В город неслышно вошла, как шутили блокадники, «Великомученица Дистрофея». В первую очередь от нее страдали старики и дети. Старики от нестерпимого голода впадали в детство и становились совершенно беспомощными, а скрюченные от истощения младенцы делались похожими на маленьких старичков. В городе такие дети имели характерное прозвище: «Крючки». Но пока силы оставались, дети в эту проклятую дистрофию играли. Как пишет американский публицист Г. Солсбери, посетивший Ленинград уже в 1944 году, дети во время блокады играли в игру: «Доктор» лечил «больную». Он положил «пациентку» и всерьез обсуждал вопрос, эвакуировать ее или лечить специальной диетой.
Журналист Лазарь Маграчев вспоминал, что некоторым категориям детей в самые голодные дни выдавали так называемое «УДП» – Усиленное Дополнительное Питание. Но и это не всегда помогало. С характерным блокадным сарказмом эту аббревиатуру расшифровали: «Умрем Днем Позже» – в ответ на «УДР» (Умрем Днем Раньше) тех, кто был лишен даже такого ничтожно маленького дополнительного пайка.
Смерть стала явлением столь будничным, что вызывало удивление не столько то, что люди перестали бояться покойников, сколько то, что совсем недавно, в мирное время, они холодели от страха в темных подъездах, боялись безлюдных улиц, вздрагивали от неожиданного скрипа дверей. Умершие зачастую продолжали свое существование среди живых. Трупы не успевали выносить из квартир, убирать с заледенелых тротуаров, хоронить на кладбищах. В иные дни число трупов переваливало за чудовищную отметку в 11 тысяч. Обернутые в простыни окаменевшие тела умерших от голода, которых в просторечии называли «Пеленашками», складывали на краю общих могил или траншей. «Смотри, угодишь в траншею» – стало всеобщей формулой угрозы быть захороненным не в индивидуальной могиле, а в общей яме.
В таких поистине нечеловеческих условиях подвигом считалось не только выстоять, но и просто выжить. Имеем ли мы моральное право с «высоты» нашей сытости осуждать истощенных и вконец ослабленных людей за то, что на улицах Ленинграда стало обыкновением обшаривать негнущимися пальцами карманы мертвецов в поисках спасительных и уже ненужных владельцу продовольственных карточек: «Умирать-то умирай, только карточки отдай».
Но и в этой обстановке нет-нет, да и вспыхивала яркая выразительная шутка – убедительное свидетельство внутренней устойчивости ленинградцев.
– Как поживаешь? – спрашивает при встрече один блокадник другого.
– Как трамвай четвертого маршрута: ПоГолодаю, ПоГолодаю – и на Волково.
Один из немногих трамвайных маршрутов блокадного времени – № 4 – начинался на острове Голодай, проходил по Васильевскому острову, пересекал Неву по Дворцовому мосту, продолжался по Невскому проспекту, поворачивал на Лиговку и заканчивался вблизи Волковского кладбища. Это был один из самых протяженных трамвайных маршрутов. Его хорошо знали и им пользовались практически все ленинградцы. Другим, таким же продолжительным путем следовал трамвай маршрута № 6. Он начинал свое движение там же, на острове Голодай, и завершал у ворот Красненького кладбища. В фольклорной летописи блокады сохранился и этот маршрут. «ПоГолодаю, ПоГолодаю – и на Красненькое», – состязались в остроумии ленинградские шутники.
Впрочем, блокадный юмор не исчерпывался темой смерти. Хотя если пристально вглядеться в блокадные шутки, то легко заметить присутствие этой привычной гостьи с косой буквально во всем. «Меняю фугасную бомбу на две зажигательные в разных кварталах». Зажигательные были значительно безопаснее. Их можно было успеть потушить: «Уходя из гостиной, не забудьте потушить зажигательную бомбу». «Завернул козью ножку – получай „зажигалку“». Козья ножка – залихватски загнутая под прямым углом самодельная папироска, свернутая из газетного обрывка.
С зажигалками боролся буквально весь город: дружинники, пожарники, милиция, полки местной противовоздушной обороны (МПВО). «Пожарники и милиция – одна коалиция» – говорили в Ленинграде. Аббревиатура же МПВО в фольклоре расшифровывалась: «Мы Пока Воевать Обождем» или «Милый, Помоги Вырваться Отсюда».
Город продолжал подвергаться ожесточенным артобстрелам и бомбежкам. Около 150 тысяч снарядов было выпущено гитлеровцами по Ленинграду. В авианалетах только в сентябре 1941 года принимали участие 2712 фашистских самолетов. Только северные районы города не подвергались таким массированным бомбардировкам. Так, например, Аптекарский остров в просторечии называли «Глубоким тылом». При этом к обстрелам и бомбежкам привыкали, а бомбоубежищ избегали. «Превратим каждую колыбель в бомбоубежище», – мрачно острили блокадники. «Хорош блиндаж, да жаль, что седьмой этаж» – вздыхали работники Ленинградского радиокомитета, размещавшегося на седьмом этаже Дома радио на улице Ракова (ныне Итальянская).
В то героическое время в легендарном Ленинградском радиокомитете работали такие замечательные люди, как поэтесса Ольга Федоровна Берггольц, артистка Мария Григорьевна Петрова, певица Галина Владимировна Скопа-Родионова. Их имена навечно остались в ленинградском городском фольклоре. «Блокадная муза» Берггольц, «Блокадный соловей» Скопа-Родионова, «Блокадная артистка» Петрова – такие народные имена присвоили им ленинградцы.
Культурная жизнь блокадного Ленинграда до сих пор вызывает восхищение. Практически все дни блокады в городе работали кинотеатры. Только в 1942 году их насчитывалось более двадцати. Кроме того, фильмы демонстрировались в клубах и домах культуры. 18 октября 1942 года на Невском проспекте, 78 открылся знаменитый Театр комедии, который работал всю блокаду. В 1944 году театр был переведен в новое помещение на улицу Ракова, 19. Теперь это Драматический театр имени В. Ф. Комиссаржевской. Однако с тех самых пор и до настоящего времени в народе его называют «Блокадным».
«Залпом по рейхстагу» и «Днем победы среди войны» назвали ленинградцы исполнение 9 августа 1942 года в Большом зале Филармонии осажденного города 7-й (Ленинградской) симфонии Д. Д. Шостаковича.
В залах ленинградского отделения Союза художников постоянно устраивались художественные выставки. На одной из них появилась фотография пятнадцатилетней девочки Веры Тиховой. Она, как и многие ее сверстники, работала на заводе и на своем токарном станке выполняла полторы взрослые нормы. Фотограф запечатлел ее загадочно улыбающейся в объектив фотоаппарата. Ее улыбка вдруг стала известной всему городу. Верочку тут же окрестили «Блокадной Джокондой». В 1990 году, как сообщали ленинградские газеты, журналисты разыскали «Блокадную Джоконду» – ныне Веру Андреевну Кривцову, и сегодня живущую в нашем городе.
Несмотря на то что уже к сентябрю 1941 года из Ленинграда были эвакуированы более 350 заводов и фабрик, в блокадном городе около 70 предприятий продолжали работать. В общей сложности они производили более ста видов только военной продукции, в том числе танки, бронепоезда, пушки, снаряды. Частушки, появившиеся в Ленинграде в 1943 году, случайными не были:
Мил на фронте боевом,
Я на фронте трудовом.
Нам обоим нынче дали
Ленинградские медали.
* * *
Я точу, точу снаряды,
Пусть на немцев полетят
За досаду, за блокаду,
За родимый Ленинград.
На заводе полиграфического оборудования имени Карла Гельца (ныне это завод «Полиграфмаш») во время войны выпускали пулеметы. Из-за катастрофического недостатка металла заводские умельцы заменили металлические колеса пулеметов деревянными. На фронте такой пулемет называли: «Максим Ленинградский».
Жизнь, несмотря ни на что, брала свое. После могильного холода зимы 1942 года с трудом верилось, что вновь можно услышать давно забытые трамвайные звонки, что снова распахнутся двери промтоварных магазинов, что в кассах кинотеатров будут стоять очереди, что среди войны вдруг будут изданы книги о великой архитектуре Ленинграда. Как пословицы повторяли ленинградцы тексты плакатов, появившихся на стенах обледенелых домов: «Городу-бойцу грязь не к лицу», «Грязь беда, борись с бедой, бей лопатой, смывай водой»; «Везде на заводе, в квартире, в быту – борись за чистоту». А когда летом того же 1942 года открылись первые с начала блокады парикмахерские с очередями на горячую завивку «со своим керосином», появилась ликующая ленинградская поговорка: «Заходите с керосинками, выходите блондинками» – с ударением в словах «заходите» и «выходите» как на втором, так и на третьем слоге, поскольку смысла это никак не меняло.
Между тем война была в полном разгаре. Массированные налеты авиации и прицельные артобстрелы продолжались. Стреляли в часы наиболее оживленного движения и по самым многолюдным местам. Били по трамвайным остановкам. 3 августа 1943 года на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы у Гостиного двора артиллерийским снарядом было убито 43 человека. С тех пор этот перекресток в народе называли «Кровавым».
