Сейчас же имеет место полная свобода сторон в определении условий трудового договора, касающихся случаев его расторжения, компенсаций, выплат, сроков предупреждения об увольнении в соответствии со ст. 307 ТК РФ, когда работодателем является физическое лицо (в том числе индивидуальный предприниматель), что также требует для «выравнивания» правового положения работодателя и работника применения норм ГК о кабальных сделках и договоре присоединения.
В заключение же остается сказать, что все вышеуказанные проблемы и противоречия были бы ликвидированы при признании тождественности трудового и гражданско-правового договоров. При этом хотелось бы подчеркнуть, что автором настоящей работы не предпринималась попытка «глобализации» гражданского права, а лишь было проведено исследование некоторых договорных явлений с точки зрения их свободы, основной вывод которого заключается в том, что свобода является неотъемлемым признаком такого правового явления, как договор, о какой бы отрасли права ни шла речь.
Как справедливо заключает М. И. Брагинский: «Воссоединение в будущем трудового договора с гражданским, как в целом трудового права с гражданским правом, стало бы одним из важных шагов на пути формирования подлинно частного права».[76]
§ 5. Соотношение гражданско-правового договора с административно-правовым договором
Несмотря на то, что законодательство не содержит терминов «административно-правовой договор» либо «административный договор», в доктрине административного права данные понятия активно используются. В связи с этим представляется необходимым с точки зрения свободы договора провести определенное сравнение гражданско-правового договора со смыслом понятия «административный (административно-правовой) договор», даже несмотря на то, что единого определения такого понятия в литературе не имеется.
Так, Д. Н. Бахрах определяет административный договор как многосторонний акт, основанный на административно-правовых нормах и выработанный в результате добровольного согласования воли двух (либо более) субъектов административного права, одним из которых всегда выступает субъект публичной власти, устанавливающий (прекращающий, изменяющий) взаимные права и обязанности его участников[77].
По его мнению, в системе правовых связей административный договор занимает промежуточное место между административным актом, выражающим одностороннее властное волеизъявление компетентного государственного органа власти, и договором частноправового характера[78].
Однако весьма характерно, что сам же Д. Н. Бахрах, перечисляя общие принципы договорного регулирования, присущие всем типам договоров, упоминает в том числе диспозитивность правового регулирования (свободу договорных условий) и автономию воли (добровольность заключения) договаривающихся сторон[79].
Иначе говоря, сам же автор признает неотъемлемые черты акта, именуемого договором, которые, прежде всего, следуют из этимологии этого слова, и закладывает серьезные противоречия в мотивировку своей точки зрения о существовании самостоятельного договорного типа в виде «административного договора». Дело в том, что было бы, по меньшей мере, странно именовать договором, имеющим свободу договорных условий и добровольность заключения, акт, в котором права и обязанности устанавливает лишь одна сторона, а вторую ставят просто перед фактом приобретения ею этих прав и обязанностей и требуют их соблюдения под страхом ответственности. И это не говоря уже о том, что осуществление прав по такому неравному «договору» скорее является обязанностью субъекта, не обладающего властными полномочиями.
Менее категоричен в своих суждениях о существовании «административного» договора Ю. М. Козлов. Он определяет административно-правовой договор как управленческие связи различного рода, основанные на соглашениях с участием органов исполнительной власти[80].
Однако, как отмечает Ю. М. Козлов, иллюстрации так называемых административных договоров, как правило, отличаются своей весьма сомнительной определенностью, так чаше всего утверждается, что к ним относятся сделки, заключаемые исполнительными органами, которые якобы служат одним из средств реализации ими управленческих задач и функций, хотя в действительности речь идет и о типичных гражданско-правовых сделках (например, покупка инвентаря и оборудования, заключение договоров на предмет проведения исследовательских работ и т. п.)[81].
В связи с этим уместно привести высказывание О. С. Иоффе о том, что в административном правоотношении властные субъекты выступают в качестве органов, осуществляющих функцию организации и управления и подчиняющих себе тех лиц, в отношении которых эта функция осуществляется, в гражданском же правоотношении они выступают в качестве органов, осуществляющих хозяйственную функцию и находящихся в равном юридическом положении с теми лицами, которые вступают с ними в правоотношение по поводу и в процессе осуществления этой функции[82]. Таким образом, само по себе участие в правоотношении публичных субъектов еще не порождает его административности, если другая сторона в правоотношении не обязана подчиняться распоряжениям такого субъекта, касающимся существа правоотношения, а должна соблюдать только обязанности, добровольно принятые на себя по договору.
Относительно других актов, которые Д. Н. Бахрах относит к административным договорам, Ю. М. Козлов высказывает совершенно иную точку зрения, говоря о том, что ни договоры смешанного типа, в рамках которых проявляются административно-правовые элементы, ни договоры исполнительных органов с негосударственными субъектами по поводу реализации их субъективных прав (контракты по поводу службы и т. д.), представляющие собой предшествующие принятию одностороннего юридически-властного решения отношения типично горизонтального варианта, не являются категорически административно-правовыми.
В результате своего исследования Ю. М. Козлов приходит к выводу, что собственно административно-правовыми соглашениями являются лишь договоры (соглашения) между различными субъектами исполнительной власти по поводу объема полномочий по ее практической реализации, в частности, соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительствами субъектов Российской Федерации о разграничении полномочий. Но и они, как пишет Ю. М. Козлов, не порождают конкретных правоотношений, не подменяют собой правовые акты исполнительных органов, не являются собственно средством управляющего воздействия, своеобразная их горизонтальность, но не вертикальность, налицо[83].
Пример, приведенный Ю. М. Козловым в качестве единственно обоснованной иллюстрации административных договоров, действительно интересен и поэтому требует более подробного рассмотрения.
Подобные соглашения о разграничении предметов ведения и полномочий между Правительством Российской Федерации и Правительствами субъектов Российской Федерации заключаются в соответствии с уже заключенными договорами между Российской Федерацией и ее субъектами, которые подписываются Президентом Российской Федерации и Главой ее соответствующего субъекта.
Начальным законодательным источником таких договоров являются п. 2 и 3 ст. 78 Конституции Российской Федерации, в соответствии с которыми «федеральные органы исполнительной власти по соглашению с органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации могут передавать им осуществление части своих полномочий, если это не противоречит Конституции Российской Федерации и федеральным законам», а «органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации по соглашению с федеральными органами исполнительной власти могут передавать им осуществление части своих полномочий». О возможности существования таких договоров говорится также в ст. 11 Конституции России.
После включения этих норм в Конституцию они были неоднократно повторены в различных законах, как федеральных, так и законах субъектов федерации, но принципиальной конкретизации не возымели. Данное обстоятельство достаточно показательно, так как конкретизация данных норм, предусматривающих лишь возможность заключения таких договоров и субъектов, их заключающих, неизбежно бы коснулась условий этих договоров, что стало бы необоснованным вторжением в свободу договора.
Нормы законодательства, касающиеся данного вопроса, содержат лишь логичное указание на то, что органы исполнительной власти могут передавать часть своих полномочий, а получать, соответственно, часть чужих, объем же и перечень таких полномочий может определяться исключительно по соглашению сторон.
