иначе как большими массами. Затем Победоносцев и министр внутренних дел дали Уайту рекомендательные письма к губернаторам в провинции, куда лондонский делегат отправился для ознакомления с живым материалом экспорта.
Уайт посетил Москву, Киев, Бердичев, Одессу, Херсон и еврейские земледельческие колонии юга России. Присмотревшись к еврейскому быту, англичанин убедился, что нарисованный ему в Петербурге тип еврея «существует только в сознании некоторых православных государственных деятелей, но не имеет реального бытия». Везде встречал он людей трезвых, трудолюбивых, предприимчивых торговцев, хороших ремесленников, среди которых физическая слабость являлась только результатом недостаточного питания. Посещение южных колоний убедило его в способности евреев к земледелию. «Если, — писал он в своем отчете, — нравственное мужество, терпение, умеренность составляют хорошие качества, то евреи — отличный народ. Такой народ, при мудром руководстве, предназначен всякую хорошо организованную колонизацию превратить в плодотворную, все равно — будет ли она в Аргентине, Сибири или Южной Африке». В таком смысле Уайт по возвращении в Лондон представил доклад барону Гиршу, причем заявил, что содействие русского правительства делу эмиграции должно выразиться в разрешении устроить в России переселенческие комитеты, в освобождении эмигрантов от паспортной подати и предоставлении им дарового проезда до границы.
Весть о готовности русского фараона отпустить израильтян из своей страны произвела за границею сильное впечатление. Доклад Уайта, обсужденный бароном Гиршем вместе с еврейскими нотаблями Западной Европы, привел к решению учредить Еврейское колонизационное общество для массовой колонизации Аргентины и других стран Америки. Осенью 1891 г. оно было учреждено в Лондоне под именем Jewish Colonisation Association (J. С. А.), в виде акционерного общества с основным капиталом в два миллиона фунтов, из которых почти на всю сумму подписался барон Гирш. Уайт снова поехал в Петербург, чтобы исходатайствовать открытие переселенческих комитетов и льготы для эмигрантов. Зная настроение русских правящих сфер, английский делегат раскрыл пред ними следующий грандиозный план: Колонизационное общество намерено вывезти в Аргентину в 1892 г. 25 тысяч евреев, а затем ежегодно прогрессивно увеличивать число выселенцев с таким расчетом, чтобы в течение 25 лет было выведено из России три с четвертью миллиона евреев. Эта блестящая перспектива исхода Израиля сильно обрадовала египетских сановников. Правительство разрешило учредить в России Еврейское колонизационное общество с центральным комитетом в Петербурге и отделениями в провинции (май 1892). Эмигрантам были обещаны выдача бесплатных выходных свидетельств и освобождение от воинской повинности, но с условием, что они покинут Россию навсегда.
Между тем как в Петербурге готовились к урегулированию эмиграции, паническое бегство из России продолжалось. Российские гонения, с одной стороны, и преувеличенные слухи о благодеяниях барона Гирша, с другой, срывали с мест десятки тысяч людей. Эмигранты огромными массами скоплялись в Берлине, Гамбурге, Антверпене, Лондоне, ожидая немедленной отправки в Соединенные Штаты или в аргентинские колонии. Повсюду учреждались комитеты помощи бедствующим выходцам, но отправлять всех не было никакой возможности, особенно в Аргентину, где купленные бароном Гиршем большие пространства земли еще не были готовы к приему колонистов. Барон Гирш вынужден был обратиться ко всем общинам с воззванием — остановить на время этот беспорядочный людской поток. Скоро выяснилась полная неосуществимость мечты Гирша — при помощи миллионов рублей постепенно переселить из России миллионы людей. Когда после долгих сборов началась отправка колонистов в Аргентину, предположенная для первого года цифра переселенцев превратилась из 25 000 приблизительно в 2500. Вообще за первые три года (1892-1894) в Аргентину переселилось до 6000 человек, из которых около половины осталось в столице республики Буэнос-Айресе, а другая половина устроилась в колониях (дальше, § 32). Главный поток эмиграции шел по-прежнему стихийно в Северную Америку (дальше, § 30). В одни Соединенные Штаты тревожный 1891 год выбросил 118 тысяч эмигрантов, из которых 42 тысячи успели переехать в том же году, а 76 тысяч, застрявшие в пути в разных центрах Европы, переселились в следующем году. Даже Палестина, куда ежегодно направлялись небольшие группы пионеров колонизации, испытала на себе эмиграционный штурм 1891 года (дальше, §31).
А в стране исхода дела шли своим чередом. Московская трагедия близилась к концу, но в последних ее актах попадались сцены из времен инквизиции. Изгнав из Москвы свыше половины ее еврейского населения, великий князь Сергей Александрович решил довести оставшуюся там небольшую еврейскую общину до такого состояния, чтобы существование ее было незаметно в православной столице. Властям мозолило глаза новое красивое здание московской синагоги, законченное постройкою к роковому году изгнания. Сначала было приказано снять с крыши здания красивый, увенчанный «щитом Давида» купол, привлекавший внимание прохожих, а затем полиция просто закрыла синагогу под предлогом, что община не получила особого разрешения на ее открытие. Местный раввин С. Минор и староста синагоги подали генерал-губернатору прошение о дозволении богослужения в здании, постройка которого была в свое время разрешена начальством, ссылаясь на то, что иудейская религия считается в России терпимою. На это получился из Петербурга следующий грозный ответ (23 сентября 1892): «Государь император, по докладу министра внутренних дел о самовольном открытии раввином Минором и старостою Шнейдером синагоги в Москве, высочайше повелеть соизволил: 1) московского раввина Минора уволить от сей должности с водворением его на жительство в черте еврейской оседлости, 2) старосту Шнейдера удалить из пределов Москвы на два года, 3) объявить еврейскому молитвенному обществу, что если к 1 января 1893 г. здание синагоги не будет продано или обращено в благотворительное заведение, то оно будет продано с публичных торгов московским губернским правлением». Раввин и староста пошли в изгнание, а здание синагоги спасли от публичного поругания тем, что еврейская община перевела туда одно из своих училищ. Вследствие закрытия главной синагоги московские евреи вынуждены были молиться в тесных молельнях, в частных домах; их было 14 в разных частях города, но накануне еврейской пасхи 1894 года генерал-губернатор приказал закрыть 9 таких молелен, и для религиозных нужд многотысячной общины были оставлены только 5 молелен в тесных помещениях. Цель была достигнута: синагога повержена в прах и вид ее уже не оскорблял взора ревнителей церкви в старой православной столице. Где-то на задворках, в духоте частных квартир, изливали душу перед Богом московские евреи. В торжественные дни Рош-гашана и Иом-Кипур туда тайно приходили, как во времена испанской инквизиции, московские «марраны», те, которые притворным переходом в христианство спаслись от массового изгнания, и горячие покаянные молитвы невольных отступников неслись к небу, как некогда в подземных синагогах Севильи, Толедо и Сарагоссы.
Мало-помалу юдофобский штурм начала 90-х годов уступил место прежней правильной осаде — фабрикации репрессивных законов. Большой удар был нанесен еврейскому населению муниципальною контрреформою
