к лучшим произведениям еврейской публицистики. Позже, однако, в годы войны, в этом вечном искателе истины произошел какой-то душевный перелом: он сделался строгим ортодоксом, активным членом раввинско-хасидской организации «Агудас Исраель». В своих новых писаниях («Gottes Volk», «Um die Ewikgeit», 1918-1920) он развивает мысль, что Израиль есть народ Божий, которого Бог «облагодетельствовал обилием законов» (выражение Талмуда), и, следовательно, истинный сын народа должен подчиниться строгой дисциплине Закона вплоть до исполнения мельчайших предписаний «Шулхан-аруха». И сам Бирнбаум, бывший «Ахер», показал пример такой субординации. Таким образом, он прошел все три стадии еврейского национализма: политическую (сионизм), культурную (автономизм) и религиозную, но в обратном порядке, ибо в историческом порядке ортодоксальная концепция «народа Божьего» предшествует более широким представлениям о духовной или культурной нации и современному политическому мессианству. В силу религиозной потребности Бубер пришел к хасидизму, а Бирнбаум к раввинизму, не считаясь с историческим фактом вырождения обеих систем. Оба решения вечной проблемы являются тут индивидуальными, а не национальными, ибо опыт истории доказал, что нельзя в век свободной мысли связывать целые поколения императивами абсолютной религиозности, эмоциональной или практической (ведь религиозная эмоция субъективна и относительна). Более реальную попытку примирения иудаизма с свободомыслием сделал либеральный берлинский раввин Лео Бек в своем трактате «Сущность иудаизма» («Das Wesen des Judentums», 1905). Эта книга является как бы ответом на апологию христианства Адольфа Гарнака («Das Wesen des
Christentums»). Бек доказывает, что иудаизм представляет собой «классическую религию дела», в отличие от христианства, романтической религии чувства.
Односторонняя религиозная концепция еврейства на Западе наложила печать особого консерватизма даже на направление научного исследования. Между тем как христианские ученые продолжали заниматься критическим исследованием древнейшей, или «библейской», истории (после Вельгаузена, более осторожный Рудольф Киттель в «Истории народа Израильского», 1909-1912) и в особенности сопоставлением библейских данных с новыми открытиями ассирио-и египтологии, официальная «наука иудаизма» не решалась проникнуть в эту область. Не было кафедр для свободной библейской науки в высших еврейских школах Берлина, Бреславля, Вены и Будапешта, даже поддерживаемых либералами. В научной литературе свобода исследования не шла дальше Талмуда. Не было попыток вывести «священную историю» из ее теологического плена и сделать ее органической частью трехтысячелетней истории еврейского народа. Робкие умы были особенно напуганы злоупотреблением наукою в лекциях и брошюрах известного немецкого ассириолога Фридриха Делича («Babel und Bibel», три выпуска 1903-1904), который воспользовался новыми открытиями, чтобы доказать, что Библия все заимствовала из древневавилонских источников, не исключая даже идеи монотеизма. Успех скандала, который имел этот тенденциозный вывод среди антисемитов, поощрил Делича к новым выпадам: под конец жизни он увенчал свой «научный» труд грубым памфлетом «Die grosse Täuschung» (1920), где Библия представлена книгой скверной и безнравственной. Весь ученый мир осудил этот памфлет, плод больного ума, потрясенного ужасами мировой войны.
В других областях еврейской науки замечалось некоторое оживление после затишья конца XIX века. Учрежденное в 1902 году в Берлине «Общество поощрения еврейской науки» предприняло издание целой серии монографий по всем отраслям еврейского знания (Grundriss der Gesamtwissenschaft des Judentums). Между 1907 и 1914 гг. были изданы труды М. Филиппсона по новейшей истории евреев, Георга Каро по социально-экономической истории в средние века, С. Краусса по талмудической археологии и И. Эльбогена по истории литурги. После Греца не нашлось в Германии историка, который мог бы взять на себя систематический труд по всеобщей истории еврейского народа.
§ 50 Культурное движение и спор языков в России
В большом российском центре еврейства культурное движение имело массовый характер и было связано с реальными вопросами дня. В годы контрреволюции вся энергия, отброшенная от политической борьбы, хлынула в область культурной работы. От всех завоеваний революции, кроме урезанной конституции, уцелели еще остатки политических свобод: свободы слова, союзов и собраний. Это давало возможность учреждать разные культурные общества и устраивать публичные собрания с чтениями и дебатами. В 1908 г. в Петербурге возникло «Еврейское литературное общество» и вслед затем открылось свыше ста отделений его в провинции. Везде происходили многолюдные собрания, в которых дебатировались не только литературные, но и социальные вопросы. Одновременно было учреждено «Еврейское историко-этнографическое общество» (Винавер, Дубнов и др.), которое с 1909 г. издавало в Петербурге научный трехмесячник «Еврейская Старина». Открытые в Петербурге в 1907 году бароном Давидом Гинцбургом Курсы востоковедения представляли собой нечто вроде высшего института еврейских знаний, который, однако, в течение десяти лет оставался в состоянии эмбриона. Старое «Общество просвещения» сосредоточило свою деятельность на создании широкой сети народных школ с русским и еврейским языком преподавания.
В связи с проблемою национального воспитания становился все более актуальным вопрос о языке. Все, кроме ассимиляторов, сознавали необходимость реформы общеобразовательной школы для еврейских детей в том смысле, чтобы все предметы преподавались на родном языке учащихся. Спор шел только о том, какой язык признать родным: обиходный ли язык народных масс, идиш, третируемый противниками как жаргон, или древнееврейский язык, который нужно через школу сделать родным, оживить его и из литературного превратить снова в разговорный. Сионисты держались последнего взгляда: они вводили преподавание на древнееврейском языке, устраивали кружки говорящих по-древнееврейски («Сафа берура») и вообще стремились сионизировать диаспору, как бы готовя народ к исходу в Палестину. Народники требовали, чтобы детей обучали на их материнском языке; демократическая интеллигенция старалась говорить на идише в публичных собраниях и постепенно возвела его в ранг равноправного языка, успешно конкурирующего с русским. Спор между гебраистами и идишистами вышел далеко за пределы школьного вопроса и стал общей национально-культурной проблемой. Ведь язык наряду с территорией является главным устоем национальности, и те, которые не верили в возможность сделать еврейский народ территориальным в Палестине или другом месте, не могли не дорожить языком многих миллионов евреев, как политическим и культурным орудием и как могучим средством против ассимиляции.
Разгорелся спор языков. Обе стороны, гебраисты и идишисты, доходили до крайностей, а нередко и до публичных скандалов: в собраниях крикуны каждой партии требовали от ораторов, чтобы они говорили на признаваемом ею языке. Крайние гебраисты пустили в ход лозунг: «или по-древнееврейски, или по-русски» (Oi ivrith, oi russith), презирая «язык голуса» (на конференции русских сионистов в Гамбурге в 1909 г. докладчику не давали говорить на идише). С другой стороны, многие идишисты выражали свое презрение к «мертвому» древнееврейскому языку и даже его литературе, считая, что отныне только живой язык народных масс должен царить во всех областях жизни. В 1908 году идишисты, по инициативе Л. Переца и Н. Бирнбаума, созвали в буковинском городе Черновице конференцию для обсуждения вопроса о еврейском народном
