остается замурованным. Русский закон говорит: еврей может проживать здесь, а не там, но, где бы он ни проживал, он не должен жить, не должен иметь средств к жизни. Это — смертный приговор, спокойно произнесенный над сотнями тысяч человеческих существ, приговор коварный, прикрытый хитроумными формулами законов... Может ли цивилизованная Европа, могут ли христиане Англии смотреть на эту медленную пытку, на это бескровное убийство и молчать?» Английское общество откликнулось на этот призыв. 10 декабря 1890 г. состоялся в Лондоне, в зале городского дома Гильдголь митинг, привлекший более 2000 человек. Председательствовавший лорд-мэр Савори старался в своем вступлении смягчить горечь протеста для официальной России. «Я не могу себе представить, — говорил он, — чтобы русский император, как добрый супруг и нежный отец, не относился с добрым расположением ко всем своим подданным. Надежды русских евреев в настоящее время сосредоточены на его величестве императоре России. Одним почерком пера он может уничтожить те законы, которые так жестоко давят их». Лорд-мэр выразил пожелание, чтобы Александр III стал «эмансипатором» евреев, как его отец был освободителем крестьян. В собрании было оглашено письмо кардинала Манинга, где говорилось, что довод о невмешательстве во внутреннюю политику чужого государства впервые выражен в библейском Каиновом восклицании: разве я страж брата моего? Существует единая «еврейская раса», рассеянная по всему свету, и боль, причиненная российской части этой расы, чувствуется и английской ее частью. Нельзя молчать, видя, как шесть миллионов людей приравнены к преступникам, особенно когда эти люди принадлежат к племени, имеющему «почти четырехтысячелетнюю священную историю». Главный оратор митинга герцог Вестминстерский, перечислив бедствия евреев в России, предложил собранию вынести резолюцию протеста, не смущаясь тем, что «великий протест 1882 года» (выше, § 15) остался без результата: «Мы читаем в истории еврейского народа, что Бог ожесточил сердце
Фараона и тот не хотел освободить Израиля, но ведь спасение все-таки потом явилось через Моисея». После ряда других речей была принята резолюция, в которой выражалось «глубокое сожаление по поводу возобновившихся страданий евреев в России». Вместе с тем было принято решение представить русскому императору от имени граждан Лондона, за подписью лорд-мэра, мемориал с просьбою отменить все ограничительные законы, угнетающие его еврейских подданных, и уравнять их в правах со всеми прочими гражданами.
Вот отрывки из этого документа, который в России, конечно, не мог быть опубликован: «Мы, граждане Лондона, почтительно обращаемся к Вашему Величеству и покорно просим милостивого дозволения заступиться за дело угнетенных. Крики отчаяния донеслись до нас от тысяч евреев, страдающих в Вашей обширной империи, и мы обращаемся к Вам с мольбою о царском милосердии и помощи для них. Пять миллионов подданных Вашего Величества стонут под игом исключительных и ограничительных законов. Остатки нации, откуда вышли все религии — наша и ваша, и вообще всякая религия на земле, признающая единого Бога, — евреи в Вашей империи подчинены таким законам, при которых жить и преуспевать невозможно... Сдавленные в тесных пределах внутри Вашей обширной империи, они даже в этих пределах принуждены жить главным образом в городах, кишащих бедняками и несчастными; им запрещено всякое передвижение; всякое торговое предприятие их наталкивается на ограничительные законы; им запрещено арендовать землю и вообще иметь касательство к земле. И не только в праве жительства и промыслов они стеснены. Им отказывают в высшем образовании, допуская их в школы лишь в ничтожной пропорции, не соответствующей их нуждам и стремлениям. Они не могут заниматься свободными профессиями наравне с другими подданными Вашего Величества, не могут добиться повышения по военной службе, как бы ни были велики их заслуги... Государь, мы, привыкшие уважать всякие религии, считающие свободу веры признаком истинной религиозности, просим Вас отменить эти законы, угнетающие евреев. Дайте им благодеяние равенства... Ваша царственная сестра, наша императрица и королева (Виктория), основывает свою власть на любви своего народа. Пусть же и Ваше Величество почерпнет в любви своих подданных силу и счастие, усиливая тем еще более мощь Вашей могущественной империи».
Мемориал, подписанный лорд-мэром Савори, был отправлен в Петербург. На этот трогательный призыв к справедливости прямого ответа, конечно, не последовало. Только косвенно ответ был дан через рептильную прессу. Заграничный официоз русского правительства — брюссельская газета «Nord» выступила со статьей («Последнее слово о семитизме»), в которой излилось все раздражение петербургских правящих сфер. «Никогда семитам не жилось так легко на Руси, как в настоящее время, — нагло писал официоз, — а между тем никогда еще они так сильно не жаловались. Какая же тому причина? Это особенность семитизма: семит никогда ничем не доволен. Чем больше ему дают, тем больше он требует». Явно стремясь одурачить свою публику, «Nord» заявлял, что напрасно лондонский митинг требует «религиозной свободы» (конечно, в смысле гражданской свободы для иноверцев): ведь свободу еврейского культа никто не стесняет в России.
Как соблюдало русское правительство «религиозную свободу» даже в тесном смысле, видно из акта, совершенного им в том же году в Москве. Здесь тогда была впервые построена приличная общественная синагога после того, как в течение многих лет прихожане должны были довольствоваться частными молельнями; но так как одна синагога не могла вместить всех молящихся, особенно в большие праздники, то еврейская община сохранила и молельни, разбросанные в различных частях города. Полицейские же власти распорядились закрыть все эти 20 молелен, вмещавших около десяти тысяч человек, и многие лишены были возможности совершать публичное богослужение в праздники. Та же полиция зорко следила за тем, чтобы в Москву не проникали «бесправные» евреи, и производила обыски квартир для ловли таких преступников. В Петербурге градоначальник Грессер превратил издевательство над евреями в спорт. Он издал приказ, чтобы на вывесках магазинов и ремесленных заведений, принадлежащих евреям, писались не только фамилия владельцев, но и полностью имена и отчества их, как они значатся в паспортах, «в видах устранения возникающих недоразумений». Цель этого злостного приказа заключалась в том, чтобы христианская публика не покупала в таких магазинах и могла еще потешаться над именами владельцев, которые в русских метрических записях и паспортах часто искажались до смешного (например, «Сруль Ицкович» — вместо «Израиль Исаакович» и т. п.). Понимая злостную цель приказа, владельцы магазинов писали свои имена на вывесках мелкими буквами, чтобы они не бросались в глаза прохожим. Тогда градоначальник приказал чинам полиции наблюдать, чтобы еврейские имена на вывесках обозначались «четко и на видном месте, согласно утвержденным рисункам». Так реагировали в Петербурге на крики негодования, раздававшиеся в Европе и Америке [13].
§ 19 Московское изгнание (1891)
