— Софи! Полиция! — рявкнул Лука, заставив отмереть.
Он подпирал спиной сотрясающееся под лязгом ударов железное полотно и быстро, прицельно обводил глазами коридор, решая, что предпринять. Без тени страха, хмурый, напряжённый, собранный, как римский воин.
— Ты, сука, всё заплатишь! Ты ещё за это пол перед нами вылижешь! — кричали снаружи. Слишком близко! Всего лишь за листом обшитого ламинатом металла на петлях, за спиной Луки. А что, если петли не выдержат?!
Я метнулась к брошенному в кабинете телефону. На экране светились семь пропущенных звонков от дяди Пети. В тот момент, когда я судорожно пыталась вспомнить, как с мобильного вызывать полицию, зазвонил телефон у Луки.
— Да! Такси да. Атакко! Мафия. Хелп! — и позвал меня по-французски: — Софи, помоги!
Я подскочила к нему и какому-то басистому мужчине второпях назвала адрес, этаж, квартиру и то, что на нас напали трое с битами.
— Я рядом. Держитесь, — ответил бас, достойный Шаляпина, и мне сразу представился Илья Муромец с мечом и шлемом на русых волосах.
Из-за двери сыпались ругательства и угрозы. Бандиты снаружи не собирались успокаиваться. Кажется, они решили высадить дверь. На лбу Луки вздулась венка, а рядом набухала багровая шишка. Глаза Луки потемнели, но по-прежнему не выражали страха.
Я тотчас вспомнила, что с мобильного в полицию нужно набирать 020.
Девушка с голосом банковского работника осведомилась, в чём моя проблема. И я хрипло-визгливым, совершенно чужим голосом выпалила, что в мою квартиру ломятся грабители. Коллекторы или не коллекторы, кому и что я должна, стало совершенно не важно. Пусть бы забрали квартиру, всё что есть у меня, только бы ничего не сделали с Лукой! Я боялась за него! Я забыла, как дышать.
С квартиры на четвёртом заливался истеричным лаем старенький соседский пёс. Значит, Иры, соседки сверху, нет дома. Жаль…
— Дай это мне, — сказал Лука, мотнув подбородком на лежащий на тумбочке дырокол.
Я подала. Лука взвесил на руке его тяжесть, что-то соображая. И вдруг удары битами прекратились.
— Чё, пацаны, домой не пускают? — послышался новый хриплый смешок.
— Да не. Пацаны хатой ошиблись, — заявил сочный бас Ильи Муромца.
— Пшёл ты!
И тут же кто-то завозился и начал кидать по площадке мешки с цементом. Один раз в дверь. Кто-то саданул по ней ботинком. Снова обрушил мешок. Застонал громко. И тишина.
Затаив дыхание, мы с Лукой посмотрели друг на друга. С лестницы донёсся звук шагов, женские возгласы, голос дяди Пети… Кто-то деликатно стукнул костяшками в нашу дверь:
— Эй, ребятки, вы тут живые?
На глухой стон басистый голос гаркнул:
— Молчи, тля! — и более вежливо: — Живые вы? Открывайте ворота!
Я хотела было ответить, но от заиндевевшего ужаса, накатывающего волнами, не смогла произнести ни слова. А вдруг это настоящие коллекторы? Или конкурирующая банда?
Лука глянул в глазок, улыбнулся мне подбадривающе и потянулся к засову.
— Нет-нет-нет!!! — выпучив глаза, закричала я и накрыла его горячие пальцы своими ледяными. — Там они!
— Там Вован, — с облегчением выдохнул мой итальянец. И чмокнул меня в висок, но дырокол на всякий случай из рук не выпустил.
Наверное, это самое глупое, что может быть — в минуты опасности забывать, как шевелиться! Наверное, лучше обладать реакцией и смелостью принятия решений, но я этого не умела: мои бёдра и колени показались мне полыми и ледяными, как сосульки. А в голове с омерзительным звоном пульсировала паника. Это всё не должно было случиться со мной! Я не хочу… Так неправильно!
— Всё хорошо, малышка! Уже всё хорошо. Нас с тобой любит Фортуна, — произнёс Лука.
Провёл рукой по моей руке, убрал мои костяные, как у бабы Яги, пальцы и осторожно открыл дверь. Выглянул.
— Не надо…
Я вдохнула громко открытым ртом в ожидании следующей порции ужаса.
Но до моих ушей доносились отрывочные фразы, перемешанные, но интуитивно понятные, как современные гаджеты без инструкций, — жуткая смесь русско-итальянского-ломаного английского-пацанско-матерного. Откуда Лука знает слово «Харашо, блин» и «спасиба»?!
Дверь раскрылась шире, и за моим итальянцем я увидела здорового, как шкаф, двухметрового румяного мужчину в форме спецназовца; ещё одного пониже ростом, но на вид более квадратного; а также жилистого, загорелого, похожего на казака парня. Без чуба, но в трениках. Потом взгляд выхватил в толпе дядю Петю в светлых брюках и голубой шведке и… катающегося по плитке подъезда мордатого верзилу со стонами: «Он мне руку сломал», отшлифованную светлую биту и подошвы кроссовок ещё кого-то. И вдруг… полицейского с автоматом.
— Что тут происходит? Где София Трофимова? Она вызывала наряд, — это был ещё один полицейский.
Я поняла, что не готова, что я совершенно не знаю, кому и что говорить! С дрожью в моей голове пронеслось постыдное о долгах, сегодняшняя отповедь менеджера в банке, мамино «мы ничего не можем сделать» и Пашино, что при вмешательстве полиции всё будет только хуже, потому что «там всё куплено». От всего этого очень захотелось потерять сознание.
Но Лука обернулся ко мне и поддержал, обняв за талию.
Я зацепилась за его смелые чёрные глаза, как за якорь, за его локоть, как за скалу, и решила упасть в обморок потом. Пусть хоть один человек на свете за меня не краснеет! Хотя поздно — это так стыдно — быть должницей, с которой бандиты выбивают долги…
Что он подумает о моей стране? И обо мне?..
— Ты не ударилась, малышка? — с беспокойством спросил Лука у меня вместо того, чтобы одарить презрением. — Ты в порядке?
— Это твоя Соня, брателло? — заулыбался румяный военный, потирая костяшки пальцев.
— Вы София Трофимова? — спросил полицейский.
— Да… — прошептала я, не понимая, кому и на каком языке отвечать. Голова закружилась.
Лука держал меня крепко.
— Вот водички, — откуда-то материализовалась соседка из квартиры напротив, Оксана Викторовна, — Попей, Сонечка. — И она обернулась к полиции: — Я всё видела! Я расскажу!
И вдруг рядом оказался дядя Петя, седой, сухощавый, всегда полная противоположность папе:
— Боже, Соня, что случилось? Ты как позвонила, я сразу…
И в моей груди что-то
