Весь смысл этой истории в том, что животные в то время однозначно были другими (Землю населяли не мы, а наши предки), поэтому тот факт, что никто, судя по всему, не задался упомянутым вопросом раньше, вызывает некоторое удивление. К сожалению, в науке такие случаи нередки. Люди специализируются в какой-либо области, и вопросы ботаники не обязательно представляют большой интерес для эксперта по доисторическим приматам.
Оказалось, что на месте Стеркфонтейна[125], где были обнаружены некоторые из ископаемых образцов приматов, подтверждавших теорию о саваннах, раньше никакой саванны не было. Анализ окаменевшей пыльцы натолкнул на мысль, которая затем подтвердилась ископаемыми останками лиан — на этом месте находился лес. Также выяснилось, что лес покрывал территорию и других областей современной Южной Африки и Эфиопии (где была обнаружена знаменитая «Люси»[126]), когда они были населены приматами. По словам Тобиаса, «Примат-убийца из саванн — это абсурд».
Кроме того, ряд новых данных, возможно, говорит в пользу водного происхождения человека, хотя и необязательно от настоящих гидропитеков. Места, где были обнаружены ископаемые останки гоминид, объединяет одна общая черта — все они расположены вблизи источников воды. Это вполне логично, поскольку представители вида Homo sapiens много пьют, а также обильно выделяют пот и мочу. Если бы наша эволюция протекала в саванне, мы бы довели всех остальных животных до белого каления своими бесконечными мочеиспусканиями. К тому же, по меньшей мере миллион лет тому назад, мы уже отлично умели плавать. Ряд фактов подтверждают миграцию людей на острова вроде Флореса, который отделен от Бали глубокой подводной впадиной. Даже если мы принимаем допущение о более низком уровне моря в прошлом, переселенцам в любом случае нужно было преодолеть, возможно, с помощью плотов или каким-то иным способом, по меньшей мере, 20 миль открытого водного пространства.
Возможно, мы и не были водными приматами, но мы совершенно точно были «приматами влажных лесов». Так же, как и бонобо, которые наряду с обыкновенными шимпанзе, являются нашими ближайшими родственниками среди современных животных.
Мозг — это удивительный продукт эволюции. Более того, он являются физическим вместилищем разума, который вызывает еще более острый интерес. Разум обладает сознанием и свободной волей (или, по крайней мере, создает у своего владельца довольно яркое ощущение того, что он обладает сознанием и свободной волей). Разум живет в мире первичных ощущений, или «квалиа» — образных впечатлений вроде красный, горячий, сексуальный. Квалиа — это не абстракция, а вполне реальное ощущение. С подобными ощущениями все мы знакомы на собственном опыте. Но наука не имеет ни малейшего понятия, что делает эти ощущения именно такими, какие они есть.
Что же касается мозга…, здесь мы можем продвинуться немного дальше. На некотором уровне мозг можно считать вычислительным устройством. Физическими компонентами мозга являются нервные клетки, объединенные в сложные сети. Изучая такие сети, математики обнаружили, что эти сети способны осуществлять интересные процессы. Если подать какой-нибудь сигнал на вход такой сети, то на выходе можно получить некий ответ. Если связям между нейронами дать возможность эволюционировать путем отбора специальных комбинаций входного и выходного сигнала, заставляющих, к примеру, реагировать на изображение банан, но не обращать внимания на изображение мертвой крысы, то довольно скоро получится высокоэффективный детектор бананов.
Уникальность человеческого мозга, насколько мы себе представляем, состоит в его рекурсивной природе. Он может не только замечать бананы, но еще и думать о том, как заметить банан. Он может размышлять о своих собственных мыслительных процессах. Человеческий мозг — это устройство распознавания образов, которое стало изучать свою собственную структуру. Эта способность лежит в основе человеческого интеллекта. Вероятно, благодаря ей же люди обладают самосознанием, так как наше устройство распознавания образов научилось распознавать, кроме всего прочего, еще и образ самого себя. Иначе говоря, оно обрело самосознание.
И в результате, мозг функционирует, по меньшей мере, на двух уровнях. Первый уровень, соответствующий редукционистскому описанию, — это сеть нейронов, обменивающихся невероятно сложными, но, в конечном счете, бессмысленными сообщениями, подобно муравьям, снующими туда-сюда по туннелям муравейника. На более высоком уровне они представляют собой единое целое, как муравейник, обладающей собственной личностью. В книге Дагласа Хофштадтера «Гёдель, Эшер, Бах» есть фрагмент, где описывается встреча госпожи Мура Вейник[127] (которая представляет собой разумную колонию муравьев) с доктором Муравьедом. По прибытии доктора Муравьеда, муравьи впадают в панику и меняют свое поведение. Для госпожи Мура Вейник, которая функционирует на уровне эмерджентного эффекта, такое изменение отражает знание о появлении Муравьеда. Она с удовольствием наблюдает за тем, как доктор Муравьед съедает часть «ее» муравьев. Муравьи — это практически неистощимый ресурс, так как она всегда может вывести новых, чтобы заменить ими съеденных особей.
Переход от муравьев к «муравейниктеллекту»[128] госпожи Вейник представляет собой эмерджентное явление, которое возникает в процессе движения по описанной нами ранее «Стране муравьев» (теперь это название пришлось как нельзя кстати). Одно и то же действие означает что-то одно с точки зрения муравьев, но совсем другое и, более того, нечто непознаваемое, с точки зрения госпожи Вейник. Теперь поставьте на место госпожи Вейник себя — самих себя, то есть ту часть вас, которая по вашим ощущениям слышит ваши мысли, а муравьев замените нервными клетками — и окажется, что вы размышляете о связи между мозгом и разумом.
Теперь и вы стали думать сами о себе.
Хотя мозг и состоит из нейронных сетей, его эволюция предполагает нечто большее, чем просто соединение нейронов в сети большого размера. Работа мозга опирается на высокоуровневые «модули» — один модуль отвечает за бег, другой распознает опасность, третий заставляет животное чувствовать тревогу и так далее. Любой подобный модуль — эмерджентная структура в сложной нейронной сети, которая не была спроектирована изначально, а возникла в ходе эволюции. За миллионы лет эволюции эти модули научились реагировать быстро и крайне эффективно.
Модули не существуют отдельно друг от друга. Они содержат общие нейроны, перекрывают друг друга и совсем не обязательно представляют собой четко определенную область мозга — не более, чем «Vodafone»[129] представляет собой четко определенную часть покрытия сотовой сети. Выражаясь словами, Дэниела Деннетта, они похожи на «столпотворение» демонов, которые беспрестанно галдят друг с другом. В каждый конкретный момент времени побеждает тот, кто крикнет громче остальных (Интернет в немалой степени основан на этом же принципе).
На этих модулях построена культура современного человека — к этой идее мы еще вернемся в дальнейшем, — который в процессе этого построения приспособил их для решения новых задач. Модуль, отвечающий за высматривание львов, частично стал использоваться для чтения книг о Плоском Мире. А модуль, связанный с ощущением движений тела, частично превратился в инструмент для изучения некоторых математических дисциплин, а также, вероятно, решения задач механики, где можно физически «почувствовать» проблему. Наша культура изменила наши разумы, которые в свою очередь изменили культуру — этот процесс снова и снова повторяется в каждом новом поколении.
Настолько радикальная перестройка не могла произойти без более простых предпосылок. Ключевым шагом в направлении человеческого разума стало изобретение гнезда. До появления гнезд возможности молодые особей в плане экспериментов с разными видами поведения были сильно ограничены. Если каждый раз, когда вы пытаетесь начать новую игру, вас заглатывает питон, никакое новаторство здесь не поможет. Однако в уютном и относительно безопасном гнезде метод «проб и ошибок» в случае ошибки не обязательно приводит к фатальному исходу. Гнезда позволяют детенышам играть, а игра — это способ исследования фазового пространства возможных вариантов поведения, позволяющий находить новые, иногда даже полезные, стратегии. Следующим шагом в том же направлении станет образование семьи, стаи и племени, члены которых защищают друг друга и обладают общими поведенческими чертами. Сурикаты (разновидность мангуста) обладают чрезвычайно сложной племенной структурой и по очереди выходят на опасные (делающие их более уязвимыми) Дежурства.
