Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

– Сердитый… – непонятно обнажая зубы, протянул Грацианский и вдруг, сделав фехтовальный выпад вперёд, вонзил палку в родничок и дважды самозабвенно провернул её там, в тёмном пятнышке гортани.

Всё последующее слилось в один звук: стон чередиловской досады, крик Вихрова – я убью тебя! – и хруст самой палки, скорее разорванной надвое, чем даже сломленной в его руках, – причём Грацианский каким-то зачарованным, странным взглядом проследил полёт её обломков. Потом, как после удара грома, все трое стояли, очумело дыша, обессиленные происшедшим, пока сквозь ржавую муть в родничке не пробилась прозрачная жилка воды» (Там же. С. 277).

О «Русском лесе» и о творчестве Л. Леонова написано много книг – Ф. Власова, В. Ковалёва, Е. Стариковой, М. Лобанова, О. Михайлова, о нём писали В. Солоухин и В. Чивилихин, он яростно боролся за сохранение русского слова и за исторические памятники. Много хвалебных слов произнесено о нём, хотя раздавались и критические голоса. Приведу в заключение слова М. Щеглова из статьи «Русский лес» Леонида Леонова»:

«Есть в романе ещё некоторые художественно недостаточные решения частных проблем, неясности в разработке характеров. Но, вопреки всей излишней усложнённости, а во многом и недопустимой упрощённости и в развитии общей идеи романа и в психологической разработке отдельных персонажей, мы можем дать себе отчёт в значении поставленных Леонидом Леоновым вопросов и в том, что смертельное столкновение добра и зла, света и тьмы, счастья и горечи изображено в романе порою с большой силой. Грацианский с его «миметизмом» – это образ яркий и разящий, который поможет людям распознавать некоторые характерные формы реакции, выдающей себя за прогресс, не верить корыстолюбию и эгоизму, выдающим себя за народолюбие и идейную принципиальность. Одного этого было бы достаточно, чтобы признать «Русский лес» произведением незаурядным.

Но, кроме того, есть в романе и привлекательные, светлые образы, которые убеждают в обречённости грацианских и «грацианщины». Это делает новый роман Леонида Леонова произведением оптимистическим» (Щеглов М. Литературно-критические статьи. М., 1965. С. 314).

В 1963 году вышла в свет повесть Evgenia Ivanovna.

Во второй половине ХХ века Леонид Леонов много времени посвящал публицистике, заботился не только о лесе, но и о сбережении исторических национальных ценностей. Вместе с Коненковым и Кориным Леонов написал статью «Берегите святыню нашу», опубликованную в журнале «Молодая гвардия», писал о русском языке, о Москве.

5 июня 1987 года «Литературная Россия» опубликовала интервью с Л.М. Леоновым, ответившим на злободневные творческие вопросы по телевидению. Телеведущая читала письма читателей и слушателей и по ходу спрашивала: «Как вы добиваетесь такой выразительности, ёмкости, точности фразы?», «Как рождались столь глубокие и последовательные публицистические статьи, особенно статьи «О большой щепе» и «Раздумья у старого камня»?», а Леонов отвечал:

«Я повторю то, что в таких случаях писал в своих статьях… В основе всего лежит, думается, тот факт, что когда-то при раскорчёвке предрассудков, как тогда говорилось, проклятой старины были повреждены самые важные корни, которыми тысячелетиями подряд питалась народная жизнь. Дело в том, что нельзя не признаться, наконец, в содеянных тогда многочисленных ошибках и перегибах, как было принято говорить. И перегибы эти, от которых стараемся мы излечиться сейчас, повторяемые нередко скоростным образом, порой отразились генетически на самом важном: они угнездились в каком-то гене… И оздоровление жизни, лечение этой болезни немыслимо без проникновения, без раздумий о самих генах действительности. Поверху здесь ничего нельзя сделать… Те процессы, которые казались нам временными, стали биологическими. И поэтому во имя спасения самых великих идей, спасения жизни, спасения Отечества надо думать о корнях, думать об этом самом важном, неназываемом…

Дело в том, что полезно (и в литературе это уже начато) внимательно проникнуть, взглянуть в самую суть: что таится в душе народной под маской оптимизма и внешнего благополучия? Мне кажется, нам не надо стыдиться здесь искренности и откровенности… Видимо, есть врождённое качество абсолютного слуха на слово… Часто я пользуюсь просто крестьянской речью. А мужики наши как-то не употребляют эпитетов. Он сказал слово «хлеб» или «вечер». И слово звучит абсолютно без дополнительной окраски, ограничительной окраски эпитетом… И этим языком крестьянин достигает иногда поразительной выразительности… и в Москве мне жалко многого. У меня в статье «Раздумья у старого камня» есть намек, что мы должны быть бережны к таким вещам. Придём или не придём к тому решению, от которого будет зависеть судьба этих вещей и от которого будет зависеть очень многое в будущем? Это я заранее говорю, пророчески говорю, уверенно – у меня есть такая способность предвидения. А говорю я о том, что создавалось подвигом и охраняется только подвигом! Нужен каждодневный присмотр. И любовный присмотр. Как старуха-мать приходит и вытирает пыль, которая накопилась за ночь. Иначе нельзя! Поэтому я и говорю о глубоком мышлении. Я ничего не хочу сказать, как это будет сделано, но я приглашаю к очень внимательному и очень ответственному рассмотрению этого вопроса. От этого зависит многое: откажемся мы от тех, кто закопан в земле, или нет? Или – когда начинается наша страна, в каком году она началась, откуда вести отсчёт времени? Это очень решительно надо делать… Это надо выяснить… Пришло время максимальной искренности. И то, что на душе у народа скопилось, надо прочесть и принять как библейскую истину. Нельзя ошибиться в том, что народ чувствует, это и есть та стихийная магистраль. Та лоция, по которой надо идти» (Литературная Россия. 1987. 5 мая).

По этому завету, по этой лоции Л.М. Леонов шёл до последних своих дней.

В последние годы писатель работал над романом «Пирамиды», начатым около сорока лет назад. Фрагменты романа «Мироздание по Дымкову» опубликованы в журнале «Наука и жизнь» (1974. № 11), затем в журнале «Новый мир» (1984. № 11), и «Последняя прогулка» – в журнале «Москва» (1979. № 4). Роман «Пирамида» в двух книгах опубликован в 1994 году.

Леонов Л.М. Собр. соч.: В 6 т. М., 1953—1955.

Леонов Л.М. Собр. соч.: В 10 т. М., 1981—1984.

Владимир Максимов в детстве и юности испытал все злоключения, которые обычно выпадают на долю тех, кто в двенадцать лет предпринимает попытку начать самостоятельную жизнь, уходит из московского дома в Сокольниках и скитается по всему Советскому Союзу в поисках своего места под солнцем. Во время работы над книгой «Шаги к горизонту» в издательстве «Советский писатель» («Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «За чертой», «Шаги к горизонту». 1967) В. Максимов подробно рассказывал о своём лихом детстве и юности. К повестям В. Максимова, опубликованным в журнале «Октябрь», отнеслись холодно, как и к тому, что в книге «Россия – любовь моя» на нескольких страницах доказывается, что Владимир Максимов – «из тех художников, которые остаются верными заветам великой русской классики, всегда тревоживших своих читателей страстными призывами к совести, добру, свету, справедливости» (Петелин В. Россия – любовь моя. М., 1972. С. 292).

Лев Александрович Самсонов родился в рабоче-крестьянской семье в Москве. В 1933 году отец был арестован.

В двух книгах автобиографического романа «Прощание из ниоткуда» (Кн. 1: Памятное вино греха. Франкфурт-на-Майне, 1974; Кн. 2: Чаша ярости. Франкфурт-на-Майне, 1982) В. Максимов подробно описывает приключения своего героя Влада Самсонова, в котором легко узнаётся автор романа. При всей тяжести жизни маленького героя в его жизни больше добрых людей, чем злых, которые помогают ему «выдюжить» эту нелегкую судьбу. Он побывал и в детских домах, и в колониях, и в диспансерах с психическими расстройствами. Рано почувствовал свой писательский дар, начал писать стихи, иронически относился к официальной публикуемой продукции, потом случайно встретился с Юрием Осиповичем Домбровским, который забраковал то, что Максимов принёс ему, но почувствовал, что этот молодой человек может сделать что-то и более серьёзное, и дал свой московский адрес. И в Москве тоже давал советы. В Черкесске В. Максимов познакомился с журналистской и издательской работой, печатал свои стихи в местной газете, стал бывать в писательской и актёрской среде, местный театр поставил его пьесу. Но независимый характер чаще всего ломал его творческие планы. А главное – он напивался так, что даже близкие ему люди удивлялись количеству им выпитого. В Москве он с написанными им повестями побывал в журналах «Новый мир», «Юность», аванс дали в двух журналах, но печатать отказались. Нелестное воспоминание оставил после посещения «Нового мира» Александр Твардовский – по воспоминаниям Максимова, измельчал как поэт, приспособился к нынешней идеологической политике, почти полностью лишён самостоятельности.