На этом этапе полемики лидерство китайской и советской компартий в международном коммунистическом движении усугубило, а не смягчило противоречия, так как каждая из партий стремилась привлечь на свою сторону все движение. Полемика настолько обострилась, что уже не ограничиваясь первоначальными поводами, а затронула идейно-теоретические вопросы. Позже много спорили, кто первым коснулся этих вопросов. Но это имеет лишь относительное значение, потому что было трудно избежать такого шага. Первыми, как мы можем судить сейчас, вступили на этот путь китайцы. Можно понять и причину: так же как после войны, Советский Союз смог по-новому утвердиться в мире, противодействуя США, теперь Китай утверждался, противодействуя США и Советскому Союзу.
В возобновившейся антиюгославской полемике Пекин использовал новый термин — «современные ревизионисты», — который Ленин когда-то относил к немецким социал-демократам Бернштейну и Каутскому. Не случайно этот термин был достаточно гибким, В апреле 1960 г. серией известных статей, опубликованных под общим названием «Да здравствует ленинизм!», китайцы дали ясно понять, что этот термин относится не только к югославам. В этих статьях критике подвергались все тезисы, тесно связанные с именем Хрущева и с XX съездом КПСС: китайцы заявляли, что войны нельзя избежать, так как существует империализм и «режим угнетения»; они считали почти невозможным мирный переход к социализму в любой стране и тем более — чисто парламентскую борьбу; они требовали, чтобы коммунисты не сотрудничали с социал-демократами[23]. /514/ Все это было представлено как борьба за чистоту ленинской теории: «Современные ревизионисты пытаются грязнить великое знамя международного пролетариата — ленинизм»[24].
Второе Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве
Итак, в рамках коммунистического движения произошел разлад, и постепенно он обострился. Обе стороны искали поддержки среди других стран социалистической системы. Китайцев поддерживало албанское правительство, которое так и не простило примирения Хрущева с Белградом. На одном из заседаний Политического консультативного комитета Варшавского Договора китайский наблюдатель оказался несогласным с союзниками[25]. На встрече Всемирной федерации профсоюзов в Пекине китайцы полемизировали с делегатами других стран[26]. Казалось, что исправить положение в этот момент может созыв второго международного Совещания коммунистических и рабочих партий, призванного примирить противоречивые тенденции. Советские руководители сначала предложили собрать только правящие партии, но встретили возражения, заставившие их планировать новую международную встречу. Было решено, что состоится обмен мнениями об этом среди иностранных гостей на съезде Румынской рабочей партии в Бухаресте в июне 1960 г. В последний момент туда прибыл лично Хрущев[27].
Советские представители попытались вызвать в Бухаресте дискуссию по существу, а не по процедурным вопросам. Китайские тезисы в том виде, в каком они были известны, не получили одобрения. Однако полемика и разногласия до тех пор были ограничены встречами правящих партий. Представители других партий о них не знали, но могли догадываться. Никто не почувствовал расширения и усиления полемики, и никто не был готов высказаться. Когда все собрались на съезд компартии Румынии, Хрущев, дождавшись начала дебатов, неожиданно взял слово и произнес ожесточенно полемическую речь. Он говорил долго, пылко, не думая о дипломатии. Он упрекал китайцев и лично Мао не только за их концепцию, но и за конкретную политику — от конфликта с Индией до экономических решений[28]. Не говоря уже о содержании речи, его слова произвели тягостное впечатление из-за агрессивного тона. Если он и хотел настроить всех против китайцев, то не сумел добиться этого. Пэн Чжэнь, китайский делегат, протестовал против (как он назвал) «неожиданного нападения» и «тиранического» поведения[29]. Другие собравшиеся были слишком потрясены обнаружившимися глубокими противоречиями, чтобы понять хоть что-нибудь. Совещание закончилось без видимых результатов.
За первым шагом последовал второй, более тяжелый. Чтобы заставить китайцев уступить бесцеремонному нажиму, Советское правительство приняло одностороннее решение отозвать из Китая /515/ всех советников, направленных туда по просьбе Пекина. С момента провозглашения Народной республики китайское правительство всегда имело в своем распоряжении советских специалистов разных профессий. Их число достигло максимума в 1957 г. В 1960 г. их было 1500 человек, не считая военных[30]. Сотрудничество советских специалистов было, несомненно, полезным для китайцев, несмотря на усиление разногласий и взаимного непонимания, ухудшения отношений между двумя странами. Уже в 1958 г. китайцы решили, что должны больше «рассчитывать на свои собственные силы» и меньше — на «помощь извне»[31]. Москва сослалась на возникшие трудности для оправдания своего решения. Это был слабый предлог, даже сами советники признали его неубедительным[32]. СССР разорвал ряд международных соглашений и нанес удар Китаю в тот момент, когда страна уже чувствовала кризис, вызванный «большим скачком». Советские специалисты уехали, увозя с собой документацию по многим производимым работам, которые не могли быть закончены. В Китае поднялась волна возмущения.
Отношения между двумя странами настолько ухудшились, что произошло последнее объяснение между правительствами. Многие партии высказывали пожелание, чтобы СССР и Китай попытались найти согласие между собой. С 17 по 22 сентября в Москве проходили переговоры с китайской делегацией, возглавляемой Дэн Сяопином. Советские руководители несколько раз приглашали Мао и были разочарованы, что он не приехал[33]. Встреча с делегацией не дала результатов. Стоит задержаться на единственном известном нам документе — платформе соглашения, предложенной китайцами, как они сами говорили, «от всего сердца». Документ этот разъясняет суть конфликта и состоит из 5 пунктов, два из которых представляют собой проект политического соглашения. СССР и Китай должны были взять на себя обязательства «консультироваться и обстоятельно обсуждать все проблемы, имеющие взаимный интерес». Как «самое важное» было выделено положение — «провести четкую разграничительную линию между противником и нами самими». После этого можно было восстановить в коммунистическом движении положение, существовавшее в 1957 г. Обоим правительствам следовало «объединиться против врага» и не дать ему разъединить их[34]. Другими словами, никаких диалогов, никаких сепаратных инициатив, но жесткое противоборство с Америкой и с югославами, которые хотели сохранить хорошие отношения с Западом. Тогда союз СССР и Китая был бы для каждой из стран основным направлением их политики. Однако в этот момент интересы двух держав уже разошлись. Мы не знаем советских контрпредложений, знаем только, что переговоры свелись к взаимным обвинениям. С этого момента, подчеркивали потом китайцы, «острая борьба стала неизбежной»[35].
Вопрос о подготовке к новому международному Совещанию коммунистических партий был согласован после встречи в Бухаресте. /516/.
С 1 октября комитет из представителей 26 коммунистических[III] партий собрался в Москве, чтобы подготовить приемлемый для всех документ. Это была нелегкая работа. Более или менее полный текст был представлен Совещанию, которое состоялось в Москве с 11 по 25 ноября 1960 г. Присутствовала 81 делегация — от крупнейших советской и китайской компартий до маленьких подпольных групп из Южной Америки. Как и в 1957 г., Совещание было закрытым, сообщалось лишь о последнем заседании. Китайскую точку зрения представил Дэн Сяопин в своей речи, отмеченной прозорливостью. Значительно менее продуманной была, напротив, речь албанского союзника китайцев Ходжи, который негодовал на югославов, на этот раз не приехавших, и на хрущевскую политику примирения с ними. Дискуссия постепенно становилась все более бурной. Многие делегации брали слово по два раза. Тон советских выступлений был более умеренным, чем в Бухаресте, китайских — более острым.
Делегаты Пекина не остались в полной изоляции, но вызвали мало симпатий[36]. Правда, их наступление имело определенный успех, потому что с момента публикации сборника «Да здравствует ленинизм!» усилилось внимание не только к противоречивым аспектам деятельности Хрущева, но и к неясным и нечетким местам и самих доктринарных новациях XX съезда КПСС. Эти новые теории оказали стимулирующее влияние вначале, а потом стали бесплодными догмами с претензией на универсальность. Китайцы могли воспользоваться реальным недовольством прошлой и настоящей политикой СССР, которое проявлялось в разных отрядах комдвижения, но они своими контрпредложениями свели на нет это преимущество. Советским теориям они противопоставили жесткую и буквалистскую защиту старых ленинских тезисов, несоответствие которых новой реальности понимали многие из присутствующих, и фронтальную атаку на все решения XX съезда, в том числе и осуждение Сталина; они эти решения сочли пагубным поворотом вправо, «ревизионизмом». Их позиция не могла встретить сочувствия основных партий, которые, напротив, видели в идеях XX съезда возможность идейного обновления, а в диалоге Хрущева с Западом — предпосылку новой, менее напряженной международной жизни, в которой могло бы быть больше места для самостоятельных действий[37].
