местностях вавилонской монархии, причем обратно тому, как можно было бы ожидать, различие в положении тех и других оказывалось в пользу изгнанников. Бедность и обезлюдение страны, только что подвергшейся страшному опустошению и разорению, почти полная небезопасность от вторжений со стороны окружавших ее кочевых народцев, исключительно земледельческий, притом самый примитивный образ жизни оставшегося на территории бывших израильского и иудейского царств населения, с одной стороны, и в то же время относительно широкая свобода в выборе занятий, предоставленная изгнанникам, и прежде всего открывавшиеся перед ними широкие возможности легко и быстро достигать благосостояния и даже составлять себе крупные состояния путем обращения к торговым и денежным операциям, с другой — такова была картина жизни иудеев на родине и в изгнании в эпоху так называемого вавилонского плена. Прогрессирующая бедность, разорение и упадок на родине в Палестине и быстрая акклиматизация на чужбине, акклиматизация, сопровождавшаяся переходом к исключительно городской жизни и к занятию прежде всего торговыми и денежными операциями и вместе с тем относительно быстрым ростом благосостояния иудеев, живших вне родины — таковы были и соответственно намечавшиеся уже в то время перспективы дальнейшего развития еврейского народа со времени потери им политической самостоятельности.
И как мы только что показали в предшествовавшей главе, именно в этого рода перспективах, открывавшихся перед еврейским народом, и следует прежде всего искать основные причины последующей диаспоры, начало которой положено было фактом массового переселения в Вавилон и которая с этого времени даже и после возвращения изгнанников на родину не приостановилась, а, напротив, продолжала развиваться все ускоряющимся темпом.
Положение дел в этом отношении и, прежде всего, отмеченное соотношение в условиях существования евреев на родине и на чужбине не изменилось сколько-нибудь заметно и в последующую персидскую эпоху, сменившую собою время пребывания иудеев в плену вавилонском. Правда, с падением вавилонской монархии, павшей от руки нового завоевателя, персидского царя Кира, со стороны последнего последовало осенью 538 года (всего около пятидесяти лет спустя после разрушения Иерусалима) разрешение иудейским изгнанникам возвратиться на их прежнюю родину; однако, как мы видели, уже в то время этим разрешением поспешила воспользоваться лишь часть изгнанников; многие и, конечно, прежде всего те из изгнанников, которым более других посчастливилось на их новой родине и которым удалось найти там какое-либо прибыльное занятие, предпочли возвращению в Палестину, в свое прежнее отечество, обеспеченное существование на чужбине в главных городских центрах бывшей вавилонской и вновь выросшей персидской монархии [48].
Возвратилось в Иудею в первые годы после разрешения 42360 человек с 7000 рабами. Возвратившихся сразу же ожидало на родине горькое разочарование. Мессианские чаяния и предвещания пророков ни в малейшей степени не оправдались [49]. Напротив, все складывалось таким образом, чтобы убить среди возвратившихся всякую веру в будущее. «Вместо триумфального шествия всего народа в землю, точащую мед и молоко, в среду народов, жаждавших Израиля, как светоча истинного богопознания, жалкие караваны прибыли в одичавшую обезлюдевшую Палестину, где они застали осевшими исконных врагов — моавитян, аммовитян, идумеев и своих братьев, северных израильтян, смешавшихся с ассирийскими колонистами и, в виде так называемых самарян, осквернивших культ Иеговы языческими обрядами и служением наряду с ним другим богам... Иудеям пришлось подумать уже о простой безопасности. Наряду с этим подверглись иудеи и естественным бедствиям: неурожаи и голодовки опустошали одичавшую Палестину ... Но если такова была обстановка, ожидавшая возвращавшихся изгнанников на родине, то и в дальнейшем положение дел не изменилось к лучшему.
Не только все расчеты на ожидавшееся лучшее будущее для иудейского народа не оправдались, но даже и возвращение к той степени благосостояния и к тому уровню экономического развития, на котором стояло иудейское царство до падения своей самостоятельности, оказывалось более невозможным. Все наиболее состоятельные элементы страны, и прежде всего почти весь землевладельческий аристократический класс, как мы знаем, в первую голову были захвачены и уведены вавилонянами с собою, из пих-то именно, в свою очередь, по всей вероятности, значительная часть и предпочла остаться на своих новых местах поселения. Среди оставшихся в Вавилоне была, по-видимому, и большая часть потомков родовой аристократии. По крайней мере, о них и относительно их роли в политической жизни страны, в противоположность предшествовавшей эпохе царств, мы с этого времени почти ничего не слышим и не знаем. Быть может, это обстоятельство отчасти объясняется и прекращением самостоятельной политической жизни Иудеи, но в значительной мере, во всяком случае, оно обусловливалось тем разгромом и почти поголовным уводом в плен, какому подверглась во время вавилонского нашествия прежде всего именно аристократия. И надо думать, что именно с устранением и отсутствием царской власти, с одной стороны, и влиятельных аристократических кругов, с другой, сделался возможным и самый факт утверждения и торжества среди иудейского народа по возвращении его из вавилонского плена теократии и иерократии.
Если ранее в повествовании исторических еврейских книг о времени царств, равно как и в пророческих писаниях, относящихся к тому же времени, мы постоянно встречались с упоминанием о царе и князьях, пользовавшихся исключительным влиянием в жизни страны, то теперь всякие упоминания об этих последних почти совершенно отсутствуют, и речь, напротив, постоянно идет только о священниках и левитах. «И стали жить священники и левиты, и народ, и певцы, и привратники, и нефипеи в городах своих, и весь Израиль в городах своих», — такими словами заканчивается сообщение книги Ездры о возвращении иудеев из плена и вместе с тем начинается повествование о дальнейшей их судьбе в Палестине после возвращения.
Но устранение землевладельческого класса с общественной и политической арены имело своим последствием не только торжество теократии и священства. Не менее важны были последствия его и в области собственно экономической жизни. С устранением землевладельческой аристократии (а наиболее состоятельные элементы из ее среды, во всяком случае, не вернулись, как мы имеем все основания предполагать, из плена) и с потерей ею первенствующего положения в стране исчезал и тот слабый импульс, который ранее в эпоху царств получала торговля, так как вместе с этим сильно сокращался и имущий верхний слой населения вообще, предъявлявший ранее относительно значительный спрос на предметы непроизводительного потребления и роскоши, ввозившиеся из заграницы. Напротив, заступившее теперь на место землевладельческой аристократии в качестве правящего класса духовенство не только с своей стороны не способствовало поддержанию и развитию внешних торговых отношений, но заняло как в отношении внешней, так одинаково даже и в отношении внутренней торговли резко и определенно враждебную позицию. Не покровительство, но стеснение торговли, не привлечение, но возможно полное удаление всех иностранцев из пределов страны ставило
