В совершенствовании правотворческой деятельности и увеличении потенциальной эффективности норм законодательства важную роль призвано сыграть соблюдение правил законодательной техники как совокупности правил и приемов разработки и формулирования наиболее совершенных и целесообразных по форме, структуре и стилю нормативных правовых актов.
Важным психологическим фактором эффективности норм законодательства, в том числе их психологической действенности, является то, что нормы законодательства устанавливаются органами государственной власти, органами, обладающими властными полномочиями и возможностью применения принуждения. Изначально подразумевается, что данные органы могут издавать предписания, обязательные для всех, кого они касаются. Соответственно в случае нарушения данных предписаний уполномоченные органы могут применять принуждение к тем, кто попытался нарушить, оспорить правильность, предотвратить либо уничтожить эффект, создаваемый этими нормами. Такого фактора нет у тех социальных норм, которые созданы нелегитимным субъектом и не могут быть гарантированы государственным принуждением. В связи с этим Г. Кельзен писал, что «право отличается от других социальных порядков тем, что это принудительный порядок. Его отличительный признак – использование принуждения; это означает, что акт, предусмотренный порядком в качестве последствия социально вредного действия, должен осуществляться также и против воли адресата, а в случае сопротивления с его стороны – и с применением физической силы»[455]Несомненно, что установленность норм законодательства государственной властью получает свое выражение в правосознании. Более того, можно согласиться с теми, кто указывает на изначально присущую сознанию человека идею силы и подчинения этой силе. Так, по мнению Э. Мунье, право – это «всегда безуспешная попытка рационализировать силу и придать ей значение любви»[456]С. Л. Франк считал власть и само право закономерностями общественной жизни. Он писал: «Помимо случайного взаимодействия в обществе выделяется такое воздействие одной воли на другую или на многие другие, которое носит характер организации, создания коллективного единства через внешнее подчинение единой направляющей воле. Сюда относятся явления власти и права – не только в узком смысле, в котором они образуют существо государства, но и в широком общем смысле, в котором они присутствуют во всяком “коллективе”, будь-то государство, семья или любой союз. Целое образуется здесь через внешнее подчинение его членов общей направляющей воле – в форме или индивидуальной, от случая к случаю определяющей воли (“власти”), или через подчинение общим обязательным правилам, действующим раз навсегда (“праву”)»[457]Следует добавить, что идея принуждения со стороны общественного союза за нарушение правил общежития может считаться одной из основополагающих духовных закономерностей общественного бытия. Э. Фромм писал: «У человека должна быть возможность отнести себя к какой-то системе, которая бы направляла его жизнь, придавала ей смысл; в противном случае его охватывают сомнения, в конечном счете парализующие его способность действовать, а значит, лишающие его способности жить»[458]Конечно, роль государственного принуждения в обеспечении эффективности норм законодательства, влияние идеи принудительности на сознание людей являются предметом дискуссий. Так, Г. Еллинек указывал, что «правовое принуждение не способно само по себе гарантировать право», а «правовые нормы суть не столько принудительные, сколько гарантированные нормы»[459]Е. Н. Трубецкой отмечал, что в отношении к праву можно говорить лишь о психическом принуждении. Он писал по этому поводу: «О физическом принуждении в применении к праву не может быть и речи. Человек не есть автомат, а существо, одаренное разумом и способностью свободного выбора: его нельзя заставить посредством физического насилия соблюдать известные правила; его можно только наказать за их несоблюдение… Никакая внешняя сила не может заставить людей вообще не совершать преступлений. Если можно говорить о принуждении как о способе осуществления права, то только о принуждении психическом»[460]В. М. Шафиров отмечает, что в обществе с развитым правом человек в полной мере обретает свободу, проявляет свою индивидуальность, получает простор для собственного активного поведения. А раз так, то совершенно противоестественно принуждать гражданина жить по праву (к использованию своих прав и свобод), то есть к тому, что соответствует его природе, свободной воле и интересам[461]Представляется, что проблема соотношения принудительности и эффективности еще ждет отдельного исследования, в том числе и на уровне отраслей права, для поиска оптимальных методов правового регулирования. Итак, фактором эффективности норм позитивного права является их обеспеченность государственным принуждением, снабженность санкциями за свое нарушение. Г. Д. Гурвич в этом отношении писал: «Социальная гарантия эффективности, характерная для всего права, обретающего свою действенность от нормативных фактов, – именно та область, где проявляются санкции, в то время как в других областях (мораль, эстетика, религия, педагогика) санкции не являются обязательным выражением социальной гарантии»[462]Другой важный фактор эффективности норм и их групп, нормативных актов связан с правильным определением предмета и методов правового регулирования. Как справедливо отмечает Ф. Н. Фаткуллин, на эффективности нормы права неизбежно сказывается правильный выбор общественных отношений, подлежащих правовому регулированию, и оптимальность выбора метода общего правового регулирования[463]Превышение меры регулирования, попытка регламентировать правом отношения, объективно не нуждающиеся в такой регламентации, обрекает соответствующие нормы на неэффективность. В этом плане уместно было бы вспомнить эссе Дж. Ст. Милля «О свободе», в котором говорится, что «единственная цель, которая оправдывает вмешательство человечества (индивидуальное или коллективное) в свободу действий одного из людей, – это самозащита. Единственная цель, ради которой сила может быть применена к одному из членов цивилизованного сообщества против его воли, – это предотвращение вреда другим»[464]Неправильный подбор методов регулирования, например чрезмерное увлечение запретами соответствующих общественных отношений, может даже дать эффект, обратный ожидаемому. В этом плане ряд авторов указывают на необходимость правильного выбора правовых средств и целей как одно из условий эффективности норм позитивного права. Так, В. И. Никитинский отмечает, что соответствие избранных правовых средств цели – необходимая предпосылка эффективности правовой нормы, а неправильный выбор средств достижения правовых целей может исказить смысл и значение последних[465]А. В. Малько и К. В. Шундиков говорят о «юридическом инструментарии» и правильном выборе правового режима: «Используя конкретные юридические средства, необходимо знать, как сопоставить их, чтобы они в процессе взаимодействия на определенном этапе увеличивали свою силу и приводили бы к более эффективным результатам в конкретной сфере отношений. Законодателю важно научиться правильно “составлять” отдельные правовые инструменты в более сложные юридические механизмы и режимы, создавать в каждом конкретном случае необходимый и достаточный для достижения поставленной цели комплекс, “микросистему” правовых средств. В подобных комплексах регулятивный потенциал одних правовых инструментов должен подкрепляться в необходимых случаях действием других (гарантирующих, ограничительных и пр.) правовых средств. В связи с этим особое значение в законотворческой деятельности приобретает оптимальное использование правовых режимов»[466]Исследуя правовые средства, некоторые авторы указывают на то, что как средство может рассматриваться и право, законодательство в целом. Так, Д. А. Керимов отмечает, что «если любая цель является идеально выраженным результатом предстоящего поведения, действия, поступка и всегда выступает как задача, которую предстоит разрешить, то законодательство является одним из средств целесообразного разрешения этой задачи, указателем пути в процессе движения к цели. В законодательстве воссоздаются порядок, этапы, темпы, способы и другие действия людей, ведущие к определенной цели»[467]О необходимости точного выбора метода правового регулирования высказывался и О. Э. Лейст, утверждавший, что нормы эффективны лишь при условии, если они не предписывают невозможное, не запрещают типичные для данного общества явления и поведение и не настолько обширны в своих запретах и предписаниях, что превышают уровень их восприятия общественным сознанием[468]Следует отметить, что иногда правовые нормы самого высокого уровня ставят нереальные цели, тем самым превращаясь в пустые декларации. Так, ст. 40 Конституции РФ провозглашает право на жилище. Однако реализация данного права для многих категорий граждан остается проблематичной, так как государство не гарантирует обеспечения всех нуждающихся бесплатным жильем. В то же время в соответствии с ч. 3 ст. 40 Конституции РФ государство должно предоставить жилье малоимущим, иным указанным в законе гражданам, нуждающимся в жилище, бесплатно или за доступную цену. Очевидно, что выполнить указанную обязанность государство в ближайшем будущем не сможет.
