образовательный ценз. Оно не довольствовалось тем, что не допускало дипломированных евреев на государственную или академическую службу, оставляя для врачей, юристов и техников только область частной практики, а стремилось еще сузить и эту область. Не имея возможности применять свои знания на государственной службе, евреи-юристы шли в адвокатуру, где они успели занять видное место, особенно в Петербурге и Москве. Это мозолило глаза и юдофобам по принципу, и юдофобам по профессиональной конкуренции в адвокатском сословии. Министр юстиции Манасеин успел убедить царя в необходимости преградить дальнейший доступ в адвокатуру «лицам нехристианских исповеданий». В сеть ограничений попали, таким образом, также мусульмане и горсть караимов. 8 ноября 1889 г. царь повелел, «чтобы принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианских исповеданий подлежащими судебными установлениями и советами присяжных поверенных допускалось не иначе, как с разрешения министра юстиции». По отношению к евреям формула о «разрешении министра» оставалась фикцией. Министры весьма часто давали такие разрешения мусульманам и караимам, но всегда отказывали молодым еврейским адвокатам, как ни лестно рекомендовали их судебные учреждения и советы присяжных поверенных (за пять лет, до 1895 г., не был принят в сословие ни один еврей).
«Мы будем вас лишать элементарнейших прав человека и гражданина: свободы передвижения и выбора профессии, права на образование и на государственную службу, но вы не должны ни в малейшей степени уклоняться от своих гражданских обязанностей!» — таков был односторонний договор, который правительство установило с еврейством. Это ярко демонстрировалось в деле отбывания воинской повинности. Русский закон уже давно умудрился и здесь усугубить для евреев тяжесть повинности: их принимали на военную службу с такими физическими недостатками, которые христиан освобождали от службы (при меньшем росте и объеме груди); часто на службу принимались даже единственные сыновья, кормильцы семьи или матерей-вдов. Служа в армии, еврей всегда оставался «нижним чином» и никогда не мог дослужиться до офицерского чина. Как бы в насмешку над евреями-солдатами, их после окончания службы лишали права жительства даже в тех местах вне «черты оседлости», где они служили, и выгоняли обратно в губернии гетто (правом повсеместного жительства пользовались только старые «николаевские» солдаты и их дети). При таком «поощрении» патриотизма правительство еще имело смелость постоянно обвинять евреев в «уклонении от воинской повинности». Что тенденция к такому уклонению существовала, не подлежит сомнению. Было бы противно человеческой природе, если бы люди, лишенные гражданских прав, чувствовали потребность жертвы ради отечества и не уклонялись бы от самой тяжелой государственной повинности. На деле, однако, и жалобы на недобор солдат оказались преувеличенными. Статистические исследования выяснили, что вследствие неправильной разверстки от евреев требовали ежегодно большее число солдат, чем полагается по процентному отношению их ко всему населению: в среднем евреев принимали на службу в количестве 12% от общего числа новобранцев «черты оседлости», между тем как еврейское мужское население составляло там лишь 11%. Не обращали внимания на то, что в списках призывных часто числились лица давно умершие, вследствие неправильной регистрации не исключенные из списков, а также эмигрировавшие в чужие страны. Ежегодная эмиграция евреев из России уменьшала в особенности число молодых людей призывного возраста; но власти полагали, что остающиеся обязаны служить в русской армии за своих братьев, ставших гражданами американской республики. В апреле 1886 г. появился указ об оштрафовании на триста рублей семейства еврея, не явившегося в день призыва к воинской повинности. Власти широко истолковали слово «семейство» в указе и в случае несостоятельности родителей призываемого взыскивали этот тяжелый штраф с его близких родственников.
Между тем как одна часть бюрократии предавалась азарту репрессий, другая, заседавшая в Высшей комиссии графа Палена, пришла к заключению, что репрессивная политика вредна. В течение пяти лет «Паленская комиссия» всесторонне рассмотрела еврейский вопрос, изучила и сама обработала множество материалов исторических, юридических и экономико-статистических и пришла к заключению, что вся столетняя система ограничительного законодательства не привела к цели и должна быть заменена системою реформ, хотя и постепенных и осторожно проводимых. Таково было мнение большинства членов комиссии и ее председателя Палена, изложенное в ее обширной «Общей записке», в начале 1888 г. «Может ли государство, — говорится там, — относиться к пятимиллионному населению [11], к одной двадцатой части всех своих подданных, хотя и принадлежащей к чуждой большинству расе, иначе, чем к остальным своим подданным? С государственной точки зрения еврей должен быть полноправен. Не давая ему одинаковых прав, нельзя собственно требовать и одинаковых государственных обязанностей. Стеснения и лишения свободы, неравноправие и гонения не делали человеческие общества лучшими и более преданными своим повелителям. Неудивительно, что и евреи, воспитанные на столетнем репрессивном законодательстве, остаются в категории подданных менее исправных, уклоняющихся от исполнения государственных повинностей и не приобщившихся вполне к русской жизни. Число исключительных для евреев законов в нашем Своде простирается до 650, и устанавливаемые ими стеснения и ограничения имеют естественным своим следствием то, что огромному большинству евреев живется до сих пор в России крайне тяжело. Около 90% всего еврейского населения составляют ничем не обеспеченную массу, живущую со дня на день, при самых тяжелых гигиенических и бытовых условиях. Против этих пролетариев возникают иногда и буйные восстания народа; масса живет под страхом погромов, под страхом насилия. В самом законодательстве евреи причислены к разряду «инородцев», наравне с самоедами-язычниками. Одним словом, ненормальность теперешнего положения евреев очевидна... Евреи в России не иностранцы, а уже в течение ста лет составляют часть той же России. Сама история законодательства, несмотря на то что она слагалась большею частью под влиянием самого сурового взгляда на евреев, учит нас, что существует лишь один исход и один путь — освободительный, соединяющий евреев со всем населением под сенью одних и тех же законов. Система репрессивных и исключительных мер должна быть заменена системою постепенных освободительных и уравнительных законов».
Таким образом, из среды самой бюрократии восстал противник правительственной системы Победоносцевых и толстых. Билеам, призванный проклинать еврейство, благословил его. Однако решение комиссии не было единодушным; за «постепенные и осторожные» реформы высказалось большинство членов комиссии, меньшинство же одобряло правительственную политику. Вследствие этих разногласий комиссия медлила с представлением своих заключений правительству. В конце 1888 г. она пригласила для опроса группу еврейских экспертов, или «сведущих людей». Их допрашивали относительно внутренней организации еврейства: нет ли «тайного кагала», каково назначение «коробочного сбора» и т. п. Экспертам предложили еще некоторые вопросы о правовом положении, но все это делалось только для декорации. Было известно, что мнение большинства комиссии о необходимости «осторожных и постепенных» реформ не имеет шансов на успех.
