К тому же приготовленный на огне леопард не вызывал у него особого аппетита.
Библиотекарь продолжал усердно работать. Его попытка устроить тренировочный лагерь напоминала обувную фабрику, работники которой едва научились ходить прямо и с трудом представляли себе, для чего вообще нужны ботинки[130]. Обезьянолюди довольно быстро освоились с огнем — правда этому предшествовало несколько неудачных попыток съесть его или заняться с ним сексом, а некоторые еще и самих себя подожгли.
А еще они освоили приготовление пищи — правда, поначалу учились они друг на друге.
Ринсвинд вздохнул. Он был свидетелем того, как новые виды приходят и уходят, но эти существа могли появиться только ради забавы. Своим подходом к жизни они напоминали клоунов — жизнерадостных, но при этом испорченных.
Библиотекарь перешел к урокам по высеканию огня с помощью кремниевой гальки, доставленной в Сундуке. С уверенностью можно было сказать, что они научились ударять камнем о камень, а также о любые другие предметы поблизости. Заостренные края вызвали у них интерес.
Наконец, Ринсвинд подошел к Библиотекарю и похлопал его по плечу.
«Мы здесь уже весь день», — сказал он. — «Думаю, нам стоит вернуться». Орангутан кивнул и встал. «У-ук».
«Думаешь, это сработает?»
«У-ук!»
Ринсвинд оглянулся и посмотрел на обезьянолюдей. Один из них снова усердно кромсал на куски кошачий труп.
«Уверен? Они ведь почти как… волосатые попугаи».
«И-ик у-ук».
«Что ж… да. Ты прав». Напоследок Ринсвинд еще раз взглянул на стаю. Двое спорили из-за куска мяса. Обезьянка видит, обезьянка делает…
«Я рад, что именно ты это сказал», — добавил он. Библиотекарь выглядел довольным. «У-ук», — сказал он.
Дым — это прогресс. Но Ринсвинд не был полностью в этом уверен. Потому что горел в основном лес.
Глава 44. Экстел вокруг нас[131]
Если дым — это прогресс…, то за время своего существования человеческая раса достигла существенного прогресса. Как нам это удалось? Потому что у нас есть мозги и мы обладает интеллектом. Больше того, у нас есть разум. Однако интеллектом обладают и другие существа, особенно дельфины. Однако, на первый взгляд, все, на что они способны — это наслаждаться жизнью в море. Что же такое есть у нас, чего нет у них?
Во многих обсуждениях проблема разума рассматривается исключительно с точки зрения устройства мозга. Согласно этой точке зрения, структура мозга определяет его возможности, а разнообразные качества, которые мы приписываем мозгу, включая такие непростые явления, как свобода воли, наличие сознания и интеллект, являются следствием нейрофизиологических процессов. Это из возможных подходов. Другая распространенная позиция предлагает посмотреть на проблему глазами специалиста по социальным наукам или антропологии. Она по большей части принимает возможности разума как данность и, в первую очередь, задается вопросом, каким образом человеческая культура, опираясь на эти возможности, создает разум, способный оригинально мыслить, испытывать эмоции, осознавать такие понятия, как любовь или красота, и так далее. Может показаться, что эти два подхода полностью охватывают предметную область: стоит их объединить, и мы получим исчерпывающий ответ на вопрос о природе разума.
Однако нейрофизиология и культура не существуют отдельно друг от друга: они комплицитны[132]. Говоря это, мы имеем в виду, что они многократно способствовали изменению друг друга и совместно эволюционировали в условиях непрекращающегося взаимодействия. Представление о культуре как о явлении, которое, опираясь на структуру мозга, способствовало его изменению, будет неполным, поскольку мозг также зависит от культуры и двигает ее вперед. Именно такое взаимное рекурсивное воздействие друг на друга и выражает понятие «комплицитности».
Мы называем «интеллектом» упомянутые внутренние возможности, присущие мозгу. Аналогичное название было бы уместным дать внешним воздействиям культурной или иной природы, оказывающим влияние на эволюцию мозга — и, как следствие, разума. Для этой цели мы будет использовать термин экстеллект, который ГЕКС подобрал, используя вневременной подход к вычислениям. Разум — это не просто сумма интеллекта и экстеллекта, или, образно выражаясь, его внутренней и внешней частей. Разум — это цепь обратной связи, в которой интеллект и экстеллект, оказывая друг на друга взаимное влияние, создают новое явление, превосходящее их по своим возможностям.
Интеллект — это способность мозга обрабатывать информацию. Однако интеллект — это всего лишь один из необходимых компонентов, составляющих разум. И даже он вряд ли сможет развиться в условиях изоляции.
По своей сути культура — это множество взаимодействующих друг с другом разумов. Нет индивидуального разума — нет и культуры. Обратное утверждение тоже верно, хотя, пожалуй, не столь очевидно: разум не способен развиваться, не будучи частью общей культуры. Причина состоит в том, что никакая среда обитания эволюционирующего мозга не может стать движущей силой его самоусложнения — обретения более сложной структуры, пока этот мозг не имеет возможности взаимодействовать с каким-то другим относительно сложным явлением. А главные среди таких явлений — это разумы других людей. Итак, эволюции интеллекта и экстеллекта неразделимо связаны друг с другом, а их соучастие в общем процессе неизбежно.
В окружающем нас мире есть предметы, созданными нами или другими людьми — по своей роли они похожи на интеллект, но находятся извне. К ним относятся библиотеки, книги и Интернет, который с позиции экстеллекта правильнее было бы называть «Экстранетом». В Плоском Мире есть похожая концепция Б-пространства, или «библиотечного пространства» — это одно и то же явление. Влияние, которое они оказывают, будучи источником не только информации, но также и ее значения, формирует «культурный капитал». То, что мы вкладываем в культуру, не только становится ее частью — оно воспроизводится и вступает в такие взаимодействия, которые не способен контролировать ни один отдельно взятый человек.
В области искусственного интеллекта есть один старый вопрос: «Можно ли создать разумную машину?». С точки зрения этого вопроса машина рассматривается как независимый объект. Считалось, что главная проблема — это разработать машину с подходящей архитектурой, а затем просто запрограммировать в ней разумное поведение. Но, скорее всего, этот подход неверен. Конечно, вполне возможно, что коллективный экстеллект всех людей, взаимодействующих с машиной, способен сделать ее разумной и, в частности, наделить ее интеллектом. И все же намного более вероятно, что, не располагая целым сообществом эволюционирующих и взаимодействующих друг с другом машин, формирующих необходимый экстеллект, нам не удастся придать нейронным соединениям машин форму той «муравьиной страны», которая способна породить разум. Таким образом, история разума — это история о взаимодействии и эмерджентности. Собственно говоря, разум сам по себе — один из наиболее выдающихся примером сложного взаимодействия.
Если вкратце посмотреть на развитие разума изнутри, то мы увидим серию шагов, в которых главными «действующими лицами» являются нервные клетки. Нервная клетка — это протяженный объект, способный передавать сигналы между двумя точками. Из нервных клеток можно построить целую нейронную сеть, и как только такие сети оказываются в вашем распоряжении, вы без лишни затрат получаете доступ к множеству самых разных функций. Например, один из разделов теории сложности связан с изучением так называемых «эмерджентных вычислений». Оказывается, что эволюция таких сетей — совершенно произвольных и случайных, сконструированных без какой-либо конкретной цели, — создает структуры, которые умеют совершать какие-то действия. Эти действия могут казаться осмысленными или, наоборот, совершенно бессмысленными — попросту говоря, нейронная сеть делает то, что делает. Тем не менее, взглянув на поведение такой сети, часто можно заметить следы эмерджентного поведения. Вы можете обнаружить, что, несмотря на архитектуру, выбранную случайным образом, сеть в ходе эволюции приобрела способность выполнять какие-то вычисления. Она стала носителем алгоритмических процессов (или процессов, близких к алгоритмическим). По всей видимости, способность выполнять вычисления, обрабатывать информацию и реализовывать алгоритмы достается практически даром, если у вас есть устройства, передающие сигналы между различными точками и умеющие реагировать на полученный сигнал путем отправки нового. Стоит доверить дело эволюции, и способность к обработке информации возникает без особых затрат.
