Профессор Осокин касается истории Венеции в своем курсе в связи с историей четвертого крестового похода.[531] Автор дает беглый очерк истории Венеции до четвертого крестового похода, излагает историю самого похода и возникшей в результате его Латинской империи. Недостатки труда проф. Осокина известны, — они с беспощадным реализмом были указаны в свое время В. Г. Васильевским.[532] Здесь нужно указать, что они полностью присущи и той его части, которая касается Венеции. Ряд весьма спорных положений излагается в его «Истории» аподиктически, точно установленные факты передаются неверно, очень важные вопросы обходятся молчанием. Нельзя признать также удавшейся попытку автора излагать события по источникам. Эта, сама по себе очень похвальная, задача не может быть разрешена путем привлечения источников случайных и второстепенных, известия которых принимаются при этом без всякой критики, — такова, например, попытка излагать историю четвертого крестового похода по Канале, который вовсе не является первостепенным источником по этому вопросу.[533] В общем работа проф. Осокина по общей истории средних веков, как, впрочем, и его «Заметки по экономической истории»[534], не продвинули вперед изучения нашего вопроса.
В девяностых годах вышла очень небольшая, но очень содержательная статья проф. П. П. Митрофанова, под заглавием: «Изменение в направлении четвертого крестового похода».[535]
В этой статье проф. П. Митрофанов дал мастерский обзор ученой контроверзы, возникшей во второй половине XIX в. вокруг вопроса о виновниках превращения затеянного Иннокентием III «дела благочестия» в «коммерческое предприятие»[536] и разбойное нападение на Восточную столицу. Автор не выдвигает в своей работе какой-нибудь новой точки зрения на этот вопрос, но дополнительно обосновывает уже высказанные взгляды, кажущиеся ему наиболее вероятными, и делает это в высокой степени убедительно. Он отвергает теорию преднамеренности похода в обоих ее вариантах — и в венецианском, и в швабском — и соглашается с мнением Ганото, который объясняет изменение в направлении четвертого крестового похода не одним, исключительным влиянием, а видит в нем результат «целой совокупности многих сил, которые явились выразительницами интересов, существовавших у различных лиц во время события 1202–1203 гг.»[537] Выявление действия этих сил, их показ, основанный на добросовестном изучении первоисточников по истории четвертого крестового похода, поскольку они имеют отношение к изучаемой им контроверзе, и составляет содержание интересующей нас статьи. Работа проделана настолько основательно, что Герланд, писавший по тому же вопросу несколько лет позднее, в сущности ничего не мог сказать более того, что он нашел у проф. Митрофанова.[538]
В высшей степени достойно сожаления, что авторы общих и специальных сочинений по истории средневековья, касающиеся событий четвертого крестового похода и писавшие позднее выхода в свет статьи проф. Митрофанова, проходили мимо этого значительного явления русской буржуазной историографии по западному средневековью.
В конце восьмидесятых, девяностых годов прошлого столетия и в начале текущего в буржуазной исторической литературе обнаруживается, как известно, повышенный интерес к проблемам социально-экономическим. В это время появляется ряд историков экономических проблем, касавшихся в своих работах также и вопросов венецианского хозяйства. Здесь мы должны назвать имена М. М. Ковалевского, А. К. Дживелегова, И. М. Кулишера.
В конце XIX и начале XX столетия М. М. Ковалевский обогатил русскую историческую науку капитальным трудом, посвященным вопросам средневекового хозяйства Западной Европы.[539]
Уже в этом труде М. М. Ковалевский уделил довольно значительное внимание проблемам венецианской истории. Во втором томе его «Экономического роста Европы до возникновения капиталистического хозяйства» им освещаются некоторые вопросы организации сельского хозяйства Венеции, в третьем он довольно подробно касается проблем ремесленного производства и деятельности венецианских цехов.[540] Только что вышедший тогда первый том издания «Цеховых уставов» Монтиколо позволил ученому трактовать вопрос с достаточным знанием дела и на основе документальных материалов.
Ближайшее отношение к нашей теме имеет статья М. М. Ковалевского, рассматривающая вопросы о роли Венеции в торговле на Черном море в средние века.[541]
Эта большая статья написана на основе внимательного изучения источников, частью неопубликованных, — это единственное произведение в русской исторической литературе, выполненное на основе предварительной работы в венецианских архивах. В противоположность Гейду Ковалевский считает возможным отнести появление венецианцев в черноморских водах к очень раннему времени, еще к XI в., и с этого же времени возможна, по его мнению, и их конкуренция с генуэзцами.[542] Обе республики обосновались по настоящему, однако, в черноморских портах лишь в период существования Латинской империи: в 1238 г. генуэзцы положили начало своей колонии в Кафе; венецианские корабли, вероятно, около этого же времени появляются в Азовском море, но если не основание, то быстрый рост венецианской Таны относится только к началу XIV в.[543] Появление венецианского «байюльства» в Трапезунде автор ставит в связь с потерей Венецией своих позиций в Константинополе и полагает, что с этого же времени ее «торговля в принадлежащих Византии портах стала переходить почти всецело в руки генуэзцев».[544] Все эти соображения составляют лишь нечто вроде введения в изложение основной темы статьи, относящейся к судьбам венецианской и генуэзской колоний в Тане в течение XIV и XV столетий, т. е. за пределами рассматриваемого нами времени, что и лишает нас возможности использовать ее для наших целей в полном объеме.
Из только что приведенных положений М. М. Ковалевского не все могут быть приняты безусловно: его тезис о раннем появлении венецианских купцов в Черном море несомненно нуждается в дополнительном обосновании; прямо неверным надо признать его положение о переходе торговли в греческих водах после 1261 г. «почти всецело в руки генуэзцев», так как оно полностью опровергается содержанием договора Венеции с Михаилом Палеологом от 1268 г., проект которого сторонами был разработан еще в 1265 г.
К вопросам венецианской истории М. М. Ковалевский еще раз обращается в другом своем труде, посвященном проблемам западно — европейской истории в средние века и новое время. Мы имеем в виду его работу, трактующую о происхождении современной демократии.[545] Четвертый том этого произведения целиком посвящен проблемам истории Венеции.[546] Однако в нем рассматриваются последние десятилетия ее существования и излагается история ее падения. То немногое, что относится в этой книге к более ранней истории Венеции, касается преимущественно внутренней жизни республики и при том в форме отдельных замечаний или коротких справок. По всем этим причинам эта работа М. М. Ковалевского, несмотря на свою большую ценность в пределах трактуемых ею вопросов, не могла быть полезной при разработке нашей темы.
Труды А. К. Дживелегова, наиболее близко стоящие к нашей теме, вышли в начале текущего столетия, — это его «Торговля на Западе в средние века» и статья о Венеции в словаре Граната. Обе работы рассчитаны на широкую популяризацию исторических знаний и должны были отражать состояние исторической науки в сфере этих вопросов к началу XX в.[547] К сожалению, этого сказать о названных работах А. К. Дживелегова нельзя.
Он допускает в обеих этих работах ряд неточностей и прямо неверных утверждений, заимствованных у разных иностранных авторов. Нельзя, например, ограничиться утверждением, что «в 1000 г. дож Орсеоло подчинил республике разбойничье (?) население Далматинского побережья, сильно затруднявшее правильные рейсы по Адриатическому морю», как это делает автор, касаясь важного вопроса о начале венецианской колониальной экспансии. Неверно утверждение, что «погром 1183 г. (?) сделался одним из поводов для завоевания Константинополя крестоносцами четвертого крестового похода»[548], так как никто из участников похода такого предлога не выставлял. Об очень важном вопросе, что представляли собою венецианские владения после четвертого крестового похода, нельзя получить даже приблизительного представления из тех фраз, которые имеются на этот счет у А. К. Дживелегова. «Ни одно местечко, мало-мальски пригодное для основания какого-нибудь торгового пункта, — читаем мы в „Торговле на Западе“, — не миновало их рук… Начиная от Геллеспонта и кончая Критом, все (?) принадлежало ей… В Константинополе Венеция посадила своего подесту, который был губернатором венецианских владений в империи и главой венецианской колонии в ее столице»…[549] Все эти выражения — «ни одно местечко не миновало ее рук, все принадлежало ей» — не соответствуют действительности и неверно также, что подеста был губернатором венецианских владений в империи. Хорошей мыслью автора было дать представление не только о торговле, но также и о венецианской промышленности, но практическое осуществление этого намерения нельзя признать вполне удавшимся: замечания его на этот счет беглы и не всегда точны[550], что, впрочем, находит себе объяснение отчасти, в слабой общей разработке вопросов венецианской промышленности по сравнению с вопросами торговли.
