уже незачем появляться на его поле. Если есть шанс — нужно воспользоваться им сейчас.
Поступок очень рискованный. Конечно, Ноеминь знает Вооза и, видимо, поэтому дает Руфи такой совет. Но ведь даже хорошо зная человека, мы не можем быть уверены в том, что придет ему на сердце. Как указывает один из христианских комментаторов [41], исход дела мог быть очень разным. Муж праведный, Вооз мог с гневом прогнать Руфь, заподозрив в ней похотливую женщину, а мог, соблазнившись, вступить с нею в связь и, насытив похоть, отвергнуть. Решившись на такое предприятие, Руфь подвергала себя опасности не только со стороны Вооза. Украшенная и благоухающая чужеземка, выходя вечером из городских ворот без мужчины-защитника, должна была опасаться любого прохожего.
Однако Руфь непоколебима — сделаю все, что ты сказала мне. Блаженный Феодорит Кирский замечает: «Она положилась на целомудрие и праведность этого мужа. И события (дальнейшие) подтвердили эти слова» (Вопросы на Книгу Руфи).
Вооз наелся и напился, и развеселил сердце свое, и пошел и лег спать подле скирда. И она пришла тихонько, открыла у ног его и легла. В полночь он содрогнулся, приподнялся, и вот, у ног его лежит женщина (Руфь. 3: 7–8).
Зачем Вооз ночует не дома, а в поле? Мидраши — иудейские интерпретации Священного Писания — предполагают, что он собирался самолично охранять урожай либо контролировать работников, чтобы они не предавались разгулу после окончания жатвы (см. Рут раба, 5:15).
Итак, Вооз провеял ячмень, поел, выпил и, устав, лег спать. Руфь, подойдя, не обнаруживает себя, но лишь открывает полы у его ног и ложится рядом. Открыла у ног звучит как эвфемизм, но из текста мы видим, что, идя по грани, Руфь не отклоняется ни вправо, ни влево. Открыла у ног — значит именно это и ничего более. Именно потому, что ноги замерзли, Вооз и проснулся — в полночь он содрогнулся — ему стало холодно.
И сказал [ей Вооз]: кто ты? Она сказала: я Руфь, раба твоя, простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник. [Вооз] сказал: благословенна ты от Господа [Бога], дочь моя! это последнее твое доброе дело сделала ты еще лучше прежнего, что ты не пошла искать молодых людей, ни бедных, ни богатых (Руфь. 3: 9–10).
Темнота и неожиданность не позволяют Воозу распознать Руфь, почему и звучит испуганный вопрос: кто ты? Руфь не только называет свое имя и статус по отношению к Воозу, которому она, конечно же, никакая не раба, это не более чем благопристойный оборот, но и излагает сокровенную просьбу сердца, перекликающуюся с благословением, которое он преподал ей во 2-й главе: …да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтоб успокоиться под Его крылами! Руфь как бы указывает ему на возможность исполнить это благословение самому: чтобы упокоиться под крылами Бога Израиля, нужно войти в общину Израиля, а для этого нужно вступить в брак.
Много позже подобным образом будет рассуждать апостол Иаков: Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе (Иак. 2:14–17). Мало благожелать, вера должна иметь выражение в делах, только так она жива и действенна. Руфь призывает Вооза: простри воскрылие своих одежд надо мною, и исполнится твое благословение — Бог через тебя введет меня в свой народ! Иаков говорит: исполняй, христианин, свое благословение — грей и питай, и через тебя в мире будет действовать Сам Бог.
…Итак, дочь моя, не бойся, я сделаю тебе все, что ты сказала; ибо у всех ворот народа моего знают, что ты женщина добродетельная (Руфь. 3:11).
Не бойся — уверение, в том, что Вооз не обесчестит и не отвергнет Руфь; но это и постоянный призыв Бога к Своему народу или отдельным избранникам. «Не бойся!» — говорят ангелы, сообщая растерянным праведникам радостные вести; так и здесь, Вооз становится для моавитянки посланцем Бога — ангелом, который возвещает ей, что время страхов, смятения и неуверенности миновало, теперь все будет иначе.
У… ворот народа моего, на городской площади — метафора, обозначающая, что буквально все знают о добродетели милосердия, о милости — хесед, которую оказала Руфь престарелой Ноемини, не бросив ее.
Добродетельная женщина — это не только о религиозных добродетелях. Притчи Соломона рисуют нам образ добродетельной жены (см. Притч. 31: 10–31): она никогда не праздна, всегда за работой, и более того, — что может показаться странным для наших представлений о традиционном обществе, — идеальная жена в Израиле обязательно инициативна: Задумает она о поле, и приобретает его (Притч. 31: 16). Однако все эти добродетели, в том числе милосердие — Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся (Притч. 31: 20), — укоренены в почитании Господа, в страхе Господнем, вот в чем секрет ее успеха. Активная, трудолюбивая и милосердная Руфь — прообраз идеальной жены, о которой Притчи скажут: цена ее выше жемчугов (Притч. 31: 10).
…Хотя и правда, что я родственник, но есть еще родственник ближе меня; переночуй эту ночь; завтра же, если он примет тебя, то хорошо, пусть примет; а если он не захочет принять тебя, то я приму; жив Господь! Спи до утра (Руфь. 3:12–13).
Как видим, ситуация не имеет совсем простого решения. В Израиле у каждого взрослого мужчины был надел земли, доставшийся от отцов и сохранявшийся в пределах рода — колена. Эту землю он передавал своим потомкам; если же человек умирал бездетным, то брат покойного должен был взять вдову в жены, и первый родившийся младенец юридически считался сыном покойного и наследником его имущества.
Связь народа и обетованной Богом земли, таким образом, была чрезвычайно тесной. И нельзя было Воозу так просто взять за себя вдову-моавитянку. Хотя у Махлона и Хилеона не осталось родных братьев, но имелся родственник ближе Вооза, который мог претендовать на наследство — через вступление в брак с Руфью. Итак, Вооз обещает Руфи прояснить ситуацию на следующий же день.
И спала она у ног его до утро и встало прежде, нежели могли они распознать друг друга.
