сам вот-вот растворится от одного этого нежного взгляда. Но нужно было что-то сказать, и Лука спросил:
— Что такое «йак»?
Боккачина удивилась и ответила:
— Мохнатый бык, который водится в горах Тибета.
Теперь Лука поражённо моргнул:
— А зачем сантехнику мохнатый бык из Тибета? А, понял: вы используете шерсть, чтобы в морозы трубы не лопались?!
Большие глаза Боккачины расширились.
— Он ничего про яка не говорил…
— Ну как же… — развёл руками итальянец, — вы оба всё время повторяли «йак», «йак», «миняста йак», я слышал.
И тут Софи прыснула и расхохоталась звонко и красиво, словно колокольчики в воздухе рассыпались. Ничего не понимая, Лука тоже улыбнулся и хмыкнул, глядя, как заливается Боккачина. Наконец, она соизволила объясниться:
— Максим Иваныч, сантехник нашего дома, он говорил, что надо заменить стояк, в смысле трубы главные поменять, потому что текут, и до капитального ремонта не доживём без потопа.
Поняв свою оплошность, Лука тоже рассмеялся в голос, счастливый тем, что обошлось всё без драк, а только трубами и недоразумением. Напряжение схлынуло, и так хорошо было смеяться вместе, хохотать до слёз, радоваться — в этом было какое-то высшее состояние счастья! А потом они замолчали и просто посмотрели друг другу в глаза. И можно было больше ничего не говорить — в душном, пыльном коридоре возникло то волшебное мгновение, когда не нужны слова, всё уже звучит в сердце, и эта симфония переполняет душу и рвётся наружу. Лука нежно поправил упавшую на лоб Софи прядь. Девушка не отстранилась.
— Я тебя нашёл, — прошептал Лука и потянулся к её губам.
* * *
Соня
«Он настоящий!» — пело моё сердце и находило подтверждение в блеске его чёрных, самых красивых на свете глаз.
В мгновение, когда Лука взял стул за ножку и с видом гладиатора пошёл открывать дверь, он перестал быть для меня иностранцем. Он стал моим! Он защищал меня! Не делал вид, что спасает, а на самом деле пошёл сражаться! За меня! С теми, кого я боюсь больше всех на свете, с теми, кто снился мне в кошмарах целый год! Один!
Я перестала бояться за себя и испугалась за него. Заледенев от страха, я набрала буквально на автомате телефон бывшего папиного друга, с которым те рассорились за два года до папиной смерти, и выпалила:
— Дядя Петя, в мою квартиру ломятся коллекторы. Что делать?
Но, услышав рык Луки из коридора и чьё-то картавое возмущение, выронила телефон. Вместо него схватила дырокол с папиного стола и кинулась спасать моего любимого.
Дыхание перехватило, но я рванула…
А потом мы смеялись! Так весело и здорово, как можно было только с ним!
— Я нашёл тебя, — тихо произнёс Лука.
— Нашёл, — ответила я, глядя на него, как заворожённая.
И это было правдой: сначала он нашёл меня, раскрыл, заставил почувствовать тогда, во Франции, теперь проделал такой путь и прочно остановился в моём сердце.
Чувства хлынули водопадом, когда Лука потянулся ко мне. Я обвила руками его сильную красивую шею, проникла пальцами в чистые, пружинящие кудри, коснулась затылка и, кажется, поцеловала сама. Я больше не могла сдерживаться! И не хотела! Я только что окончательно стала взрослой!
Его горячие руки водили по моей спине, проникнув под футболку, его сумасшедшие, влюблённые глаза были так близко! Его мягкие губы со вкусом спелой черешни нежно и головокружительно завладели моими. И жаркая, трепетная страсть заставила нас забыть обо всём. Мир за пределами наших тел не существовал!
А потому стук в дверь послышался будто из другой вселенной. Мы оторвались друг от друга, глядя глаза в глаза, пьяные, не очень адекватные после такого поцелуя.
— Максим Иваныч вернулся… — пробормотала я.
Лука распустил объятия. Я щёлкнула замком, дёрнула за ручку. И проснулась от ужаса: на площадке стояли три крутолобых парня с битами в руках…
— София Трофимова?
Я попыталась захлопнуть дверь. В щель между дверью просунулась бита и здоровенная лапа в кроссовке. С рывком внутрь дверь распахнулась, и меня отшвырнуло в руки Луке.
— Поговорить надо, Соня Трофимова, — осклабился шагнувший в квартиру первым верзила с широким, красным, изъеденным оспинами лицом.
Глава 39
Всё произошло так быстро, что я даже не успела ответить, что выплачу долги. Только вскрикнуть, падая назад. Поймав, Лука задвинул меня одной рукой за спину. Оттолкнул в сторону кабинета. Схватил папин дубовый стул ножками от себя. И со скоростью снаряда налетел на верзилу. С неимоверной мощью. Как тараном. От неожиданности здоровяка вынесло задом на площадку. Заодно и подельников за спиной. Что-то мелькнуло. Тупой удар о металл. Скрежет щепок. Я видела только спину Луки. Он рванулся всем корпусом вперёд и резко назад. Захлопнул металлическую дверь. Налёг на неё так, что на руках и на спине вздулись мышцы. Щёлкнул засов. Замки один за другим.
Лука обернулся ко мне. Красный, дышит тяжело, словно только что толкал попавший колесом в яму грузовик. По металлу снаружи заколотили дубинами, кулаками и матом о долгах и обо мне…
С чувством вины и растерянности тело сковал страх. В моей голове за тысячную долю секунды пронеслось, что, наверное, это те же гады, которые год назад пугали маму. Тогда они разбили телевизор и стеклянный столик в гостиной. Ночью после этого визита Паша забрал нас к себе.
Я вспомнила, как он, опасливо озираясь, в сером костюме с иголочки, ещё Павел Викторович для меня, герой и начальник, стоял в этом же коридоре с двумя рослыми парнями из охраны нашей компании, а мы с мамой поспешно кидали вещи в сумки и чемоданы. Мама всхлипывала, а я будто заледенела. Уходя, мама хотела забрать вот эту крошечную вазочку, которую с моря привезла, но оставила в последний момент — у нас было столько сумок. Мы будто бежали с войны. И сейчас снова она — война! Но Лука один! Они убьют нас! Я втянула его в это…
Половина меня стала неживой и ломкой, как лёд.