ТОРОПЛИВЫЙ
Однажды равви Леви Ицхак увидел человека, быстро бегущего по улице и не оглядывающегося по сторонам. «Что ты так бежишь?» – спросил он его. «Ищу себе пропитание», – отвечал торопливый. «А откуда тебе известно, – снова спросил равви, – что твое пропитание бежит впереди, так что тебе надо за ним гнаться? Может, оно у тебя сзади и тебе необходимо лишь остановиться и подождать. А ты убегаешь от него!»
В другой раз Бердичевский равви увидел на рынке человека, столь погруженного в свое занятие, что он даже не смотрел по сторонам. Равви остановился и спросил его: «Что ты делаешь?» Человек ответил: «У меня нет времени с тобой разговаривать». Но цадик не ушел, а снова спросил: «Что ты делаешь?» Рассердившись, человек воскликнул: «Не тревожь меня! Я занимаюсь делом!»
Но равви не унимался. «Хорошо, – сказал он. – Я лишь хочу спросить, что ты, ты сам, делаешь? Ибо все, о чем ты так беспокоишься, находится в руках Бога, а все, что требуется от тебя, – это лишь страх перед Богом».
Человек оторвался от своего занятия и посмотрел на равви – первый раз в жизни он понял, что такое страх перед Богом.
Говорил равви Леви Ицхак: «Любит ли в самом деле человек Бога – это можно определить по той любви, с которой он относится к своим ближним. Я объясню это на примере такой притчи.
Некая страна страдала от нападений врагов. Генерал, стоявший во главе армии, посланной против неприятеля, потерпел поражение. Царь уволил его и назначил на его место другого генерала, который добился успеха в войне и изгнал захватчиков. Первого генерала заподозрили в измене. Царь захотел проверить, любит или ненавидит его этот генерал. Вскоре он понял, что единственный безошибочный способ определить истину будет следующий: если человек, которого он подозревает, выкажет дружбу к своему сопернику и испытает радость за его успех, то ему вполне можно доверять; но если он будет строить победоносному генералу козни, то это докажет его вину.
Бог сотворил человека, чтобы он боролся со злом в своей душе. Есть много людей, которые в самом деле любят Бога, но терпят неудачу в борьбе со злом. Любовь к Богу таких людей можно распознать по их способности всем сердцем и без задних мыслей радоваться успеху своих ближних, одержавших над злом победу».
Так равви Леви Ицхак толковал стих Писания «Помни, как поступил с тобою Амалик…»*[215]: «Поскольку ты человек, то перво–наперво должен помнить, что сотворила с тобой сила зла. Но когда ты взойдешь до степени цадиким и сердце твое удалится от всех врагов вокруг тебя, тогда ты «изгладишь память Амалика из поднебесной»*[216] и будешь помнить только о том, что сила зла сотворила с небесами: как она воздвигла стену между Богом и Израилем и отправила в изгнание Божественное Присутствие (Шохину)».
Говорил равви Леви Ицхак: «Завидую я фараону! Какое прославление Божественному Имени сотворило его упрямство!»
Говорил равви Леви Ицхак: «Сказано: «…и станет ущербным, и восприимет мрачный образ, и даже вид любой…» Это говорится о «хамелеонах», тех людях, которые с хасидим ведут себя как хасидам, а с отступниками – как отступники и вообще принимают какой угодно вид».
Некий книжник, один из тех, кто хвастался, что является просветленным, услышал однажды Бердичевского равви и захотел с ним поспорить, ибо такая была у него привычка – спорить со всеми и оспаривать доводы, которые они приводили в защиту своей веры. Войдя к цадику, он увидел его ходящим по комнате с книгой в руке, впавшим в экстатическое состояние. Равви даже не заметил посетителя. Затем, однако, он остановился, бросил на вошедшего беглый взгляд и сказал: «Возможно, это все–таки истина».
Тщетно пытался книжник вывести равви из его погруженности в самого себя. Колени цадика тряслись, на него было страшно смотреть, а простые слова, сказанные им, вселили в слушателя какой–то ужас. Но неожиданно равви Леви Ицхак обратился к гостю и любезно ему сказал: «Сын мой, великие знатоки Торы бесполезно расточали перед тобой слова свои: ты лишь смеялся над ними. Они были не в состоянии выложить перед тобою на стол Бога и Его Царство, и я не могу сделать того же. Но, сын мой, подумай! Возможно, это истина. Возможно, это все–таки истина!» «Просветленный» хотел было что–то ответить, но грозное «возможно» все стучало и стучало у него в ушах и лишило его всякой способности возражать.
Один безбожник доказывал Бердичевскому равви, что и великие наставники древности также заблуждались; равви Акиба, например, воспринял Бар–Кохбу в качестве Мессии и очень его почитал.
Ответил Бердичевский равви: «Однажды у императора заболел единственный сын. Один врач посоветовал пропитать едкой мазью бинты и обмотать ими больного. Другой врач воспротивился этому, сказав, что мальчик слишком слаб и не вынесет сильных болей, вызываемых мазью. Третий советовал дать снотворное, но четвертый сказал, что оно может навредить сердцу больного. Тогда пятый предложил, чтобы снотворное давали лишь тогда, когда царевич почувствует сильную боль, и понемногу: по одной ложке через несколько часов. Так и сделали.
Так и Господь: когда увидел, что больна душа Израиля, окутал ее едкой пеленой изгнания, но чтобы душа смогла это вынести, навел на нее притупляющий сон. А чтобы душа совсем не зачахла и не погибла. Он будит ее время от времени надеждой на лжемессий, а потом снова усыпляет, и так будет длиться, покуда не минет ночь изгнания и не явится истинный Мессия. Ради этого слепнут порой и глаза мудрецов».
Бердичевский равви был однажды на большой ярмарке, где наблюдал огромное скопление людей, каждый из которых думал только о том, как бы побольше нажить барышей. И тогда равви забрался на крышу дома и громко воскликнул: «Вы, люди, забыли вы страх Божий!»
Говорил Бердичевский равви: «Вижу я, что мир перевернулся. Раньше истиной были наполнены все улицы и площади Израиля и все говорили правду. Когда же приходили в Дом Молитвы, то заведомо говорили неправду. Теперь все наоборот: на улицах и площадях все лгут, а в Доме Молитвы признают истину. Раньше в Израиле было принято так: истина и вера освещали все шаги людей, и когда торговали на рынке, то от всей души исполняли изреченное: «Пусть будет твое «да» справедливым и твое «нет» праведным»*[217], и вся их торговля шла верно. Но когда приходили в Дом Молитвы, то били себя в грудь, восклицая: «Мы грешили, изменяли, грабили!»*[218] Все это было ложью, потому что были они верны перед Богом и людьми. Теперь же все наоборот: в торговле лгут и обманывают, а на молитве произносят истину».
Говорил равви Леви Ицхак: «Нам запрещено иметь злые мысли, ибо разум человека – это Святая Святых. В нем хранится Ковчег со скрижалями Закона, и если туда проникают злые мысли, то в Храме своем человек воздвигает идола. Но когда посреди молитвы цадика охватывает великое рвение, когда он начинает гореть огнем веры и возносит к Небесам руки, то его Святую Святых осеняет своими крылами херувим».
«Нам не следует умерщвлять свою плоть», – часто говаривал Бердичевский равви. – Умерщвление плоти – это не что иное, как попытки Злого Начала ослабить наш дух, чтобы уклонить нас от правильного служения Богу.
Как–то боролись друг с другом двое сильных людей, и никто из них не мог одержать верх над соперником. Затем у одного из борцов возникла идея: «Мне следует попытаться ослабить его волю и разум, и тогда я сумею победить его тело». Именно этого и хочет Злое Начало, пытающееся заставить нас умерщвлять свою плоть».
ИСТИННАЯ СКОРБЬ И ИСТИННАЯ РАДОСТЬ
Когда Бердичевского равви спросили, какой путь является правильным – путь скорби или путь радости, – он ответил: «Есть два вида скорби и два вида радости. Если человек замыкается в скорлупе случившихся с ним несчастий и его покидает надежда, – это худший вид скорби, о котором сказано: «Божественное Присутствие (Шохина) не водворяется в месте уныния»*[219]. Другой вид скорби – это благородная скорбь человека, понимающего, что он утратил. Точно так же и с истинной радостью. Тот, кто пренебрегает своей внутренней сущностью и среди пустых удовольствий не чувствует ее и не пытается вернуть то, что он утратил, – такой человек является глупцом. Но истинно радостный подобен человеку, дом которого сгорел, но он, чувствуя глубокую внутреннюю потребность, строит новый дом. С каждым камнем, который он кладет в стены нового дома, радость его возрастает».
Когда умер сын равви Леви Ицхака, цадик, идя за катафалком, танцевал. Некоторые из его хасидим не могли скрыть своего возмущения таким поведением равви. «Бедную душу взял я, – сказал им Леви Ицхак. – Бедную душу и возвращаю».
