60. Peking Review, 1963, № 37, p. 32; О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Указ. Соч., с. 94.
61. О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Указ. соч., с. 142–143; Mikhail A. Klocko. Un sovietico in Cina. Milano, 1964, p. 16–17.
62. P.Togliatti. Problemi del movimento operaio internazionale, p. 134–135, 231; 1 Z. Brzezinski. Op. cit., p. 271–279.
63. История КПСС, с. 676; см. статью П. Инграо в журнале Rinascita, 17 settembre 1976. Тексты см. в: Documenti politici е direttive del Partito comunista italiano dall'VIIl al IX Congresso. Roma s. d., p. 178–200 (далее: Documenti politici...).
64. Peking Review, 1963, n. 37, p. 11; статья П. Инграо в журнале Rinascita, 17 settembre 1976; V.Vidali. Op. cit., p. 138–145.
65. Documenti politici.., p. 185. Китайцы оценили включение этого параграфа; Peking Review, 1963, № 37, p. 11. Советские руководители поддержали эту концепцию с ноября 1956 г.; М. А. Суслов. Избранное. Речи и статьи. М., 1972, с. 211.
66. Documenti politici.., p. 189–190; Peking Review, 1963, № 37, p. 21 – 22.
67. Documenti politici.., p. 186–187; статью П. Инграо см. в журнале Rinascita, 17 settembre 1976.
68. Мао Tse-tung. Su Stalin e sull'URSS.., p. 33.
69. Полный текст речи не опубликован. Ее содержание см. в V. Vidali. Op. cit., p. 156–160; см. также Мао Tse-tung. Tigri di carta. Roma, 1959, p. 11 – 12, 39–44 (публикуемые здесь тексты хотя и не были произнесены на совещании, но касаются тех же концепций). Об атомной войне см. О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Указ. соч., с. 92.
70. V.Vidali. Op. cit., p. 160; N. S. Khrushchov. For Victory in the Peaceful Competition with Capitalism. Mosca, 1959, p. 570–571.
71. P. Togliatti. Problemi del movimento operaio internazionale, p. 253–268.
72. V. Vidali. Op. cit., p. 161–163; см. статью П. Инграо в журнале «Rinascita» 17 settembre 1976.
I. Необходимо остановиться на китайской позиции. Нужно еще уточнить, было ли восхваление Сталина в их послании XX съезду (XX съезд КПСС. Стенографический отчет, т. I, с. 230) следствием недостаточной информации о настроениях в Москве или, наоборот, они старались предотвратить усиление антисталинских тенденций. Как и во всех компартиях, в китайской компартии критика Сталина вызвала противоречивые отклики, но китайцы еще и боялись, что осуждение культа могло подорвать личный авторитет Мао Цзэдуна (Мио Tse-tung. Seritli inediti, p. 79, 97). В последовавшей полемике китайцы утверждали, что на всех закрытых переговорах их руководителей с советскими в 1956 г., начиная с апрельской встречи Мао и Микояна, они настаивали на более уравновешенной оценке заслуг и вины Сталина, критикуя хрущевские методы осуждения и отмечая, что с ними предварительно не консультировались (Peking Review, 1963, N 37, p. 8–9). На апрельской встрече с Микояном Мао говорил, что «негативные стороны метода несравнимы с «большой пользой», которую все партии извлекли из “секретного доклада”» (О. Б. Борисов, Б. Т. Колосков. Советско-китайские отношения 1945–1970. Краткий очерк. М., 1972, с. 76). Общее положительное суждение не расходится с тем, о чем заявляли публично. В одном из наиболее известных писем китайские руководители подтвердили, что «ошибки Сталина были продолжением его заслуг», потому что Сталин «прежде всего был верным коммунистом», и, следовательно, было бы ошибкой осуждать все, что он сделал. Они добавляли, что XX съезд КПСС «проявил большую настойчивость и смелость...», показав серьезные ошибки Сталина (Morе on the Historical Experience, p. 19–21). Наиболее оригинальная часть китайской критики касалась необходимости верно оценивать то, что они называли «внутренними противоречиями в народе», то есть собственными противоречиями социалистического общества.
Венгерские события, одновременно с которыми происходила суэцкая война, обострили напряженность в мире, зачеркнув постепенное улучшение предыдущих трех лет. Этот период многие исследователи считают вторым этапом «холодной войны»[1]. Однако при более пристальном рассмотрении это мнение кажется неверным. Отношения между державами и их союзами достигли крайнего накала по новым причинам. Периоды разрядки сменялись острыми кризисами, не менее опасными, чем в пятилетие 1948–1952 гг. Однако есть не только сходство, но и существенные различия. Расколовшийся мир стал другим. Европа оставалась узлом основных международных противоречий, но больше не была местом, где решался любой конфликт. Появились новые герои. Вместе с тем не были прерваны переговоры, в которых участвовали оба основных блока в начале периода разрядки. Встречи сторон были трудными из-за взрыва полемики, оскорблений и угроз, но все же не прекращались. Противники, не отказываясь от противоборства, начали понимать, что нельзя быть только врагами.
Советская внешняя политика приобрела тогда многие черты, присущие ей и сегодня. Новая дипломатия с самого начала носила личностный характер, отчасти из-за того веса, который приобрел Хрущев, когда покончил с оппозицией в СССР. Он внес в политику отпечаток своей всесильной личности. У него не было предрассудков; он напрямую обращался к собеседникам, к толпе, любил театральные эффекты и рассчитанный риск. Однако столь заметный субъективный момент не должен заслонять более глубоких и существенных мотивов действий СССР под его руководством.
Осень 1956 г. была не только моментом острого кризиса. Изменялось соотношение сил в мире. Венгерская трагедия продемонстрировала нереальность американской политики в Европе, хотя и нанесла большой урон и престижу СССР. Претензии на роль «освободителя» Восточной Европы не оправдались, так как США не могли позволить себе заплатить за нее мировой войной. Американцы прямо не помогали венгерским мятежникам, ограничившись подстрекательством через свои радиоцентры в Германии, которые вели прямые передачи для народов Восточной Европы на их языках. Как орудия «психологической войны» эти передачи были не лишены эффективности, но это было не оружие.
Конфликт на Ближнем Востоке вызвал более серьезные осложнения. Напомним только основные. Египетское правительство Насера планировало постройку крупной плотины на Ниле у Асуана. Проект лежал в основе его программы современного экономического развития страны. Англичане и американцы отказались предоставить ему необходимые /466/ кредиты. Насер отомстил им, национализировав франко-английскую Суэцкую компанию, надеясь финансировать строительство доходами от канала. В ответ Великобритания и Франция вместе с Израилем организовали военную экспедицию против Египта для захвата знаменитого пути сообщения и прилегающей территории. Операция потерпела фиаско, потому что правительства Парижа и Лондона оказались в изоляции. Их основной союзник, США, сначала ограничивался экономическим и дипломатическим давлением и затем, когда конфликт вылился в открытую агрессию, оставил их. Однако война все же нанесла ущерб американским интересам в арабских странах.
Советское правительство присоединилось к Египту, провозгласив новый принцип, что любое нарушение мира на Ближнем Востоке «не может не затрагивать интересов безопасности Советского государства»[2]. Насер получил военную помощь и дипломатическую поддержку. СССР лукаво предложил послать в Египет смешанные советско-американские войска, чтобы установить мир от имени ООН. США отвергли предложение. В острейший момент кризиса СССР направил Парижу и Лондону угрожающие ноты, заявив о своей готовности использовать силу, чтобы остановить агрессию. «В каком положении оказалась бы сама Англия, — спрашивала Москва, — если бы на нее напали более сильные государства, располагающие всеми видами современного истребительного оружия?» Для такого нападения, отмечалось в ноте, не нужно обычное оружие, потому что СССР располагает ракетами, способными поразить Англию на расстоянии[3]. Вряд ли этот шаг имел практическое значение, тем более что одновременно происходили столкновения в Венгрии. Если советские авторы считают эти ноты важными, то на Западе отрицают их влияние на прекращение сражений, которое произошло через 24 часа[4]. В разных странах сделали разные выводы, но Египет и другие арабские народы увидели в СССР союзника, готового сражаться за них.
В советских нотах не случайно говорилось о новом оружии в военном арсенале СССР — ракетах. Их особое значение проявилось год спустя в событии, которое имело на мировую политику и стратегию не меньшее влияние, чем появление атомной бомбы. 4 октября 1957 г. советские ученые вывели на орбиту первый спутник, или искусственный сателлит Земли, а через месяц — аналогичный аппарат с собакой на борту. Сенсация была огромной. День за днем пресса всех стран посвящала целые страницы этому событию. Началась «космическая эра», великое предприятие человека, который вышел со своей планеты в бесконечный мир. Необычайная новость застигла всех врасплох, потому что первыми, кто попытался и осуществил запуск спутника в космос, были советские люди, а не американцы с их высоким уровнем техники, как все ожидали. Первые временные неудачи аналогичных экспериментов в США усилили впечатление превосходства /467/ советской науки. Начался период, когда СССР удалось встать во главе освоения космического пространства. Кульминацией был день 12 апреля 1961 г.: впервые русский человек Юрий Гагарин совершил на борту спутника орбитальный полет вокруг Земли.
