Расколоведение. Введение в понятийный аппарат - Александр Валерьевич Слесарев

быти епископом» (I Вс. 6) [260]. Поскольку практически каждое раскольническое сообщество стремится к организации собственной церковно-иерархической структуры, параллельной канонической Церкви, ее действия подпадают под осуждение названных церковных канонов. Несогласованность раскольнических хиротоний с епископатом и Первоиерархом является грубым дисциплинарным нарушением и придает им неканоничный характер.

Другим критерием, позволяющим делать заключение о неканоничности хиротоний, совершенных в расколе, является экклезиологический статус самих раскольнических сообществ. Пребывая вне кафолической Церкви, схизматические группы не имеют канонических прав проводить посвящения на церковные служения. Нарушение этой экклезиологической нормы требует постановки вопроса о церковном статусе всякой линии иерархического преемства, возникшей в состоянии раскола.

Принципиально осуждая всякий церковный раскол, канонические правила Православной Церкви отрицают действительность продолжения полноценного иерархического преемства хиротоний в схизматических сообществах. В своем 1 каноническом правиле святитель Василий Великий пишет о раскольниках кафарах: «Ибо, хотя начало отступления произошло через раскол, но отступившие от Церкви не имели на себе благодати Святаго Духа. Ибо оскудело преподаяние благодати, потому что пресеклось законное преемство». Из этого следует, что отпадение от церковного единства влечет за собой непременное пресечение возможности получения полноты благодатных даров, ниспосылаемых свыше для осуществления священнического служения в пределах кафолической Церкви. Даже формальное наличие иерархического преемства не обеспечивает признание хиротоний, совершенных в схизматическом сообществе [261].

Всякое уклонение в раскол неизбежно влечет не только наложение на виновного канонических прещений, но и утрату им церковной правоспособности. Канонические нормы Православной Церкви отрицают за раскольником право подавать жалобу на епископа. Согласно логике церковного права, всякий жалобщик из числа раскольников в первую очередь нуждается в собственном очищении от совершенного им духовно-нравственного преступления, которое видится в нарушении единства Церкви Христовой.

Устанавливая рассматриваемую норму церковного судопроизводства, отцы II Вселенского Собора сформулировали следующее предписание: «Которые из принадлежащих к Церкви, за некие вины, прежде были осуждены и извержены, или отлучены из клира, или из разряда мирян: и сим да не будет позволено обвиняти епископа, доколе не очистят себя от обвинения, которому сами подпали» (II Вс. 6). Данный принцип получил дополнительное подтверждение в правилах Карфагенского Собора 419 г.: «…Не приемлется донос от того, кто быв отлучен от общения, еще остается в сем отлучении, клирик ли есть, или мирянин, хотящий донести» (Карф. 128 (143)).

Уврачевание всякого церковного раскола во многом зависит от личного отношения представителей канонической Церкви к лицам, по тем или иным причинам разорвавшим церковное единство. Именно поэтому святые каноны, принципиально запрещая молитвенное общение со схизматиками, указывают на важность обходительного обращения с ними в личном общении. Например, Карфагенский Собор 419 г. в отношении раскольников-донатистов предписывает: «По дознании и исследовании всего, пользе церковной споспешествовати могущаго, по мановению и внушению Духа Божия, мы избрали за лучшее, поступати с вышеупомянутыми людьми кротко и мирно, хотя они беспокойным своим разномыслием и весьма удаляются от единства тела Господня. <…> Может быть тогда, как мы с кротостью собираем разномыслящих, <…> даст им Бог покаяние в разум истины…» (Карф. 66 (77)). Подобные суждения высказывал в своих творениях епископ Оптат Милевийский (IV в.), допускавший доброе отношение к раскольникам и даже настаивавший на именовании их братьями по вере, пусть и заблудшими [262].

Характерным следствием возникновения расколов является искажение у схизматиков правильного восприятия церковной жизни, проявляющееся в атрофии чувства соборности, кафоличности, причастности вселенскому христианскому единству. Нередко для них собственные взгляды, принципы и амбиции превосходят евангельский призыв к сохранению единства между христианами. По мнению профессора А.В. Карташева, «безнадежность разделения Церквей оттого и возрастает, что область абсолютного в церковном сознании преувеличенно расширяется и захватывает почти все относительное» [263]. Каждый церковный раскол потому и труднопреодолим, что для его последователей характерно наделение абсолютным смыслом относительных ценностей, привнесенных в церковную жизнь человеческой историей, традицией, культурой. Именно по этой причине преодоление всякого церковного раскола на практике крайне проблематично. Как отмечал протопресвитер Иоанн Мейендорф, «по всей истории христианства видно, что если уж расколы происходят – это надолго, их последствия трудно излечить» [264]. Тем не менее, несмотря на всю сложность процесса восстановления церковного единства, история Церкви знает многие примеры уврачевания разделений между христианами.

Согласно существующим нормам православного канонического права, воссоединение раскольников с Церковью происходит посредством третьего чина, предполагающего принесение ими покаяния в грехе раскола и отречения от собственных заблуждений. При утрате раскольническим сообществом законной линии преемства рукоположений его последователи при воссоединении с Церковью дополнительно миропомазуются. В частности, подобный принцип воссоединения распространяется на последователей русского старообрядческого раскола [265].

Несмотря на установившуюся традицию воссоединения раскольников через покаяние, Православная Церковь сохраняет возможность применения в отношении схизматических сообществ более строгого отношения. Такая позиция освящена авторитетом священномученика Киприана Карфагенского, отрицавшего возможность признания действительности крещения, совершенного вне кафолической Церкви. Однако, как уже отмечалось выше, при апелляции к мнению священномученика Киприана необходимо учитывать отсутствие рецепции его позиции соборным разумом Церкви [266].

Совершение таинства Крещения над христианами, ранее уже принявшими крещение в схизматических сообществах, сохраняющих фундаментальные положения христианской доктрины, является исключительной мерой. Всякий раз, когда принималось решение о необходимости подобной практики, Православная Церковь исходила не столько из догматических оснований, сколько из соображений блага церковного. Если пребывающее в разрыве с кафолической Церковью христианское сообщество проводит агрессивную религиозную политику (провоцирует широкое развитие церковных нестроений, стремится к расширению масштабов раскола, формирует параллельную иерархию и т. п.), естественным следствием этого может стать отказ в признании действительности таинств и священнодействий подобной религиозной организации. Вместе с тем необходимо отметить, что создание прецедента применения акривии к раскольническому сообществу не закрывает возможности реализации в отношении принципа икономии в случае соответствия сложившихся обстоятельств принципу церковного блага [267].

Подтверждением сказанному могут служить примеры средневековой и новейшей церковной истории. Например, в 1620 г. по инициативе Патриарха Московского Филарета (Романова) Освященный Собор Русской Православной Церкви принял решение об обязательности крещения римо-католиков, униатов и протестантов. Данное решение мотивировалось не столько экклезиологическими аргументами, сколько стремлением политических и церковных элит Московского государства дистанцироваться от влияния Речи Посполитой. Преодоление разрушительных последствий Смутного времени и поиск путей выхода из общественно-политического кризиса, во многом обусловленного действиями польско-литовской стороны, требовал временного ужесточения практики воссоединения инославных. Возвращение Русской Церкви к общеправославной практике, предполагающей возможность признания действительности крещений инославных христиан, произошло на Московском Освященном Соборе 1656 г.