят соревнования по Зурхане. Неужели вы не слышали?!
– Нет, простите… – Я совершенно растерялась. Я и об Исламских играх ничего не слышала… Надо же, живём на одной планете, а эффект, будто попала в параллельный мир – столько иных понятий, правил, реалий!
Сорайя подскочила со стула перед роялем.
– Тогда вам непременно надо посмотреть! Это круто! Нo зрелище не для слабонервных!
– Α как же ваша игра? Рахманинов? – пробормотала я из вежливости, на самом деле всей душой стремясь за Рафом.
– Да, Сорайя, будь любезна, закончи то, что начала, – сказала строго госпожа Фарах и улыбнулась мне: – Простите манеры моей дочери. Боюсь, переходный возраст придал ей излишней импульсивности.
Я кивнула, обвела языком по пересохшему нёбу и всё-таки спросила:
– А вы уверены, что они пошли тренироваться, а не куда-либо ещё?
– О, конечно! Не устраивать же поединок на полный желудок после ужина, – церемонно склонила голову госпожа Фарах. – Доктор Мехди, мой супруг, с таким нетерпением ждал прихода господина Гарсия-Гомеса! Уже более двух часов после того, как вы позвонили, только об этом и говорил. Уверена, мистер Боньяди тоже. Мехди сразу его тоже пригласил на ужин. Они часто устраивают совместные спарринги. В этом есть, конечно, некоторое мальчишество, но что поделать, мужчины… – снисходительно улыбнулась восточная «королева».
– Я бы хотела посмотреть. Я действительно никогда не видела, – заметила я, постепенно отпуская натянутые до предела нервы и еще не окончательно поверив в то, что опасность оказалась ложной.
– Женщинам не подобает смотреть на мужские состязания, – пробурчала ханум Садаф.
– Полно вам,тётушка, – ответила госпожа Фарах, – в этом нет ничего предосудительного! Тем более для нашей иностранной гостьи. Но сейчас наши бойцы всё равно переодеваются и разминаются. Мы успеем дослушать Ρахманинова. Играй, Сорайя!
Слуга поднёс на серебряном подносе с ажурными краями бокалы с чем-то оранжево-пенным.
– Угощайтесь, миссис Люба, – сказала хозяйка дома. – Это традиционный иранский напиток. По-вашему, коктейль, свежевыжатый морковный сок с шариком шафранного мороженого.
– Благодарю, – пробормотала я и послушно взяла бокал на тонкой ножке, машинально отхлебнула и улыбнулась: – Правда, вкусно. А можно ещё один вопрос – удовлетворить любопытство: господин Боньяди служит в каких войсках?
– В Корпусе Стражей Исламской революции. Это как ваше ФБР, или как оно у вас в России называется? – радостно воскликнула Сорайя, вновь повергнув меня в шок.
– ФСБ… – промямлила я,и сразу как-то очень сильно заломило в шее.
Боже мой, ведь мой любимый просто увёл их подальше от меня. Но я упорно продолжаю лезть в петлю. Не фигурально. А Раф ради меня играет с огнём. Нет, идти смотреть на бой никак нельзя. А как отказаться, ведь сама напросилась. Потом ещё будет ужин, совместный. Что делать?! Может, в обморок упасть и не приходить в себя, пока всё не кончится?
ГЛΑВА 26
Сорайя играла хорошо, но мало, а я, успев надышаться, решила тянуть время.
– Великолепно, завораживающе! – сказала я, вознамерившись нe вставать с занятого стула как можно дольше.
– Вам правда нравится? – обрадовалась девочка.
– Да, а вы умеете играть что-нибудь ещё? Я бы с удовольствием послушала.
– Но поединок… – начала было Сорайя.
Госпожа Фарах перебила её:
– Желание гостя – всегда закон! Разве ты забыла, дочка? – и уже мягче: – Ты ведь и сама хотела продемонстрировать нам свои таланты,так дерзай, Сорайя.
И девочка, закусив губу, задумалась, накрутила на палец светлую прядь:
– Что вам ещё сыграть, миссис Люба?
– Что угодно, так приятно слушать живой звук фортепиано! Кстати, ваш рояль звучит лучше, чем в Московской консерватории!
– Мы заказывали его в Лондоне, – довольная похвалой, сообщила госпожа Фарах.
Я мысленно вручила себе медаль почётного ордена льстецов и подумала, что при любом шахе, визире и султане всегда имелись придворные напеватели в уши. Видимо, восточные люди падки на лесть, она для них так же естественна и приятна, как цветистые приветствия и преданность закону о щедром гостеприимстве.
И это действительно оказалось так. Сорайя играла, я хвалила, приплетая к комплиментам всё, что нам говорили на «Теории музыки» в музыкальной школе, которую я бросила, когда пропал папа. Госпожа Фарах одаривала меня в обмен на любезности всё более и более искренней улыбкой. Но, увы, репертуар юной иранки был не бесконечен. Я искренне сказала, что слушала бы её игру до утра. И по полученным на это улыбкам поняла, что в этом доме мне теперь вечно будут рады.
– А никто меня не слушал, – проворчала тётушка Садаф, – когда я говорила, что у девочки талант. Вот, посмотрите!
– Но ведь она всё-таки стала заниматься, – мягко поспорила с ней счастливая мать.
– Ваш рояль так неповторимо звучит, а юная Сорайя подарила мне столько вдохновения, – воскликнула я, понимая, что вот-вот меня потянут туда, куда мне никак появляться нельзя, – что мне тоже нестерпимо захотелось вспомнить былые умения!
Да, по сравнению с дочерью господ Фариз мои таланты годились лишь на то, чтобы от души опозориться, но разве корявая игра могла сравниться с петлёй на шее?
– О, пожалуйста, просим! – с явным любопытством зашумели женщины.
И я неспешно – а куда мне было торопится – словно маэстро Гранд Οпера прошла к инструменту, поправила складки костюма сзади, села, примерилась к клавишам. Подтянула рукава. Затем встала, открутила повыше сиденье стула, снова села. Дамы затаили дыхание, ожидая как минимум симфонию Баха или концерт от виртуозов Москвы. Я занесла руки над клавишами, потом скривилась. Снова встала, открутила стул пониже. Села, примерилась. Набрала в грудь воздуха, как перед Крейцеровой Сонатой… и сыграла «Собачий вальс». Ну, просто в мою одуревшую голову ничего из
