бывшая…
— … невеста, — выдавил Красиков. — А этот итальяшка что здесь делает?
— А также дочь Николая Степановича Трофимова, — сквозь зубы заявила я и трясущимися руками попыталась достать из папки Свидетельство о смерти папы.
Оно не слушалось. Лука мягко отодвинул мою руку и достал мрачный документ сам, предъявил его Штольцу.
— Итак, смотрим. В договоре купли-продажи и в свидетельстве о смерти мы видим одно и то же двенадцатое число…
— Папа умер в ночь на двенадцатое. Он не проснулся, у него лопнула аневризма в мозгу, — сказала через ком в горле я.
Пашу как-то странно встряхнуло.
— То есть он никак не мог присутствовать на сделке? — уточнил Штольц.
— Никак, — ответила я и, поджав губы, уставилась на побледневшего Красикова. — В полночь на двенадцатое он уже спал, в шесть утра констатировали смерть.
— Это какая-то ошибка, — вдруг взвизгнул Паша.
— Из-за этой ошибки вы увезли дочь и жену бизнесмена Трофимова подальше из города, предварительно запугав нанятыми бандитами?
— Трофимов правда взял кредиты! Он был должен! Я не при чём. Я их спасал! — попятился к двери Паша.
Ту преградили двое неприступных и широких, как авианосцы, сопровождающих московского гостя.
— Трофимов Николай Степанович брал кредиты для приобретения земли у сельхозпоселения Рассветкино, — подтвердил очкарик.
— Только ни один из банков коллекторов не посылал, — догадалась я, холодея.
— И этому есть подтверждение в протоколе допроса недавнего нападения на Софью Трофимову, — вставил очкастый специалист. — Они утверждают, что совершили его с целью угрозы, а не физической расправы. По вашему звонку, Красиков.
— Наглая ложь! — выкрикнул Паша.
А у меня в голове сложился пазл. Всё ещё холодная, как скульптура изо льда, я подошла к Красикову и сказала прямо в глаза:
— Так вот ты какой, спаситель! Запугал мою маму, меня, увёз подальше, чтобы мы и думать не смели о том, что ты подделал документы и украл папину землю? Но жениться-то зачем тебе нужно было? Зачем вся эта игра в благородство, Красиков?! Это Робингудство наоборот?!
— А затем, — вдруг рявкнул в лицо, наступая на меня и плюясь, Паша, — что нравилась ты мне! И мать нормальная, пироги какие готовит! Я потом понял, когда увёз: зачем тебе пропадать? Скромная, милая девушка. И жена б вышла правильная! Пока у тебя мозги набекрень не съехали из-за этого урода итальянского!
Лука бросился к нам и оттолкнул Красикова, выругавшись по-итальянски грозно. Тот полетел к стене и, упав, тут же поднялся, весь в пятнах от гнева.
— Да! Ты дура, Соня! Так бы и получилось, что я не обманул тебя! Какая бы разница, от отца бы в наследство деньги получила или от меня?! Жила бы спокойно, детей бы рожала и борщи готовила, как мать твоя! А я был бы богаче, значит, и ты со мной заодно. Какая разница, каким способом?! Сама знаешь, я всё в семью! А ты… ты шлюхой оказалась! Кинулась на первую смазливую морду! Дура гулящая! — выдавил он визгливо.
По моему лицу, оторопевшему от такой беспардонной наглости и узколобой сермяжной правды мошенника, Лука понял, что Красиков оскорбил меня и, не говоря ни слова, набросился на того, как торпеда. Завязавшуюся драку остановили двое других «авианосцев». Они разняли Павла и Луку и развели в стороны, изрядно взъерошенных, тяжело дышащих и красных.
Я посмотрела на свою ладонь — жаль, что пощёчины раздавать не умею. Очень жаль.
— Некрасиво, Павел Викторович, — покачал головой Штольц. — Обокрасть, запугать, обмануть, ещё и обозвать девушку… Ай-яй-яй! А ведь она на вас заявление в полицию писать будет. После того, как мы вас через службу безопасности передадим, и тоже напишем документик о предотвращении ваших мошеннических действий в рамках расследования корпоративного преступления и злоупотреблении служебным положением. Даже не знаю, как вы у нас такую высокую должность занимали? Вот я бы вас не взял. И вообще обязательно подниму вопрос в отделе кадров о соответствии компетенциям. Кого на работу берут, ужас! — Штольц игриво смахнул пылинку с льняного рукава и поморщился.
Я услышала шорох, обернулась и заметила худую фигуру нотариуса возле запасной двери.
— Не торопитесь, господин нотариус, там всегда заперто, и вообще дверь не работает, — сказала я хрипло, ужасно злая, просто ужасно, где-то на задворках мысли отмечая, что пожалуй, я такой никогда и не была.
Ещё она новая черта. И драться ужасно хочется… Я на самом деле такая или итальянский темперамент заразителен?
— Да я… — вякнул снулый нотариус.
— А вы совершили уголовное преступление с целью наживы, — ответил довольный, словно ему слона подарили, Штольц и потёр руки. — Как именно? Не нам разбираться. Правоохранительные органы — наше всё. Так что задержитесь, прошу.
— Да я… — опять выдал нотариус и вяло опустился на стул у стены.
Двое верзил держали под руки Красикова, а Луку отпустили.
— Вы подделали вместе с Красиковым документы, хотя вы меня лично знали, да? — сверкнув глазами, спросила я у нотариуса.
— Давай, давай, устраивай драму! Чтоб самой стыдно не было! И подделали! А ты шлюха! — выкрикнул Паша.
Я взглянула на свою ладонь, на наглые глаза бывшего, вспомнила, как он почти принудил меня в первый раз к близости, не физически, но морально, логически подведя обоснование и поставив в безвыходное положение, испуганную до ужаса ситуацией с долгами и нападением на нашу квартиру, «обездомленную», осиротевшую, лишенную поддержки и какой бы то ни было основы. Ведь для него я по-прежнему вещь! И я не удержалась.
Подошла и влепила со всего маху по чисто выбритой щеке так, что у самой кожа ладони загорелась от удара. Красиков пошатнулся и взвыл.
— Мало я пугал тебя, мало! Надо было и квартиру сразу забрать!
— На этом прекратим, пожалуй, — заметил Штольц. — Видео и аудиозапись есть, свидетели есть, признание есть. Достаточно.
— Постойте! Постойте! — воскликнул Красиков.
Один из «авианосцев» открыл дверь, и в конференц-зал вошёл полицейский наряд. Совершенно не торжественно и без пафоса полицейские надели на Красикова и нотариуса наручники и увели. Стало тихо, пока я не спросила:
— И что теперь?
— Пряники с неба не посыплются, — ответил Штольц и
