Франк Ширрмахер [236], а с ней вновь возникли национальные истории государств, которые на протяжении сорока лет подавлялись советским интернационализмом. В центре этих историй, как свидетельствуют исторические музеи Таллинна, Риги, Вильнюса, Будапешта или Варшавы, находилась, прежде всего, травма ГУЛАГа и сталинских репрессий. На Западе открытие восточноевропейских архивов способствовало восстановлению неудобной исторической правды, дало новый импульс научным исследованиям и инициировало работу исторических комиссий, изменивших ряд национальных нарративов. В ходе новой конфронтации с историей, пережившей полувековое замалчивание, многие европейские страны выработали самокритичное отношение к своему прошлому, символом чего стало новое понятие «мемориальная культура», представленное мной здесь как
третий исторический урок.
Четвертый исторический урок – новое открытие прав человека. Подтвержденные в 1948 году, они стали основой воссозданной Европы. Несомненно, провозглашенная ООН Всеобщая декларация прав человека стала ключевым событием европейской истории. Мы также не должны забывать, что права человека были записаны в новых демократических конституциях стран Европы после 1945 и 1990 годов. Таким образом, второй и четвертый урок истории – демократизация и права человека – тесно взаимосвязаны в истории ЕС. Но не все, что происходит в истории и записывается в конституции, автоматически влечет за собой последствия. Речи и декларации – это одно, а практические последствия, насущные требования и осуществление в трудных обстоятельствах – совсем другое. В этом смысле права человека долгое время пребывали в латентном состоянии, пока не оказались на повестке дня Европы из-за миграционного кризиса в 2015 году. Опыт беженства и изгнания сопровождает весь ХХ век. Но теперь европейцы были уже не беженцами, а принимающей стороной.
Обеспечение мира, демократизация и верховенство закона создали в Европе условия, о которых другие страны могут только мечтать. ЕС, усвоивший уроки истории, представляет собой надежное убежище на фоне соседних территорий, сотрясаемых гражданскими войнами и насилием. Насилие, которое удалось сдержать в Европе, вспыхнуло во многих кризисных регионах, оказывающих теперь давление на Европу. В этих условиях право человека на убежище приобрело новый смысл, а сами права человека в их совокупности стали серьезнейшей проверкой идентичности ЕС.
Четыре урока, которые Европейский союз извлек из истории за более чем семьдесят лет, можно считать директивными идеями и моральными принципами. Усвоение уроков истории никогда не прекращается, это процесс, который сделал возможным объединение Европы, и ныне содействует ее развитию и определяет ее открытое будущее. Следовательно, эти уроки можно расширять, но не ревизовать, ибо они составляют канон фундаментальных принципов, которые обосновывают и обеспечивают идентичность, узнаваемость, преемственность и ответственность ЕС.
Сегодня мы находимся на развилке, где ЕС может отказаться от своей идентичности и заменить ее другой. Но тогда это будет уже не тот альянс государств, который в 1945 году начал учиться у истории. Альтернативы, открывающиеся сегодня во многих местах, объясняются стремлением к простоте, безопасности и самоизоляции во все более усложняющемся мире. К этому добавляется тоска о величии и гордости своей нации. Обе эти альтернативы означают возврат к XIX веку и отказ от европейского проекта. 2018 год объявлен в ЕС годом общего культурного наследия. Поэтому извлеченные европейцами из истории четыре урока я предлагаю поместить как общее наследие в пустующий центр европейского звездного круга. Потенциал этих уроков отнюдь не исчерпан. В качестве «европейской мечты» они по-прежнему пригодны для будущего и остаются фундаментом незавершенного европейского проекта, который нужно реализовывать и продолжать.
ЕС отличается от национальных государств тем, что он вынес уроки из катастроф ХХ века и сформировал транснациональную самокритичную мемориальную культуру. В этом смысле европейцы, руководствуясь уже упоминавшейся максимой Йохана Хёйзинги, понимают свою историю как духовную форму, «в которой культура отдает себе отчет о своем прошлом». В этом отчете важную роль играют мертвые. «Воспоминания из мертвого дома. Опыт современной европейской памяти» – так Тони Джадт озаглавил эпилог своей книги о послевоенной Европе [237]. Мемориал «Кольцо памяти», открытый президентом Франции Олландом в ноябре 2014 года и посвященный жертвам Первой мировой войны, объединил в европейской памяти и скорби, преодолевшей национальные границы, солдат, которые воевали друг с другом. Еще один пример – мемориал Холокоста в память об убийстве европейских евреев, сооруженный в центре Берлина, где планировалось это убийство, педантично исполненное в бесчисленных местах. ЕС включил эти жертвы в свою память, но продолжает помнить о них не для того, чтобы мучиться страшным прошлым и прославлять смерть и насилие, а для того, чтобы, напротив, оплакивать погибших, преодолевать насилие и открывать пути в общее будущее. Прошлое, настоящее и будущее тесно взаимосвязаны в этих актах памятования.
Обеспечение мира, верховенство закона, самокритичная память и уважение прав человека – пригодны ли эти исторические уроки для настоящего и будущего? Полагаю, даже больше, чем прежде. Средиземноморье, некогда символ жизни, ныне стало символом смерти. Тысячи людей, отчаянно пытавшихся найти убежище от войны, террора и насилия, нашли здесь свою братскую могилу. Тем не менее эти события не ушли в прошлое, которое временами можно со скорбью и раскаянием вспоминать; это – наше настоящее, и мы должны реагировать на него здесь и сейчас. Здесь именно деятели культуры и искусства привлекают внимание общества к тому, на что оно закрывает глаза, и напоминает о том, что оно хотело бы забыть. Например, в феврале 2016 года во время Берлинского кинофестиваля Ай Вэйвэй привез тысячи спасательных жилетов утонувших беженцев и декорировал ими колонны Концертного зала на Жандарментмаркт [238]. В Вене он разместил спасательные жилеты наподобие цветов лотоса в пруду возле замка Бельведер. Еще дальше пошла арт-группа «Центр политической красоты», определяющая себя как «thinktank» [239] по созданию моральной красоты, политической поэзии и человеческого великодушия» и считающая своей главной задачей «гуманитарную коррекцию современности, предотвращение геноцида и формирование „агрессивного гуманизма“» [240]. Активисты этой группы привезли не только прах жертв Холокоста, но и останки погибших [241], чтобы совершить церемонию публичного захоронения неподалеку от ведомства федерального канцлера и Рейхстага.
«Мертвые невидимы, но они не отсутствуют», писал Виктор Гюго. [242] Жорж Бернанос еще яснее сформулировал фундаментальный принцип мемориальной культуры, основанный на ответственности, самоотчете и примирении: «Будущее принадлежит не мертвым, а тем, кто заставит мертвецов говорить, заставит их объяснить, почему они умерли» [243].
«У меня есть мечта!» – эти незабываемые слова Мартин Лютер Кинг произнес в 1963 году. Он мечтал о равноправии для чернокожего населения США; его мечта еще не исполнилась до конца. Другой была мечта двух французов, Робера Шумана и Жана Моне, после двух разрушительных войн. Их мечту о новой Европе удалось осуществить. После 1945 года никто не мог представить себе Европу, в которой мы родились или в которую въехали
