Эти новые решения, в свою очередь, не могли остаться без ответа. После смерти Сталина среди советских руководителей происходили дискуссии, о которых мы знаем мало[11]. Варшавский Договор придал социалистической коалиции более определенную структуру. Она больше соответствовала классическим положениям международного права, нежели те структуры, которые ранее предлагал распущенный Комииформ или обеспечивали двусторонние договоры.
При подписании Варшавского Договора присутствовал в качестве наблюдателя министр обороны Китая Пэн Дэхуай. Он формально не присоединился к договору, но гарантировал поддержку своего правительства[12]. Это был многозначительный жест. Смерть Сталина весьма подняла престиж Китая и его лидера Мао Цзэдуна, завоеванный благодаря победе их революции и действиям на фронтах корейской войны; этот престиж чувствовали и советские руководители. Доказательством может послужить то, что Маленков, чтобы поднять собственный авторитет, в первые дни своего правления опубликовал в «Правде» фотографию, похожую на монтаж, на которой он был изображен вместе со Сталиным и Мао[13].
После окончания корейской войны перед китайцами встали такие же проблемы, как перед Сталиным и большевиками в СССР в 20-е гг. Сам Мао отмечал это сходство[14]. Как и в Москве, в Пекине первые разногласия проявились в руководящей группе, которая вела партию к революции. Между 1953 и 1954 гг. произошел конфликт, который привел к обвинению и аресту двух важнейших деятелей — Гао Гана и Жао Шуши. О причинах столкновения говорилось мало, лишь якобы о претензиях на власть, которые побудили этих двух лидеров интриговать против остальных[15]. Однако позднее в китайских и /452/ советских источниках отмечалось, что Гао Ган, который был одним из правителей Маньчжурии, имел прямую связь с Москвой и лично со Сталиным, Сейчас московские историки говорят, что он был «сторонником дружбы с СССР»[16]. Возможно, эти особые узы вызвали подозрение и предопределили его поражение после смерти Сталина. Те же источники наводят на эту мысль, не высказывая ее прямо. Будь это действительно так, преемники Сталина в Москве не скрыли бы этого. Советско-китайские отношения в этот период постоянно развивались и улучшались. Политическое и военное давление американцев на обе страны заставляло их держаться вместе.
Мао только впоследствии нашел суровые слова для описания отношения китайцев в эти годы к советским руководителям. Он говорил, что китайцы их «слушали» и им «повиновались», «слепо им следовали» и «некритически использовали» их опыт[17]. Однако в тот момент и он считал необходимым следовать их советам и получать от них помощь. В 1953 г. Китай начал свою первую пятилетку, разработанную вместе с советскими экспертами. В 1954 г. он принял свою конституцию, текст которой был предварительно обсужден в Москве. В этот период значительно расширился обмен между двумя странами. Его кульминацией в апреле 1955 г. стало первое соглашение по атомной энергии, предусматривавшее постройку в Китае циклотрона и атомного реактора[18].
С другой стороны, после смерти Сталина его преемники выслушивали китайские требования с большим вниманием. Осенью 1954 г. в Китай прибыла на две недели высокопоставленная советская делегация во главе с Хрущевым, который именно в отношениях с социалистическими союзниками приобретал первый международный опыт. Результатом визита стала серия политических и экономических соглашений, которые развивали договоры, подписанные в Москве пять лет назад. Смешанные общества, созданные Сталиным в Маньчжурии и Синцзяне, были ликвидированы. Порт-Артур и Дальний, остававшиеся у Советского Союза во время корейской войны, были возвращены Китаю. Была определена и общая политика в отношении Японии. Экономические соглашения предусматривали строительство новых железных дорог, предоставление кредитов и более широкое участие СССР в индустриализации Китая. Согласно новому соглашению, обновленный советско-китайский союз должен был строиться на основе равенства и взаимного интереса, уважения суверенитета и территориальной целостности обеих сторон. Впервые эти формулировки использовались в отношениях между социалистическими странами, чтобы подчеркнуть их полное равенство[19].
В феврале 1955 г. Молотов в речи на сессии Верховного Совета выдвинул еще один новый тезис. Он сказал, что социалистический лагерь, протянувшийся до Вьетнама и Северной Кореи, возглавляется СССР, а вернее сказать, Советским Союзом и Китайской Народной Республикой[20]. В этой фразе явно чувствуется намек на признание совместной гегемонии внутри блока, в котором до сих пор /453/ признавалось только господство сталинского СССР. Однако это не совсем так. Правильнее было бы сказать, что наметилась эволюция в этом направлении. Признаком этого было само присутствие Пэн Дэхуая в Варшаве.
Когда в 1955 г. произошло событие, сильнее всего повлиявшее на отношения между социалистическими странами, китайцы были в нем не действующими лицами, а лишь заинтересованными зрителями. Мы имеем в виду примирение СССР с Югославией. Самым тяжелым наследством, оставленным Сталиным, был конфликт с Тито. До самой смерти Сталина стороны разговаривали только на языке острой полемики. Его преемники стали вести себя осторожнее, прекратив нападки советской прессы и сделав несколько дружелюбных жестов в сторону Югославии. В августе 1953 г. Маленков объявил в Верховном Совете о нормализации отношений с Белградом в области разрядки международной напряженности[21]. Это было пока еще немного, учитывая тяжесть конфликта, пять лет разделявшего обе страны и партии. Югославские руководители приняли эти знаки доброй воли, но не верили в искренность намерений советских руководителей. Да и Москве было нелегко сделать решительные шаги, так как все мосты были сожжены во времена Сталина. Социалистические союзники и все коммунистическое движение были вовлечены в яростную полемику с Тито.
В 1954 г. СССР пересматривал свою позицию. Секретариат партии создал комиссию для объективного изучения внутреннего положения в Югославии. Несмотря на предубежденность, она пришла к заключению, что югославский режим не стал «реставрированным капитализмом», как утверждала пропаганда, а что Югославия следует к социализму своим путем[22]. В середине 1954 г. советские руководители начали готовить сближение Тито с союзниками СССР и основными компартиями. Это было сделано в форме закрытого письма и устного выступления Хрущева перед иностранными делегатами, приехавшими в Прагу на съезд чехословацкой партии. Отклик был сдержанным. Китайцы ответили, что терять нечего и что даже в случае провала попытка сближения поможет разоблачить «лицемерие» югославских руководителей[23].
Уже при первых контактах Москвы и Белграда за закрытыми дверями советские руководители, по крайней мере часть из них, признавали, что старое обвинение Коминформа было несправедливым[24]. К концу года появились первые признаки возможного примирения: присутствие главных советских руководителей на приеме в югославском посольстве в Москве, более объективные статьи в печати, оптимистические заявления Тито[25]. Однако новая политика еще обсуждалась в московских верхах. В феврале 1955 г. Молотов заявил, что улучшение отношений зависит от Югославии не меньше, /454/ чем от СССР, дав этим понять, что и Югославия должна изменить свои позиции. Итальянскому коммунисту Видали в это время было сказано, что обе стороны должны быть «самокритичны». На слова Молотова Тито реагировал весьма сухо[26]. Последние сомнения были развеяны Хрущевым, который прибыл в Белград во главе представительной советской делегации. В своей речи, ставшей сенсацией, он возложил ответственность за конфликт на свою страну, обвинив Берию в этом преднамеренном преступлении. Он выразил не только раскаяние, но и пожелание, чтобы отношения улучшились между двумя правительствами и между обеими партиями, предложив перелистнуть некоторые страницы прошлого и вернуться к старому послевоенному союзу[27].
Годы взаимных оскорблений и жестокой борьбы не так легко было зачеркнуть. Советско-югославские переговоры были нелегкими. Именно потому, что нужно было преодолеть такие серьезные политические и психологические препятствия. Достигнутое наконец соглашение приобрело особую важность. Прежде всего это была победа Тито, потому что признавалась ценность тех идей, которые он отстаивал перед Сталиным. Однако, как и в 1948 г., дискуссия касалась не только СССР и Югославии. Соглашение 1955 г. приобрело особое значение из-за того, что затрагивало вопрос об экспорте сталинизма в страны народной демократии. В нем не просто признавалось право югославов проводить самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, искать друзей на Востоке и на Западе, быть равноправными собеседниками. Отношения между двумя странами регулировались не столько принципами суверенитета, независимости и равенства, сколько принципом мирного сосуществования всех государств. Особо оговаривались взаимное уважение и невмешательство во внутренние дела ни по каким мотивам — экономическим, политическим или идеологическим, — потому что внутренний порядок, различие социальных систем и многообразие конкретных форм развития социализма являются «делом народов отдельных стран»[28]. Это было первое признание многообразия путей к социализму, провозглашенного на XX съезде советских коммунистов.
