или суровость, отношений к церковной практике отнюдь не непременно означает окончательный разрыв с грешником, скорее наоборот. <…> Если к раскольникам применяются известные нарочитые меры осуждения, то это скорее говорит за то, что их Церковь велит считать все-таки еще братьями, церковниками, только согрешившими и потому нуждающимися в мерах исправления» [251].
При знакомстве с рассуждениями Патриарха Сергия (Страгородского), митрополита Николая (Ярушевича) и протоиерея Сергия Булгакова может возникнуть недоумение относительно якобы новаторского характера их богословствования, приписывающего Церкви учение об «уровнях отдаленности от кафолической полноты» и «сохранении раскольниками некоторой причастности к церковной жизни». Однако подобные суждения не расходятся с православной богословской традицией и церковным Преданием. Еще в IV ст. епископ Оптат Милевийский в своем трактате «Раскол донатистов» (De schismate Donatistarum) именовал отпадение раскольников от Церкви не полным, допускающим признание совершаемых ими таинств [252]. Убежденность епископа Оптата в существовании некоторой причастности раскольников к церковной жизни не базировалась на прораскольнических симпатиях, побуждавших изыскивать средства к оправданию схизмы. Остерегаясь категорических суждений в вопросе экклезиологического статуса раскольнических сообществ, он с предельной бескомпромиссностью осуждал грех раскола, именуя повинных в нем уподобившимися антихристу [253]. Эту же мысль продолжил блаженный Августин Иппонский (IV–V вв.) в своих трактатах «О крещении, против донатистов» (De baptismo contra donatistas) и «Против Крескония грамматика» (Contra Cresconium grammaticum). Признавая действительность совершенного в расколе крещения, он указывал на сотериологическую бесполезность и даже пагубность этого таинства, совершенного вне ограды кафолической Церкви. Основной причиной, лишающей схизматические таинства спасительной силы, является гордость раскольников и отсутствие у них подлинной христианской любви, побуждающей к разрыву церковного единства. Согласно воззрениям блаженного Августина, крещение в расколе приносит христианину духовный вред и влечет за собой вечное наказание. Однако при возвращении в кафолическую Церковь схизматику возвращается право владения тем, что он некогда похитил у Церкви. Восстановление кафолического единства дарует схизматикам не только прощение, но и возможность обретения причастности к благодатным и спасительным дарам таинства Крещения [254]. Возвращение в единство с кафолической Церковью возвращает схизматикам сотериологическую действенность таинства Крещения. Таким образом, даже для Древней Церкви являлось характерным признание некоторой причастности раскольников к церковной природе, но при этом сам раскол всегда воспринимался как греховное противление Христу и Его Церкви, лишающее человека спасения и наследия вечной жизни.
Некоторое исключение в общецерковном понимании вопроса канонического статуса крещения раскольников составляет позиция священномученика Киприана Карфагенского (III в.), категорически отрицавшего возможность действия Духа Божия вне пределов видимых границ кафолической Церкви. Святому Киприану принадлежит известная формула «вне Церкви нет спасения» («Extra Ecclesiam nulla salus»), духом которой пропитаны многие его творения: «Никто не может спастись вне Церкви» («Nemini salus esse nisi in Ecclesia possit») [255], «Церковь одна и крещение вне Церкви невозможно» («Ecclesia una est, et esse Baptisma extra Ecclesiam non potest») [256].
Поскольку крещение является мистическим вхождением человека в Церковь Христову, совершение этого таинства вне Церкви принципиально невозможно. И в этом заключается несомненная правота священномученика Киприана Карфагенского. Однако допустимо ли следование за карфагенским святителем в отрицании некоторой, пусть и значительно поврежденной, причастности раскольников к церковной жизни? Самим фактом неоднократного воссоединения схизматиков посредством покаяния или миропомазания Церковь засвидетельствовала обратное. Согласно мнению целого ряда авторитетных исследователей, присущая священномученику Киприану бескомпромиссность суждений имела своим следствием возникновение нескольких крупных церковных расколов ригористического характера. Одним из них являлся раскол донатистов, поразивший Карфагенскую Церковь в начале IV–VII вв. и логически завершавший непримиримо строгую вероучительно-мировоззренческую концепцию священномученика Киприана. Признавая высокий учительный авторитет названного святого отца, профессор Н.М. Зернов (1898–1980) вместе с тем отмечал, что «каждый раз, как члены Церкви пытались принять целиком учение Киприана, они впадали в сектантство и теряли общение с Вселенской Церковью. Лучшим примером последнего может служить сама Карфагенская община, которая, бескомпромиссно восприняв в лице своего большинства учение св. Киприана, потеряла свое единство и в конечном итоге исчезла навсегда с лица земли. Больше того, можно утверждать, что целый ряд других глубоких расколов среди христиан был вызван попытками всецелого применения к жизни теории св. Киприана. Нужно признать, поэтому, что практически его учение оказалось не охраняющим, а разрушающим началом в истории Церкви» [257]. Другой крупный православный богослов протопресвитер Георгий Флоровский (1893–1979), давая оценку суждениям священномученика Киприана Карфагенского о церковном единстве, полагал необходимым подчеркнуть, что «практические выводы св. Киприана никогда Церковью приняты не были, и правила церковные о воссоединении раскольников и еретиков молчаливо предполагают, что Дух дышит и в сынах противления. <…> Церковь свидетельствует, что таинства совершаются и в расколах, и даже у еретиков, – пусть не во спасение» [258].
Официальная позиция Русской Православной Церкви по вопросу экклезиологического статуса раскольнических крещений нашла отражение в документе «Основные принципы отношения к инославию», принятом на Юбилейном Освященном Архиерейском Соборе 2000 г.: «Православная Церковь устами святых отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Но в то же время общины, отпавшие от единства с православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах. Именно с этим связана практика приема в Православную Церковь приходящих из инославных сообществ не только через таинство Крещения. Несмотря на разрыв единения, остается некое неполное общение, служащее залогом возможности возвращения к единству Церкви, в кафолическую полноту и единство» [259]. Таким образом, современный взгляд Русской Православной Церкви на проблему признания крещений, совершенных в схизматическом сообществе, лишен ригористической строгости, присущей священномученику Киприану Карфагенскому. Подчеркивая ненормальность и даже ущербность раскольнического крещения, Русская Православная Церковь воздерживается от абсолютного отрицания возможности действия в нем благодати Духа Святого.
Важнейшим правилом организации церковной жизни православное каноническое право признает необходимость согласования архиерейских рукоположений со всем епископатом церковной области, возглавляемым митрополитом (или Предстоятелем Поместной Церкви), что является практическим воплощением принципа соборности. Означенный принцип получил следующее утверждение в правилах I Вселенского Собора: «Епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие неудобно, или по належащей нужде, или по дальности пути: по крайней мере три во едино место соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамат: и тогда совершати рукоположение. Утверждати же таковыя действия в каждой области подобает ея митрополиту» (I Вс. 4).
Всякая несогласованная епископская хиротония влечет за собой не только непризнание незаконно рукоположенного, но и суровое наказание совершителей этого поставления, вплоть до лишения сана: «Аще кто, без соизволения митрополита, поставлен будет епископом: о таковом Великий Собор определил, что он не должен