трагически для самого кредитора. Еврей Арментарий, явившийся в Тур в сопровождении слуги-еврея и двух христиан за получением долга с местного викария и с графа Евномия, был убит людьми этих последних, причем на теле его не было найдено ни денег, ни долговой записи. Неудивительно, что при таких условиях кредитные операции и не могли еще получить в это время широкого развития и что даже в следующую каролингскую эпоху они встречались лишь в виде отдельных относительно редких исключений.
Хотя мы и не имеем в описываемую эпоху ни одного прямого указания на занятие евреев ремеслом, однако можно считать вполне вероятной ремесленную деятельность евреев, по крайней мере на местах их прежних поселений, именно в Италии и Испании. В пользу этого свидетельствуют как данные предшествовавшего времени, так и в особенности факт широкого распространения ремесла в среде итальянских и испанских евреев в позднейшую эпоху. Напротив, ни во франкском королевстве, ни в Британии, куда евреи проникают только теперь, ни в собственно германских областях, где они впервые появляются лишь в последующую эпоху, ремесло никогда и впоследствии не составляло, по-видимому, распространенной среди них профессии.
Из прочих родов деятельности, встречавшихся среди евреев в меровингскую эпоху, упоминается лишь врачебная профессия. Мы упоминали уже выше о враче-еврее при папе Геласии I в самом конце пятого века (492-496 гг.), то есть на границе римской и варварской эпох. Точно так же и позднее мы встречаем в Италии в десятом веке знаменитого врача-еврея Донноло. Врач-еврей упоминается также в франкском королевстве, в г. Бурже.
Рядом с врачами встречались в описываемое время евреи и других интеллигентных профессий. Таков был, например, ученый еврей Юлий, о диспуте которого с ученым грамматиком Петром из Пизы рассказывает известный представитель науки каролингской эпохи, Алкуин. Диспут этот происходил еще в юношеские годы самого Алкуина и, следовательно, должен быть отнесен к первой половине пятидесятых годов восьмого столетия, то есть к самому концу меровингской или к началу каролингской эпохи [151]. В том же столетии на острове Сардинии евреи Авраам из Кальяр и Канаим, оба местные уроженцы, принимали ближайшее участие в собирании материалов для предпринятой по инициативе герцога Джиалето истории острова.
Подводя итоги нашему обзору экономического положения евреев в меровингскую эпоху, мы прежде всего должны констатировать частичное обращение их к землевладению и даже к сельскому хозяйству. Этот переход к земледелию совершился, очевидно, в связи с общим экономическим и политическим упадком западной империи, повлекшим за собою, в частности, и упадок городской жизни. В эту эпоху почти повального бегства населения из городов неудивительно, что в конце концов даже и в среде таких врожденных горожан, какими были евреи диаспоры между прочим и в пределах западной империи, проявилась известная тяга к земле, чаще, впрочем, в форме вложения капиталов в недвижимую собственность с последующим использованием труда крепостных, нежели обращения к личному земледельческому труду. Относительно того, насколько широкие размеры получило такое обращение к сельскому хозяйству в среде еврейской диаспоры Запада, мы за отсутствием данных не можем решить даже и с приблизительной точностью. Однако уже самый факт преимущественного распространения среди евреев крупного землевладения говорит против того, чтобы этот процесс принял особенно широкие размеры, по крайней мере в Италии. Наиболее распространено было землевладение среди евреев в Испании, где городская жизнь и в предшествовавшую эпоху была развита значительно слабее и где, как мы видели, арабское завоевание создало для него особо благоприятные условия. Однако и здесь евреи в городах были более многочисленны, нежели в сельских местностях. Именно из городских евреев должны были состоять те многочисленные гарнизоны, которые арабы-завоеватели оставляли за собою. Напротив, во франкском королевстве в описываемое время мы ничего почти не слышим о еврейском землевладении. И теперь, как в древности, евреи проникают в новые для них места поселения ни в качестве носителей сельской земледельческой культуры, но в качестве прежде всего пионеров торговли и городской культуры [152].
Возникновение новых потребностей в варварском обществе и возрождение, в связи с этим торговли вновь вернули евреев к обычным для них условиям жизни. Мало того, общий кризис в конце концов пошел только им на пользу, так как в силу закона выживания наиболее приспособленных устранил почти всех конкурентов в области различных городских профессий, которые делали роль евреев в экономической жизни Римской империи почти совершенно незаметной. Тем заметнее выступают они теперь в качестве пионеров вновь нарождающейся городской жизни. С этого времени мы почти ничего не слышим о еврейском землевладении в Италии. Напротив, итальянские евреи начинают играть более видную роль как в международной, так и во внутренней торговле Италии. Участие итальянских евреев, по крайней мере, в международной торговле не было, впрочем, ни столь обширным, как во Франции и впоследствии в немецких землях, ни продолжительным. В меровингскую эпоху они все еще встречают конкурентов в лице «сирийских» купцов, впоследствии, с выступлением на поприще торговли итальянских торговых республик, евреи в Италии в короткое время оказываются совершенно вытесненными из области торговых операций. Зато одновременно они начинают принимать самое широкое и видное участие в ремесленной промышленности, в особенности на юге Италии и в Сицилии. Гораздо более заметное, а с вытеснением сирийцев почти монопольное положение заняли евреи в торговле франкского королевства, в пределы которого они и проникли, как мы видели, прежде всего именно в качестве торговых посредников и где торговля в течение долгого времени составляла преимущественное, если не исключительное, их занятие.
В этой своей роли торговых посредников, в связи с появлением в высших кругах варварского общества запросов на предметы роскоши, евреи вновь оказались, как некогда в отдаленную эллинистическую эпоху, желанными гостями, которых охотно принимали даже при королевских дворах. Эта нужда в услугах евреев в значительной мере способствовала ослаблению того национального и религиозного антагонизма, успевшего вырасти до этого времени между ними и населением бывшей Римской империи, тем более что вместе с этим одновременно и многие из условий, порождавших этот антагонизм, как, например, взаимная конкуренция на почве экономической деятельности, теперь не имели уже более места. Праздные толпы безработного городского пролетариата, представлявшие столь типичное для древности явление и служившие, как мы видели, в римское время обычно если не рычагом, то главным орудием и действующей силой во всех антиеврейских движениях, теперь с общим упадком городской жизни давно растаяли. Среди вновь начинавшего нарождаться городского населения не существовало, таким образом, ни побудительных мотивов и причин для особой ненависти против евреев, ни масс, являвшихся обычным слепым орудием при всяком проявлении этой ненависти. Высшие аристократические круги
