беспощаден и к больным: на курорты запретных мест не допускались больные евреи для лечения. Из крымского курорта Ялты изгоняли евреев, находившихся в последних градусах чахотки.
Земным адом для бесправных евреев оставался по-прежнему город Киев, искусственно изъятый из «черты оседлости», в гуще которой он стоял. Сверх привилегированных постоянных жителей сюда допускался временный приезд евреев по делам, но полиция зорко следила, чтобы приезжие не засиживались в городе дольше разрешенного срока. Она периодически устраивала облавы на них, как на бродячих собак. Раз в неделю полиция производила ночью облаву в гостиницах и постоялых дворах, задерживала пойманных «бесправных» и высылала из города на места постоянного жительства, а там их предавали суду за незаконное проживание в Киеве. Ввиду этой тяжелой ночной работы на усиление состава киевской полиции была ассигнована ежегодная сумма в 15 тысяч рублей из сумм еврейского коробочного сбора. Таким образом, евреи должны были сами оплачивать труды полицейских агентов, которые их преследовали: приговоренный к повешению должен был платить за веревку. В Сибири власти изобрели такое правило: еврей-купец или ремесленник, приписанный к одному из сибирских городов, может жить только в этом городе. Так как многие жили не в местах своей случайной приписки, а в других, то началось принудительное переселение: приписанные к Томску евреи, жившие в Иркутске, высылались целыми партиями в Томск, а навстречу им шли партии высланных из Томска, имевших несчастие числиться в метрических книгах Иркутска. Людей перетасовывали как колоду карт, и такая практика не встречала возражений даже со стороны Сената (1897).
Экономическая разруха была следствием этих гонений. В 1894 г. министр финансов Витте провел закон о казенной монополии торговли водкою и другими крепкими напитками. Приспособляясь ко вкусам высших сфер, он доказывал еще Александру III, что эта монополия подорвет в корне «еврейскую эксплуатацию», которая связана преимущественно с шинкарством в городе и деревне. Поэтому монополия вводилась особенно энергично в западных «еврейских» губерниях, и до 1898 года все частные питейные дома уступили здесь место казенным винным лавкам, «монополькам» или «царским кабакам». Вследствие этой реформы лишилось заработка несколько десятков тысяч еврейских семейств, кормившихся либо непосредственно от винного промысла, либо от связанных с ним занятий — содержания корчем, хлебных складов в деревнях и т. п. С точки зрения моральной все лучшие элементы еврейского общества могли бы приветствовать реформу, которая сняла с народа безобразное пятно — шинкарство, наследие старой Польши. Самый трезвый в мире народ, евреи с радостью уступили бы водочную торговлю имевшим внутреннее влечение к вину русским кабатчикам и чиновникам, если бы существовали более почетные пути заработка. Но, закрыв винный промысел, кормивший около четверти миллиона евреев, правительство не подумало о снятии ограничений, заграждавших им путь к полезным профессиям. Лишившись куска хлеба в сельских корчмах, жертвы монополии бросились в города, а тут они встречались с той мелкой торговой и ремесленной беднотой, стон которой носился по Неману, Днепру и Висле.
По всеобщей переписи 1897 года евреев в России числилось около 5 200 000. Из них в 15 губерниях «черты оседлости» жило в круглых цифрах 3 600 000, в Царстве Польском 1 300 000, в Восточной России 300 000. Около половины всего еврейского населения (49%) жило в городах, около одной трети (33%) в местечках и одна шестая часть (18%) в деревнях. По профессиям еврейское население распределялось так: из каждых ста человек были заняты в торговле приблизительно 37, в промышленности (ремесленники, фабриканты, рабочие, служащие) тоже 37, в свободных профессиях 5, в сельском хозяйстве 3, в армии 1, а 17% принадлежали к числу лиц без определенных профессий. Особенностью данной эпохи является увеличение еврейского фабричного пролетариата, что имело связь с развитием фабричной промышленности во время управления министра финансов Витте.
Объезжавший «черту оседлости» в то время русский экономист, профессор Субботин, отмечал устрашающий рост пауперизма среди еврейского населения. С 1894 по 1898 год число нуждающихся семейств увеличилось на 27%; число несостоятельных, получавших пособие от общин к празднику Пасхи, доходило в больших городах до 40-50% всего еврейского населения. Многие готовы были заняться земледелием, но в деревню новых поселенцев не пускали, запрещая даже арендовать десятину земли. Пробовали ходатайствовать перед правительством о дозволении покупать небольшие участки земли для личной обработки, но получили отказ. В Минске городская управа отказалась продать участок загородной земли еврейскому филантропу для устройства там учебной фермы. Даже ученикам, окончившим курс в школе еврейской земледельческой фермы близ Одессы, правительство не разрешало покупать клочок земли для ведения честной трудовой жизни, к которой они готовились. Такими же способами тормозилось и дело усовершенствования ремесленного труда, который стоял на низком техническом уровне. Злостно мешали даже делу организации помощи трудящимся. Киевский миллионер Бродский решил устроить в Киеве ремесленный банк, для оказания помощи бедным ремесленникам без различия исповеданий, и пожертвовал на это 120 000 рублей. Когда он представил на утверждение устав банка, начальство потребовало, чтобы директор и председатель правления банка были непременно христианами, а среди членов правления мог быть только один еврей. На это наглое требование Бродский ответил: «Будучи сам евреем, я никоим образом не могу согласиться, чтобы в уставе учреждения, основываемого на жертвуемые мною деньги, были включены ограничения для моих единоверцев». И он взял свое предложение назад
(1895). Киев лишился ремесленного банка, пострадали и христианские ремесленники, но зато евреям был причинен материальный вред и нанесено моральное оскорбление, а этого только и нужно было властвующей юдофобии.
От свободных профессий, к которым стремилась лишенная доступа к государственной службе еврейская интеллигенция, ее всяческими способами отгоняли. Молодых юристов не пускали в адвокатуру на основании закона 1889 года. Министр юстиции никогда не давал разрешения на зачисление в сословие присяжных поверенных еврея, окончившего стаж помощника присяжного поверенного. Вследствие этого численность евреев в адвокатском сословии понизилась с 14% до 9%. Притесняли и евреев-врачей. Они вынуждены были заниматься частной практикой, хотя многие по своим способностям могли с пользою занимать академическую или клиническую должность. На государственную службу их не принимали, и даже автономные земства часто отказывались от их услуг, печатая в объявлениях о приглашении врачей оговорку: «Кроме евреев».
Железными тисками сдавливалось школьное образование евреев. Учебная норма, введенная в 1887 г., хорошо исполняла свою миссию избиения младенцев, стучавшихся в двери учебных заведений. В начале 1898 г. пост министра народного просвещения вместо Делянова занял московский профессор Боголепов. Делянов еще иногда смягчал жестокость нормы, но его преемник — профессор, ставший жандармом просвещения, — не знал никакой жалости. В его трехлетнее управление не только не допускались отступления
