Таким образом, был сделан последний шаг в разделе Германии. США и НАТО протестовали, но не могли использовать силу. Однако и Хрущев не мог прибегнуть к крайним средствам; больше ему ничего достичь не удалось. До решения немецкой проблемы должно было пройти целое десятилетие. Оно, впрочем, не отличалось от советских предложений между 50-ми и 60-ми гг.: сохранить два немецких государства, взаимно признанных другими странами и связанных нормальными дипломатическими отношениями; окончательно признать послевоенные границы; установить особый статус Западного Берлина, не принадлежащего ни одной Германии, но с гарнизоном американцев, англичан и французов[17] (здесь-то и отличие от советских предложений 1958 г.). Это не идеальное решение, но оно позволило устранить очаг напряженности в Европе.
Другой проблемой переговоров и разногласий с Западом, и особенно с США, было разоружение. Советский Союз имел конкретные интересы. В гонке современных вооружений, начатой взрывом над Хиросимой, он достиг удивительных результатов. Однако это было трудное соревнование, которое налагало на его экономику непосильное бремя. Точные цифры СССР никогда не сообщает, но они не могут быть меньше астрономических цифр американских программ. Эти огромные непроизводительные расходы изымались из национального богатства, составляющего, как мы видели, около половины богатства США. Проблема носила более серьезный характер после войны, когда советская экономика была очень слабой. Однако ее политические последствия, проявившиеся в 50-е гг., были не менее тяжелыми, потому что после смерти Сталина необходимость повысить уровень жизни стала мучительной необходимостью для новых московских руководителей[18].
СССР выдвинул много предложений о разоружении. Уже во время относительной разрядки 1955 г. его дипломатия сделала важный шаг, приняв проекты сокращения вооруженных сил, предложенные НАТО. Однако в этот момент его недоверчивые собеседники взяли их назад[19]. События 1956 г. отсрочили переговоры. Потом СССР делал разные предложения. Некоторые из них, с виду эффектные, были нереальными: например, программа «всеобщего и полного разоружения» всех стран, выдвинутая лично Хрущевым на Ассамблее ООН в сентябре 1959 г.[20] Другие были более ограниченными и практическими, как, например, предложения прекратить ядерные испытания или создать безатомные зоны. Самое известное принадлежало польскому министру иностранных дел Рапацкому, и его поддержали другие страны Варшавского Договора. Это предложение предусматривало создание зоны, свободной от нового оружия, в Центральной Европе — обе Германии, Польша и Чехословакия[21]. Москва /471/ была более всего озабочена тем, чтобы не дать втянуть Западную Германию в гонку атомного вооружения.
Подозрения, что советские предложения являются чисто пропагандистским жестом, были рассеяны односторонними мерами по приостановке гонки вооружений, которые СССР пытался предпринять сам. В марте 1958 г. он по собственной инициативе приостановил испытания ядерного оружия[22]. С 1958 г. СССР уменьшал свою армию, которая за годы «холодной войны» выросла до 5,8 млн. человек — тяжелое бремя для мирного времени. В 1958 г. она была доведена до 3,6 млн.[23] Два года спустя Хрущев добился одобрения Верховным Советом сокращения армии до 2,4 млн. человек. Оно было частично осуществлено и прекратилось летом 1961 г. из-за протестов советских военных и напряженности, возникшей в результате строительства Берлинской стены[24].
На международном уровне разоружение успеха не имело. Сокращение Советской Армии было признаком скорее изменения стратегических доктрин, чем разрядки. Численностью своих сил СССР в прошлом пытался компенсировать отсталость в современном вооружении. Теперь оно стало опорой его военной мощи[25]. Экономия была незначительной, учитывая высокую стоимость атомного и ракетного оружия. Надеясь завуалировать это, Хрущев ввел в обиход новые теории, отрицая всякое значение обычного оружия. Так, он заявил, что бомбардировочная авиация и надводный флот больше не нужны. Однако он столкнулся с оппозицией военных, которая заставила его умерить свой пыл[26].
Изменение советской стратегии было в свою очередь следствием обращения к Америке как к главному собеседнику, поскольку она была единственным противником, способным поразить СССР. Выбор этот был во многом неизбежным, потому что предопределялся всем послевоенным развитием мировой политики. Он обусловливал уже решения Сталина, а в конце 50-х гг., когда СССР показал, что в состоянии сравняться с США, отразил новое соотношение сил в мире: существование двух держав, не равных по мощи, но значительно превосходящих остальных.
Это не означало, что Америка стала единственным собеседником СССР. После смерти Сталина советская дипломатия стремилась к диалогу с европейскими странами, входящими в НАТО, в частности с Францией, где в 1958 г. с приходом к власти де Голля изменилось внутреннее положение, с Англией, Италией и ФРГ. Однако, как бы ни были важны переговоры с этими странами и их результаты, они всегда были подчинены интересам диалога с США. Этот принцип был четко выражен новым министром иностранных дел Громыко в 1961 г.: «Ведь если бы эти две державы объединили свои усилия в деле обеспечения мира, то кто посмел бы... нарушить его? Никто. В мире /472/ нет больше подобной силы»[27]. В конце 50-х гг. советские руководители сохраняли иллюзию, что в диалоге с США они могут выступать не только от имени СССР, но и от всей социалистической системы[28]. Им пришлось достаточно быстро в этом разувериться.
Наиболее известным эпизодом преференциальных отношений между Москвой и Вашингтоном стал визит Хрущева в США в сентябре 1959 г. После потрясения, вызванного запуском спутника, в Америке пробивало дорогу убеждение, что к советскому противнику нужно подходить по-новому. Отставка Джона Ф. Даллеса ускорила изменение психологии. В сопровождении двух других советских лидеров — Микояна и Козлова — Хрущев, приглашения которого в осторожной форме добивался Эйзенхауэр, прибыл в Америку[29]. Он был первым главой не только Советского, но и русского правительства, который наносил такой визит. После 15 лет конфликтов и напряженности между двумя странами этот визит разжег страсти и привлек внимание мира. Хрущев встретил корректный, но не сердечный прием. Это была преждевременная инициатива, потому что никакое соглашение между СССР и США еще не было возможно. Однако Хрущеву эта дипломатия была близка. Две недели он путешествовал по Америке, встречаясь и беседуя с самыми разными людьми: были кисло-сладкие разговоры, полемические столкновения, многолюдные приемы, острые пресс-конференции[30]. Визит закончился переговорами с Эйзенхауэром в Кэмп-Дэвиде. Никаких соглашений не последовало. Было больше шума, чем практических результатов. Однако в этой встрече были заложены основы прямого диалога между двумя странами, получившие развитие в дальнейшем.
Диалог был бурным с самого начала. Восторженные отзывы Хрущева об Эйзенхауэре по возвращении в Москву, за которые его потом упрекали, вскоре оказались слишком оптимистичными[31]. Американские руководители тотчас залили холодной водой огонь хрущевских надежд. Иллюзиям от визита в США неожиданно положил конец один инцидент. 1 мая 1960 г. американский самолет типа «У-2», летевший на большой высоте с целью фотографирования советских военных объектов, был сбит ракетой над Уралом. Хрущев сказал об этом несколько дней спустя, точно рассчитав эффект. Пилот был захвачен живым, в руки советских властей попала бортовая аппаратура. Московское правительство имело все доказательства шпионского характера полета. Американцы, поставленные в затруднительное положение, заявили, что считают подобные операции оправданными. Эйзенхауэр взял ответственность на себя[32]. Хрущев, которого соотечественники и союзники критиковали за чрезмерную уступчивость американцам, был вынужден принять крутые дипломатические меры.
Инцидент случился накануне новой встречи в верхах, назначенной на 16 мая в Париже. В ней должны были участвовать Хрущев, Эйзенхауэр, де Голль и Макмиллан. Советское правительство более двух лет требовало такой встречи. Мы еще не знаем, чего ждал от неё Хрущев, какими были его расчеты, делалась ли ставка на компромиссы[33]. /473/ В тот момент, когда все уже собрались во французской столице, он потребовал, чтобы перед началом переговоров американский президент принес извинения. Поэтому переговоры не могли быть даже начаты. Уже согласованный ответный визит, который Эйзенхауэр как первый американский президент должен был нанести в СССР, был отменен.
Однако даже после этих столкновений диалог не был прерван. США и СССР сталкивались не только в Европе, но и в различных частях мира. Их атомные подводные лодки, способные долго плавать вдали от баз, кружили в океанах. Ракеты одних были нацелены на территорию других. Армии обеих стран были вынуждены поддерживать боеготовность, опасаясь неожиданного нападения. СССР был окружен цепью из 250 американских баз[34]. Однако новые факторы давали ему возможность преодолеть этот барьер, поразить далекого противника, сделать взаимно опасным любой неожиданный конфликт. Одна из водородных бомб, демонстративно испытанных СССР после берлинского кризиса, была эквивалентна 2500 бомбам, сброшенным на Хиросиму[35].
