памятного не пришло. Не стоило ждать оваций, но госпожа Фарах ошеломлённо кашлянула и произнесла:
– Это было… мило.
Я разулыбалась на всю катушку и молитвенно сложила руки перед грудью:
– Пожалуйста, еще минутку! Я так давно не играла, но очень-очень хочется!
Что оставалось хозяйке дворца? Конечно, вежливо позволить мне измываться над драгоценным инструментом. И я изобразила с патетичным выражением лица бетховенскую «К Элизе», вдохновенно оттарабанила с двумя ошибками джазовый этюд для второго класса, который помнили только пальцы. И, наконец, заколбасила жемчужину своих умений – подобранную на слух с чёрт знает каким аккомпаниментом ещё перед памятной дискотекой во имя Рафа мелодию к песне Джо Дассена «Если б не было тебя».
Увы, на бис никто её исполнить не попросил, а больше мои пальцы ничего вспоминать не хотели. Впрочем, я готова была даже спеть. В голове крутилось из программы сольфеджио русская народная «Я на кааамушке сижууу и топор в руках держуу». Нет, это был перебор, как плакат Остапа Бендера на пароходе. Поэтому я вздохнула и, краснея от собственной наглости, всё же встала из-за рояля. Опять неторопливо и надеясь, что гостеприимство не позволит ценителям высокого искусства убить меня крышкой от рояля. Я б сама точно убила, но я – не потомок благородных персов, терпимых к убогим дервишам.
– У вас такой потрясающий дом, редкое сочетание высокого вкуса и яркости стиля, – сказала я, обводя взглядом высокий, многоуровневый потолок. Интересно, лепнина между фресками была гипсовой или пластиковой?
– Благодарю, – сдержанно ответила госпожа Фарах, всё еще потрясенная моими фортепианными выкрутасами.
– Мне так жаль, что уже завтра мы улетаем в Дубай, – произнесла я. – Иран – удивительная страна! Здесь столько всего прекрасного, стоящего внимания! Увы, мы в Ρоссии имеем слишком мало понятия о том, как вы живёте. Я благодарна Рафаэлю, что он решил меня познакомить с таким чудесным городом, как Исфахан. И особенно благодарна вам за приглашение! Нет ничего лучше, чем увидеть жизнь настоящих персов своими глазами, а не составлять ложное впечатление из того, что рассказывают в своих передачах журналисты, в особенности американские.
Туча на лице тётушки Садаф начала рассеиваться, и она поправила сползший на лоб платок.
– Отчего бы вам, невестка, не показать вашей гостье дом?
Госпожа Фарах изумлённо приподняла бровь, а я смущённо призналась:
– О да, это было бы так интересно! Но, наверное, неловко. Прошу прощения за моё любопытство!
Закон гостеприимства возымел действие снова, и хозяйка благосклонно согласилась показать мне дворец. Он имел такое же отношение к жизни обычных иранцев, как особняк олигарха на Рублёвке к минимальной потребительской корзине россиянина. Мраморные колонны, бесценные вазы в нишах, ковры, мебель, достойная Версаля, алые всполохи тюльпанов на каминах. Я сбилась в счёте помещений, ахая совершенно натурально и находя красноречивые эпитеты к своему восхищению.
Сорайя не без гордости показала мне свою бело-розовую комнату принцессы. Слуги подали нам на плечи накидки, и мы вышли на открытую веранду, из которой открывался вид на сад, точнее, настоящий парк на заднем дворе. Огни фонарей отражались в тёмных водах длинного прямоугольного бассейна, убегающего вдаль от дворца. В ночи прятались аккуратные газоны, поздние цветы и задумчивые деревья. Сорайя показала мне на беседку, увитую диким виноградом:
– А вон там я люблю почитать! Даже в такую погоду. Беру плед и читаю, если не нужно в школу.
– Я тоже люблю читать, – улыбнулась я. – Жаль, времени на это не много.
– А кто у вас любимый из писателей, поэтов? – поинтересовалась девочка.
Госпожа Фарах не переставала смотреть на меня так, словно ожидала очередного подвоха. Пришлось её разочаровать – нет, я не читаю журнал «Мурзилка» и комиксы Марвел…
– Омар Хайям. Его рубаи завораживают, хоть я и читала их лишь в переводе, – призналась я, чувствуя, как сладка честность на языке после утомительной лжи и лести.
– Интересно, как он звучит на русском? – спросила хозяйка.
Устремив взгляд в небо, к неподкупным звёздам, будто ища у них поддержки, я процитировала:
Мы больше в этот мир вовек не попадём,
Вовек не встретимся с друзьями за столом.
Лови же каждое летящее мгновенье –
Его не подстеречь уж никогда потом.
– Красиво! Так необычно журчит ваш язык, – заметила Сорайя.
– Да, – ответила я, чувствуя, как распирает настоящими словами сердце,и непрошеные слезинки подступают к глазам. Красоту мгновений чувствуешь тем ярче, чем ближе смерть.
Где мой Рафаэль? Я тут занимаюсь ерундой, а он сражается в боях без правил… Γосподи, хоть бы был цел и невредим. Я вздрогнула и поёжилась.
– Тут холодно. Пойдёмте на третий этаж, – поманила меня девочка.
Тётушка Садаф засеменила за нами на толстых ножках. Похожая на Χануму из старого советского фильма, она шла за нами везде неотступно, словно следила за тем, прилично ли ведёт себя невестка. Я бы не позавидовала королеве Фарах.
Мы проехали на золочёном лифте с прозрачными стенками и полом, вышли в светлый коридор. Сорайя распахнула двери и пропустила меня вперёд. Я сделала шаг и замерла у кадки с пальмой. Перед нами простирался балкон, который нависал над причудливым рингом в специальном углублении внизу. По окружности сверху были расставлены цветные булавы: от маленьких до огромных, похожих на колокола с белыми надписями. Над округлым помещением и над нами куполом вырастала стеклянная крыша, будто в зимнем саду.
Ниже нас на этаж мужчины обступили ринг, с увлечением и восклицаниями следя за тем, что происходило в центре. А там… переодетые в расписные черно-жёлтые штаны и футболки дрались двое молодых мужчин и тот самый Боньяди против одного моего Рафа. Во рту у меня мгновенно пересохло. Сердце замерло.
Они наступали на него. Раф ловко избегал контакта,то вдруг делал движение вперёд и с лёгкостью мастера заставлял бойцов падать. Разбрасывал их, как спелые груши с дерева. Но они вставали и нападали снова. Раф опять увернулся и, перекувыркнувшись через мощного Боньяди почти в сальто, оказался на другой стороне круга. Боньяди зарычал и обернулся.
– Ничего себе, как круто! – громко захлопала в ладоши восторженная Сорайя.
Раф отвлёкся, глянув вверх,и Боньяди врезал ему кулаком в скулу. Раф аж отлетел. Мне показалось, что ударили меня, так больно за него стало. Я закрыла в ужасе лицо ладонями,и вовремя, потому что иранский спецназовец тоже взглянул вверх с торжествующим видом. Я задрожала. Раф мгновенно перевернулся и подскочил, отвлекая внимание Боньяди на
