бедных кварталах, где они селились сплошными массами, как в лондонском Уайтчепеле. В 1910 г. таких пришельцев насчитывалось в Париже около 50 000 [33]. Конкуренция пришлого дешевого труда давала себя чувствовать французским рабочим, которые в то время вели упорную борьбу с работодателями через свои профессиональные союзы и синдикаты. На этой почве началась антисемитская агитация среди рабочих; от старого лозунга: «Долой Ротшильдов!» многие готовы были перейти к кличу: «Долой еврейских пришельцев, понижающих заработную плату!» Евреи поняли опасность и вовремя предупредили ее. Многие эмигранты примкнули к рабочему синдикату, сблизились с французскими товарищами и стали устраивать свои собственные организации взаимопомощи. Но все это лишь отчасти смягчало острую нужду в новом парижском гетто. Лучшее будущее сулили обездоленным людям сионисты с одной стороны и социалисты — с другой. Макс Нордау не раз произносил свои агитационные речи в народном университете, которым уже успели обзавестись бедные странники. Были и свои пропагандисты, говорившие на языке покинутой родины — идише. Родная речь Литвы и Волыни звучала на тесных уличках, прилегающих к Rue de Rivoli (эмигранты называли эту улицу по-своему: «Riweles Gass»); еврейские надписи бросались в глаза на вывесках мастерских и лавок. Наперекор Рейнахам из аристократических улиц Парижа, здесь культивировалась национальная самобытность. В том самом городе, где 70 членов наполеоновского Синедриона за сто лет перед тем подписали акт отречения от национального еврейства, пришельцы с Востока провозглашали, что оно еще живо и будет жить.
Наплыв переселенцев из Восточной Европы был еще более заметен в Англии. Еврейский город в восточной части Лондона, Ист-Энд с Уайтчепелем в центре, разрастался с быстротою, необычною для густонаселенной европейской столицы. В этом квартале пришлое еврейское население стало уже численно преобладать над коренным. В первое десятилетие XX века число евреев в Лондоне достигло 150 000, и среди них было около ста тысяч эмигрантов, прибывших преимущественно из России и Румынии в течение последней четверти века. Росло также пришлое еврейское население и в таких провинциальных городах, где его раньше почти не было: в Манчестере (около 25 000 в 1908 г.), Лидсе (15 000), Ливерпуле и Глазгове (по 7000). В 1911 г. общее число евреев в Англии определялось приблизительно в четверть миллиона. Этот рост иммиграции в стране, которая вследствие избытка людей сама была страною эмиграции, воскресил здесь тень еврейского вопроса под видом общего вопроса об иностранцах (Aliens). Пришельцы, слышались голоса, вытесняют английских рабочих из ряда профессий, в особенности излюбленного евреями портняжного ремесла, и вызывают чрезмерную жилищную тесноту в рабочих кварталах. Правительство и парламент не могли игнорировать этот экономический вопрос. В течение трех лет (1902-1905) особая парламентская комиссия занималась исследованием иммиграции и обсуждала «билль об иностранцах» (Aliens bill) в смысле ограничения въезда бедных переселенцев. Билль был направлен против иммиграции вообще, но все понимали, что применение его отразится больше всего на невольных еврейских странниках из Россия и Румынии. Этим объясняются и волнение евреев, и колебания английского правительства, которое не могло легко решиться отказать в приюте гонимым из стран деспотизма и бесправия [34]. Билль был принят парламентом в смягченной форме: была установлена проверка для переселенцев, прибывающих в английские порты, с тем чтобы не допускать к высадке бедняков, не могущих уплатить пять фунтов за себя й по два фунта за каждого члена своей семьи, а также больных или осужденных за уголовное преступление; но все строгости по отношению к бедным переселенцам не распространялись на лиц, «вынужденных эмигрировать из родины вследствие религиозных или политических гонений». Последняя оговорка, имевшая в виду русских и румынских евреев, была внесена по ходатайству Союза англо-еврейских общин (Board of Deputies), указавшего на тогдашние кровавые погромы в России.
Путь эмигрантам в Англию, таким образом, не был отрезан, но был затруднен. Обострение рабочего вопроса в стране удерживало многих от переселения туда. Иногда тень антисемитизма пролетала по стране. В ирландском городе Лимерике католический священник Криг (Creagh) призывал свою паству к бойкоту еврейских торговых заведений, и скоро еврейские торговцы оказались разоренными (1904-1905). В августе 1911 года в углепромышленном районе Кардифа произошли беспорядки. В городе Тредгар и окрестностях, в Южном Уэльсе, бастовавшие рабочие громили еврейские дома и лавки и грабили имущество; в толпе слышались крики, что евреи-домовладельцы поднимают квартирную плату, а лавочники взыскивают судом деньги за товар, отпущенный рабочим в кредит. Как выяснилось потом на суде, кучка евреев была в этом повинна не более, чем христианские домовладельцы и лавочники, но чья-то темная агитация направила толпу против иностранных евреев, как раньше против рабочих-китайцев в угольных копях Кардифа. Вожди рабочих союзов объявили, что в эксцессах участвовали только хулиганы из местных углекопов; суд наказал виновных тюремным заключением и возместил потерпевшим убытки. Антисемитизм иногда проникал и в высшие сферы. В некоторой части прессы велась агитация против евреев-министров в кабинета Асквита: Герберта Сэмюела и Руфуса Айзекса; их обвиняли вместе с канцлером казначейства Ллойд-Джорджем в корыстных целях при заключении договора с компанией беспроволочного телеграфа Маркони. Парламентская комиссия расследовала дело и признала обвинение ложным, а премьер Асквит выразил в парламенте свое возмущение по поводу призывов к «расовым и религиозным страстям», как явления совершенно нового в политической жизни современной Англии (1913). Один из идеологов английского антисемитизма, писатель Честертон, счел нужным заявить, что он не столько антисемит, сколько «асемит», не желающий, чтобы евреи, отрекшиеся от своей национальности, вступали в состав английской нации, ибо еврей не может сделаться англичанином и должен занимать особое положение в обществе.
Лишь немногие представители англо-еврейского общества вынесли из таких явлений асемитизма убеждение в негодности ассимиляционной маски. Некоторые примкнули к сионистскому движению; среди них был один из рода Монтефиоре, Фрэнсис. Убежденным антинационалистом остался Клод Монтефиоре (выше, § 26). Когда в университетах Оксфорда и Кембриджа образовались национальные кружки еврейских студентов, лидер лондонских сионистов, адвокат Бентвич, заявил в печати, что находит этот «сепаратизм» естественным, ибо люди не рожденные англичанами, не могут быть англичанами по национальности или по духу. В ответ на это заявление 25 представителей лондонского еврейского общества (К. Монтефиоре, лорд Ротшильд и др.) опубликовали следующий протест («Jewish Chronicle», April 1909): «Нас глубоко огорчает утверждение, будто евреи не являются всецело англичанами по духу и не могут стать таковыми. Мы считаем опасным то, что еврейская учащаяся молодежь проникается взглядами, которые ведут к отчуждению евреев от прочих англичан и подрывают силу аргументов таких людей, как Маколей, доставивших нам равноправие в Англии. Мы не находим, чтобы было логично требовать прав и обязанностей английского гражданства со стороны лиц, которые
