(Перев. W. Binder.)
(Ей-ей, там я могу доставить тебе прелестнейшее местечко, в уютном кабинете, на удобной постели, в объятиях хорошенькой девушки. Вином – левкадийским, фазийским, лесбийским, которое от старости уже перестало кусаться – я увлажню твое тело; покрою всею тебя жидкой мазью. Но не будем тратить лишних слов: я распоряжусь, чтобы банщик, где ты будешь купаться, имел достаточно мазей для продажи).
У Петрония (сат. 115) Эвмолп вырывает из объятий проституток двух преступников, «с которых еще каплет вино и мази» (mero unguentisque perfusos). Об обильном употреблений мазей при сношениях с гетерами свидетельствует также следующая эпиграмма Гедилоса (Anthol Palat. V, 199):
Wein und das Liebesgekos des Nikagoras, tauschend mit Zutrunk,
Hatten in Schlummer zuletzt Aglaonike gewiegt;
Und nun liegen der Kyprisvon ihr, jungfraulicher Flammen
Feuchte Trophan, jetzt noch alias mit Salben betrauft,
Ihre Schuh und die zarten, entrissenen Bander
Als Zeugnisse des Schlafs und des Garaufes in ihm.
(Перев. W. E. Weber.)
(Вино и любовные нашептывание Никагороса вместе с напитками убаюкали, наконец, Аглаонику. Вот лежат влажные трофеи девственных страстей ее Киприды, все еще умащено мазями ее башмаки и тонкие, сорванные с груди повязки, как свидетельства сна и происходившей во сне борьбы).
Если судить по названию комедий Анифана и Алексиса (Атен. III, 123), то втирание мазей производилось профессиональными втиральщицами, которым соответствовали мужские «aliptes» (Цельз. I, 1; Цицерон Ер. I, 9, 15; Ювен. III, 76). Сомнительная роль последних, как массеров знатных дам, ярко описана Ювеналом (VI, 421–423).
Так как заразительность венерических болезней не была известна древним, то они не применяли таких средств, какие мы применяем теперь для предупреждения заразы, например, кондом. По крайней мере, об этом не сохранилось никаких сведений. Но что своего рода кондом все же был известен в древности, видно из удивительного мифического рассказа в «Метаморфозах» Антонина Либералиса (написано в 150 г. по Р. X.), в котором содержится сказание о Прокрисе и царе Миносе. В 41-ой главе сказано:
«Прокрис от стыда покинула Цефалуса и бежала к Миносу, критскому царю. Так как она нашла его бездетным то дала ему известные обещания и стала поучать его, как ему поступить, чтобы иметь детей. Дело в том, что у Миноса вместо семени выделялись змеи, скорпионы и сколопендры, и все жены, жившие с ним, умирали. Пасифея же была дочерью Гелиоса и была бессмертна. Прокрис устроила следующее: Она вложила пузырь козы в женщину. В этот пузырь Минос скачала опорожнил змей, а затем вступил в сношение с Парсифеей». После того у них родились дети).
Хельбиг и Ферди справедливо истолковали эту процедуру Прокрис, как первое известное нам применение примитивного кондома для предохранения от возможного физического вреда при половом сношении. Но так как никакие другие сведение о кондоме у древних не дошли до нас, то это единичное известие, как бы оно ни было замечательно само по себе, не дает права заключать о систематической профилактике, как о составной части античной гигиены проституции.
Что кондом не употреблялся в древности, как это делается теперь, для других целей, именно для предупреждение зачатия, показывает – кроме полного умалчивания об этом всех писателей (врачей, сатириков) – очень интересное место в сочинении Гиппократа «Мышцы» (de musculis, 19), где речь идет о весьма раннем вытравливании плода со стороны проституток, которым было, конечно, крайне нежелательно иметь потомство и которые охотнее предупреждали бы зачатие, между прочим, и в интересах сохранение красоты. «Публичные женщины, говорит автор, которые часто испытывали это на самих себе, узнают во время сношение с мужчиной, наступило ли у них зачатие. В таком, случае они изгоняют плод».
Высшие проститутки нередко прибегали также к совету врачей для удаления плода. Автор гиппократовского сочинения «de natura pueri» (гл. 2) рассказывает:
«Одна знакомая мне дама обладала очень ценной музыкантшей, которая имела частые сношения с мужчинами. Чтобы не быть вынужденной отказаться от своего призвания, она не должна была забеременеть. Артистка слышала, как женщины, болтая между собой, рассказывали, будто, если женщина забеременеет, то семя не выходит обратно, а остается в ней. Она всегда помнила об этих словах и когда заметила однажды, что семя у нее не вытекло обратно, сказала об этом своей госпоже. Слух об этом дошел идо меня».
Затем он дает гетере полезный совет. Во всяком случае, 6 других средствах, применяемых до зачатия, нет речи.
Что касается, наконец, болезней проституток, то хотя древние и не знали, как велика опасность заболевание венерическими болезнями именно благодаря проституткам. тем не менее на основании изложенного нужно думать, что индивидуумы с явными болезнями исключались из числа профессиональных проституток, тем более, что их уже с самого начала отказывались покупать. Это не исключало, конечно, возможности, что тогда, как и теперь, заболевшие наружными болезнями проститутки прилагали все усилия, чтобы скрыть это от своих посетителей.
Доказательством может служить одиннадцатая беседа гетер Лукиана, Когда Хармидес рассказывает, что, несмотря на все его просьбы, он не может заставить гетеру Филематион раздеться, гетера Трифена дает ему следующее интересное объяснение: поведение Филематион имеет свои естественные причин, потому что она вся, от шеи до колен, покрыта отвратительными лишаями; она носит также парик, чтобы скрыть свою лысину. Это разоблачение внушает Хармидесу такое отвращение, что он находит невозможным продолжать свои отношения с Филематион.
Обозначение сыпи указывает, по-видимому, на psoriasis universalis acuta, который нередко сопровождается также, при поражении волосистой части головы, выпадением волос.
Так как местные венерические болезни, мягкий шанкр, гонорея и кондиломы, существовали уже в древности и описаны в медицинских сочинениях, то аpriori нужно допустить, что многие проститутки болели этими болезнями, хотя об., этом и нет нигде прямых указаний. Последнее обстоятельство объясняется тем, что болезни эти считались результатом ненормального состояние внутренних органов, а не последствием заражения.
Большой интерес имеет одно место в «Historia Lausiaca» епископа Палладия из Геленополиса (367–430 гг. по Р. X.). По нашим нынешним понятиям, речь, несомненно, идет о передаче мягкого шанкра во время полового сношения, с проституткой; здесь, следовательно, прямо засвидетельствовано, что болезнь эта встречалась у проституток. На более общее знакомство с язвами половых органов у проституток указывает сообщение византийского историка церкви, Георгиоса Кедреноса, об одном эпизоде из времени преследование христиан при Диоклетиане(303 г. после Р. X.). Насильственно приведенная в дом терпимости христианская девушка пугает посетителей заявлением, что у нее есть на скрытом месте язва, заживление которой она желала бы выждать. Отсюда можно заключить, что существование язв половых органов у проституток в то время было всем известно и составляло предмет ужаса и отвращения.
Как о частой болезни проституированных мужчин упоминаются кондиломы, fid, локализация которых в области заднего прохода объяснялась педикацией (см. Ювен. II, 9 -13; Марциал. VI, 9; VII, 71 и др.), причем никто не думал о заражении. О существовании кондилом у проституток нет решительных указаний – по Гаупту и Виохелеру, неправильно читать в Priap. 59, 2 «ficosissima» – но медицинские авторы так определенно говорят о частом существование вообще кондилом на женских половых органах, что мы с уверенностью можем допустить их частое появление и у проституток. То же самое нужно сказать о гонорее. Напротив, очень распространенное именно среди проституток паразитарное заболевание кожи, pediculosis, упоминается как частое заболевание и у старых авторов (Priap. 461. Наконец, Ювенал (II, 50), Катулл (гл. 80), Марциал (III, 75 и XI, 66) подчеркивают еще малокровие, как (профессиональную болезнь проституированных и извращенных мужчин.
10. Государство и проституция (законодательные меры, полиция нравов). – Отношение античного государства к проституции имело величайшее значение для позднейшего развитие и склада проституции европейских государств и сохранило свое влияние в этом направлении и до сих пор, хотя социальная структура современных народов успела совершенно измениться. Правовое и социальное положение проституции, в общем, и теперь еще опирается на воззрение древних, хотя в основе их лежали совсем другие предпосылки. В следующей главе, посвященной роли проституции в общественном мнении древних, мы постараемся обосновать этот взгляд детальнее. Здесь же мы ограничимся указанием на тот весьма важный факт, что точка зрения, с которой обсуждается позиция государственных факторов древности в отношении к проституции, безусловно, должна определяться существовавшим в то время рабством, которое у нас отпадает. Пусть вопрос, не хуже ли в этом случае положение наших наемных рабов, по сравнению с древними, имеет свои основания, тем не менее, с точки зрение современного государства, первые – свободные люди, подлежащие равному со всеми остальными сословиями публичному и частному праву; античные же рабы отделялись от свободных людей глубокою пропастью и не имели никакой доли в принадлежащих тем правах; с ними обращались в полном смысле слова, как с вещью. Но античная проституция; была только особым видом, особой формой проявление этого рабства, как мы уже упоминали, она рекрутировалась большей частью из сословия рабов и все относящиеся сюда законодательные меры имели целью ограничить ее именно рабским сословием; а где это было невозможно, законодательство стремилось исключить свободных людей, занимавшихся проституцией, из числа граждан и превратить их и с внешней стороны в рабов, «вписыванием» в списки проституированных, подлежавших государственному надзору. Разве это не странно, что современная «регламентация» в основе своей представляет не что иное, как меру, сохранившуюся от типично рабского государства, которая подходит к нашим современным условиям, как к корове седло, которая легко объяснима с точки зрение античного государства, но которая, безусловно, чужда духу государства современного и совершенно не согласуется с ним? Вот тот пункт, на который должен нападать истинный аболиционизм, если он хочет действовать правильно в логическом и этическом отношении. Выдвигаемый же теперь аболиционистами вопрос о ненадежности насильственного санитарного исследование проституток не может служить в этом случае правильной исходной точкой, потому что вопрос этот имеет лишь второстепенное значение, не принимался вообще древними во внимание (заразительность половых болезней им была почти неизвестна) и к тому же ему может быть придана, с точки зрение общественного блага, известная видимость правовой и этической обоснованности. Итак, собственно корень государственной проблемы проституции нужно искать в этом анахронизме, в суждении о современной проституции с точки зрение античной государственной морали, по которой проституция является ничем иным, как формой рабства.
