с общей недооценкой Лениным как марксистом влияния национализма.
Ленин предупреждает, что в истории бывали случаи перерождения революционных обществ, так что следует принять все меры, чтобы исключить подобную возможность.
Однако он наряду с Троцким видел в сменовеховстве прагматическую возможность привлечь к советской власти дополнительные социальные круги, и в особенности специалистов, в которых она так тогда нуждалась. В связи с этим в его отношении к сменовеховству проявляется определенная двойственность.
Ленин считал, что сменовеховство является серьезным общественным явлением, оценивая социальную базу этого течения в несколько десятков тысяч «всяких буржуа» или «советских служащих».
Однако даже двойственная и умеренная позиция, занятая им по вопросу о сменовеховстве, вызвала возражения на съезде со стороны В. Антонова-Овсеенко, Н. Скрыпника и Г. Зиновьева. Хотя их нападки не были оформлены в прямую критику Ленина, тем не менее, они звучали как косвенная критика. Антонов-Овсеенко, бывший левый коммунист, так же, как и Покровский, совершенно незаконно свалил в одну кучу эсеров, Милюкова и сменовеховцев, утверждая, что все они надеются на перерождение советской власти. Тем самым все своеобразие сменовеховства исключалось, а Устрялов ничем не отличался от заклятого врага большевиков либерала Милюкова. Идеология сменовеховства сводилась только к идеологии буржуазного перерождения. Это заявление Антонова-Овсеенко ничем не было им сбалансировано, и сменовеховство представлялось лишь как вредное и враждебное течение. Антонов-Овсеенко сослался даже на высказывание Энгельса, который по отношению к крестьянской войне в Германии говорил, что, если какой-то вождь приходит к власти несвоевременно, когда материальные условия не подготовлены, чтобы проводить политику его класса, он вынужден проводить политику другого класса, с которой он даже расходится в основных вопросах. По словам Антонова-Овсеенко, сменовеховцы рассчитывают именно на это. Интересно, что Антонов-Овсеенко был человеком, близким к Троцкому, но его отношение к сменовеховству явно не разделял. Возможно, позиция Троцкого носила личный характер, о чем говорилось выше. Вопрос о сменовеховстве не принадлежал, видимо, к числу главнейших, так что Антонов-Овсеенко, не теряя лояльности к Троцкому, мог занять по этому вопросу независимую позицию, соответствующую его личным склонностям.
Гораздо более резкую критику в адрес сменовеховства высказал Скрыпник, один из ведущих деятелей Украины. Его выступление показывает отчасти, почему «Жизнь национальностей» считала необходимым всячески успокаивать своих читателей. Скрыпник, так же, как и «видный татарский коммунист», был крайне встревожен официальным поощрением сменовеховства, намекая на анонимных «сторонников сменовеховства» на съезде и в партии в целом.
Скрыпник определенно рассматривал идеологию сменовеховства как идеологию русского национализма, явно стараясь расширить понятие сменовеховства до всех попыток ущемить номинальную независимость Украины, которой она еще временно довольствовалась. «Единая и неделимая Россия, бывший лозунг деникинцев и врангелевцев, — сказал Скрыпник, — является в настоящее время лозунгом и сменовеховцев». Скрыпник достаточно ясно дал понять, что он имеет в виду. «Имеется тенденция к ликвидации той государственности рабочих и крестьян, которая добыта силою рабочих и крестьян этой страны. Вопрос о ликвидации рабоче-крестьянской государственности Украины также ставится здесь отдельными сторонниками сменовеховцев», — сказал Скрыпник, не назвав, однако, поименно, кого именно из руководителей партии он считает сторонниками сменовеховства. Во время его выступления А. Лозовский крикнул: «Единая и неделимая РКП!» — что вызвало недовольство Скрыпника, который не преминул напасть и на Лозовского, и на Ленина за то, что они проповедуют такой лозунг.
Скрыпник пожаловался на то, что «работники советского аппарата состоят не из коммунистов, а из сменовеховцев».
Итак, с самого начала отношение к сменовеховству среди партийного руководства не было единым. Одни, как Троцкий, Луначарский, Стеклов и отчасти Ленин, готовы были извлечь из сменовеховства политическую пользу; у других, которые в основном принадлежали к т.н. левым коммунистам, сама мысль об использовании русского национализма во внутриполитических целях вызывала резкое недовольство. Антонов-Овсеенко. Покровский, Султан-Галиев, Скрыпник не были одиноки в этом недовольстве. Главную оппозицию сменовеховству составил Зиновьев, к которому позднее присоединился Бухарин.
Анализируя причины, почему именно Зиновьев, а не другой партийный лидер первым возглавил оппозицию национал-большевизму, следует, прежде всего, указать на его функциональное положение председателя Коминтерна, которое обязывало его преследовать интересы интернационализма, а позиция сменовеховцев дискредитировала его организацию в глазах иностранных коммунистов и национальных меньшинств Советской России, поскольку сменовеховцы в один голос утверждали, что Коминтерн — это орудие русских национальных интересов.
В отличие от Троцкого, Луначарского, Радека, Стекнова Зиновьев был старым членом партии, имел сильную опору личной власти в лице петроградского аппарата, лично ему преданного. Он не искал дополнительной социальной группы, на которую хотел бы опереться. Напротив, он как бы всячески старался сузить допустимые рамки некоммунистической идеологии, в борьбе с которой он занял самую жесткую позицию. Он был сторонником самой суровой расправы с эсерами в 1922 г., требуя их расстрела. Он был главным партийным ястребом в вопросе о высылке интеллигенции, к которой относился очень враждебно.
Показательна его вражда с Горьким, которого после длительной травли ему удалось выжить из Петрограда, после чего тот на несколько лет покинул страну и вернулся лишь в 1928 г., после того как Зиновьев был политически уничтожен.
В своем первом выступлении о сменовеховстве на съезде Зиновьев был еще сдержан, учитывая мнение Ленина и Троцкого, и лишь вскользь постарался подчеркнуть вредность этого течения, приписав Устрялову мысль, которую тот никогда не высказывал, а именно: «А у них произойдет перерождение, они друг друга съедят».
Вскоре после XI съезда «Петроградская правда», находившаяся в руках Зиновьева, начала резкие нападки на сменовеховство.
В мае 1922 года произошло первое столкновение Зиновьева с большинством Политбюро по этому вопросу. Петроградский исполком, находившийся под его всецелым контролем, решил закрыть «Новую Россию» Лежнева, издававшуюся в Петрограде.
Неясно, кто именно обжаловал это решение, но в том же месяце за Лежнева вступился сам Ленин. Ленин предложил всем членам Политбюро в трехдневный срок прочесть второй номер журнала, в результате чего Политбюро отменило решение Петроградского исполкома. Однако исполком обжаловал решение Политбюро, чего не могло случиться, если бы он не пользовался защитой своего шефа Зиновьева. Политбюро поручило тогда зав. политотделом Госиздата Мещерякову разобраться в этом вопросе.
Мещеряков, как видно из его отзывов о сменовеховстве, был настроен по отношение к нему положительно. Он и предложил компромиссное решение: не отменять решения Петроградского исполкома, а разрешить Лежневу издавать журнал под новым названием. Однако Петроград вновь запротестовал, после чего Политбюро передало этот вопрос в президиум ВЦИК, который в июне 1922 года оставил в силе распоряжение Политбюро и решил считать этот вопрос исчерпанным.
С августа 1922 года журнал выходит в Москве под названием «Россия». Зиновьеву удалось лишь выжить Лежнева из Петрограда.
