В массах господствовало, в связи с этим, глухое недовольство против богатых землевладельцев, живших в большинстве случаев в городах. В 352 году это недовольство разрослось в настоящее возмущение со стороны доведенного до отчаяния различными поборами земледельческого населения. Крупные землевладельцы Палестины не ограничивались, однако, поборами с зависимых от них земледельцев. Они, по-видимому, вели и собственное хозяйство. Так, в начале пятого столетия, в рассказе об открытии тела пророка Захарии, мы встречаем христианина-раба, обрабатывающего поле иудейского собственника.
Около того же времени под 418 годом встречается упоминание и о евреях-землевладельцах в западной половине империи. В портовом городе Mагонe на Минорке, одном из Балеарских островов, существовала в это время довольно значительная еврейская община. Во главе магонской общины стоял некто Феодор, богатый и уважаемый еврей. Относительно этого Феодора и сообщается, что он имел земельные владения на соседнем острове Майорке, которые время от времени и навещал в целях хозяйственного надзора, живя сам постоянно в городе Marone. Подобно Феодору и брат его Мелетий обладал вблизи города Магоны поместьем, которое он также навещает, покидая для этого свое постоянное городское жилище.
Таково первое и, кажется, единственное свидетельство относительно землевладения в среде евреев диаспоры, свидетельство, относящееся еще к собственно римской эпохе; остальные данные, обычно приводимые в пользу факта еврейского землевладения и земледелия, принадлежат уже последующему времени, времени господства варваров в западной половине империи, а потому и будут рассмотрены нами в другом месте. Не лишнее будет заметить, что нами собрано здесь даже более данных по сравнению с теми, какие приводятся Каро и Шиппером в доказательство существования еврейского землевладения и земледелия в римскую эпоху. Что касается, в частности, Шиппера, то этот последний строит свое предположение относительно роли земельной ренты в первоначальном накоплении денежных богатств в руках евреев исключительно на данных, относящихся ко времени папы Григория I и позднее.
Почти все только что приведенные данные относятся к еврейскому землевладению в Палестине; сообщение о двух братьях-землевладельцах, живущих на острове Минорке, представляет в этом отношении единственное исключение. Они не занимаются, однако, по-видимому, лично сельским хозяйством, но живут в городе, ограничиваясь получением со своих поместий земельной ренты. Землевладение являлось для них, таким образом, лишь наиболее выгодным способом помещения капиталов, как для большинства римских капиталистов-владельцев обширных латифундий еще задолго до того. Не следует при этом упускать из виду того обстоятельства, что известие, касающееся двух евреев-землевладельцев в Магоне, относится почти к самому концу собственно римского времени, когда вся западная половина империи находилась в полном упадке и когда вместе с этим всякие иные способы помещения капиталов становились все более и более затруднительными.
Как на доказательство в пользу наличности еврейского землевладения в империи обычно ссылаются еще на привлечение в последние века империи евреев к несению тягостей городского управления в качестве декурионов. «Важнейшую задачу куриалов, — говорит, например, Каро, — составляло исключительно собирание поземельного налога, за правильное поступление которого они отвечали своим имуществом. Исполнять эту свою обязанность они оказывались способными благодаря тому, что являлись наиболее значительными посессорами в своем городском округе. В евреях, которые должны были вступать в курии, следует поэтому вполне определенно видеть посессоров, и относящиеся сюда постановления могут служить свидетельством в пользу того, что число их не было незначительно». На привлечение евреев к несению обязанностей куриалов, как на доказательство принадлежности к землевладельческому классу, ссылается также и Шиппер. Если это справедливо и если, действительно, все евреи-куриалы являлись в то же время и крупными землевладельцами, то факт не только наличности, но и широкого распространения крупного землевладения в среде еврейской диаспоры можно было бы считать доказанным, и в таком случае как картина экономической жизни евреев в римскую эпоху, так и все последующее экономическое развитие еврейского народа предстанет перед нами в совершенно ином освещении. Вот почему нам придется более специально разобраться в факте привлечения евреев в число декурионов, чтобы определить, насколько правы Каро и Шиппер в своих утверждениях тождества евреев-куриалов и евреев-землевладельцев.
В первые века империи евреи, как иностранцы, не входили, по-видимому, в городские курии и не могли быть избираемы на городские должности. В избрании на городские должности видели в это время еще не столько обременительную обязанность, сколько честь, которой усиленно добивались. С половины второго столетия к занятию почетных городских должностей, с обязательством, однако, нести и возлагавшиеся на эти должности тягости, допускались и лица, «следующие иудейскому суеверию» (qui judaicam superstitionem sequuntur). В данном случае, впрочем, не совсем ясно, имелись ли в виду собственно иудеи или же только лица, принявшие иудейство. Но вот положение с течением времени изменилось, с общим упадком империи государственная машина все более превращалась как бы в специальный пресс для выжимания необходимых финансовых средств из населения. Ответственность городских должностных лиц за исправное поступление налогов, ответственность, распространенная впоследствии и на все сословие декурионов, ложилась на тех и на других тяжелым бременем. Городских должностей теперь уже не только не добивались, но их избегали. Большая часть эдиктов и законов второй половины четвертого и начала пятого столетия, касавшихся куриального устройства, посвящена была мерам против уклонения декурионов от лежавших на них обязанностей. Вместе с этим правительство начинает привлекать в состав городских курий по возможности все наиболее состоятельные элементы городского населения, в том числе и евреев. Привлечение в городские курии и к исправлению городских должностей теперь перестало уже рассматриваться как право и являлось скорее тяжелой обязанностью. Освобождение же от декурионата превратилось таким образом как бы в привилегию. В качестве привилегии свобода от привлечения к городским должностям изображается и в актах, проводивших обязательное включение евреев в состав городских курий. Так, в указе императора Константина от 321 года о призыве в курию кельнских евреев, в виде уступки и снисхождения к их прежнему привилегированному положению, допускается изъятие в отношении лиц духовного звания. Однако в конце того же столетия и эта последняя привилегия была отменена, и законом 383 года обязанность несения куриальных должностей была распространена и на духовных лиц в среде еврейства. Обязательное вхождение евреев в курии подтверждено было при императоре Гонории в 418 году. В частности, тем же Гонорием отменены были всякие изъятия для евреев-куриалов в городах Апулии и Калабрии. Аналогичные постановления в отношении еврейских куриалов повторялись и впоследствии.
Таковы факты, касающиеся привлечения в городские курии наиболее состоятельных слоев еврейского населения. Можно ли на основании этих фактов заключать о распространенности еврейского землевладения в римскую эпоху? Большинство членов городских курий, декуринов, действительно, принадлежало к классу посессоров или крупных землевладельцев, однако это обстоятельство представляло
