Есть, однако, вопрос еще более серьезный. Может ли историк позволить себе попросту сбросить со счетов целое столетие русской государственности? Да еще столь драматическое столетие, вместившее в себя столько исторически значительных событий, иные из которых определили судьбу страны на столетия вперед? Ну, хотя бы борьбу четырех поколений нестяжателей за церковную Реформацию, так подробно описанную в этой книге. Или тот же Судебник 1550 года, который назвали мы здесь русской Magna Carta, а Ключевский конституционной хартией? Или «крестьянскую конституцию» Ивана III (Юрьевдень)? Или «эру Адашева», о которой знает даже де Мадариага? Или, наконец, эпохальный спор между антитатарской
История России, с. 124.
TiborSzamuely. Op. cit., p. 71.
История России, с. 125.
и антиевропейской стратегиями внешней политики, приведший к четвертьвековой Ливонской войне?
Так неужели вся эта гигантская драма фатально обречена была закончиться брутальной революцией Ивана Грозного, как склонны трактовать её авторы «Истории России» (Иван ill, мол, давил аристократию «осторожно», Василий III — уже «весьма ощутимо», а Грозный лишь завершил дело «кровавой расправой»).63 Не слишком ли похоже это на фатализм, с которым уже цитированный нами А.П. Тейлор, патриарх современной английской историографии, приговорил в своё время немецкий народ к национальному небытию? Помните, «то обстоятельство, что немцы закончили Гитлером, такая же случайность, как то, что реки неминуемо впадают в море... История Германии как нации завершилась»?64
Поистине велика должна быть мощь Правящего стереотипа, если и в начале XXI века он все еще в силах подчинить себе даже самые передовые, самые сильные и либеральные умы.
_ w Глава одиннадцатая
Г Л 3 В Н Ы И Последняя коронация?
ВЫВОД
Сточки зрения Иванианы как отражения национального самосознания означать эта её деградация может лишь одно: Россия снова на том же распутье, на каком колебалась она в 1550-е^, когда выбор был, по словам Н.Е. Носова, «между нормальным буржуазным развитием страны и подновлением феодализма».65 И по-прежнему нету нас ответа на вопрос: последней ли на самом деле была описанная здесь третья коронация Грозного.
Вдумайтесь, что означает этот главный вывод, к которому привела нас Иваниана. Почти полтысячелетия спустя после пережитой в позднее Средневековье национальной трагедии страна всё еще перед тем же выбором, что терзал её в ту темную пору. И сколько
Там же.
А).P. Taylor. The Course of German History, London, 1945, p. 7,10. Н.Е. Носов. Цит. соч., с. 9.
еще суждено ей находиться в этой страшной ловушке? Ведь и сегодня один лишь бог знает, какой ценой она из нее выкарабкается.
Похоже, что нетдругого способа минимизировать эту цену, кроме * как отчетливо осознать, наконец, происхождение и природу этой жестокой государственности, навязанной стране столетия назад триумфом «иосифлянской музыки Третьего Рима», по выражению А.В. Кар- ташева, и самодержавной революцией Грозного. Но мыслимо ли такое осознание без ясного представления о политической культуре, в которой этот триумф и эта революция оказались возможны? Без представления, другими словами, которое дает нам Иваниана?
Да только ради того, чтобы получить это представление, стоило, согласитесь, разгребать дебри многовекового спора, обсуждать древние ошибки и вспоминать давно забытые подробности старинных идейных баталий. Просто потому, что никак иначе не сопоставить сегодняшний выбор России с тем, который стоял перед нею двадцать поколений назад.
Другое дело, что решение задачи, если понимать под ним ответы на мучительные вопросы, поставленные перед нами Иванианой, далеко выходит за пределы моей темы. И тем не менее ответы эти связаны с ней, они прямо из неё вытекают. Я не говорю уже, что заключен в ней бесценный опыт российской традиции Сопротивления произволу власти. По всем этим причинам едва ли могу я счесть свою задачу исполненной, даже не попытавшись воспользоваться этим опытом, чтобы хотя бы наметить пусть некоторые подходы к ответам на вопросы Иванианы. Именно это и попытаюсь я сделать в заключительной главе.
часть первая
КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО СТОЛЕТИЯ РОССИИ
Завязка трагедии Первостроитель Иосифляне и нестяжатели Перед грозой
Крепостная историография «Деспотисты»
Язык, на котором мы спорим
Введение к Иваниане Первоэпоха Государственный миф Повторение трагедии
глава первая глава вторая глава третья глава четвертая
часть вторая
ОТСТУПЛЕНИЕ В ТЕОРИЮ
глава пятая глава шестая глава седьмая
часть третья
иваниана
глава восьмая глава девятая глава десятая глава
одиннадцатая
Последняя коронация?
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
екХХ1.
Нас
ал ли момент лючевского?
»
22 Янов
заключение i 667
Век XXI. Настал ли момент Ключевского?
Наша уверенность в достаточном знакомстве с историей своего государства является преждевременной.
В.О. Ключевский
Самое важное, чему учит опыт Иванианы, это, я думаю, терпению. Медленно, мучительно-медленно крутятся, начиная с самодержавной революции середины XVI века, жернова русской государственности. Не говоря уже о том, что порою они и вовсе устремляются, как свидетельствует та же Иваниана, назад, в обратном направлении — прочь от Европы, от просвещения и гарантий от произвола власти.
Но не одному лишь этому она учит. Еще и умению разглядеть вектор ее движения — за сбивающей с толку суетой быстротекущих событий, нередко способных довести современников до отчаяния, даже до сомнения в силе человеческого разума вообще, как слышали мы однажды от Степана Борисовича Веселовского. В такие минуты — а первое десятилетие XXI века, похоже, и есть одна из таких минут (в масштабах четырехсотлетней Иванианы, конечно) — важнее всего не упустить из виду общее направление, в котором, несмотря на все откаты и разочарования, движется история России — и с нею Иваниана. А она, как видели мы в этой книге, действительно движется.
В феврале 1861 года положен был конец самому страшному вековому наследству революции Грозного — и величайшему стыду и позору России — порабощению десятков миллионов соотечественников.
Ничего не осталось после февраля 1917-го от «персональной мифологии» царя, от сакральности самодержавия, столетиями воспринимавшегося как естественное состояние русского самосознания (напротив, весь сыр-бор и разгорелся-то в 2008 году вокруг немыслимой еще четверть века назад, не говоря уже о царских временах, добровольной отставки главы государства, какая ужтам, право, сак- ральность!).
Канула в Лету — причем навсегда, необратимо — империя. И с нею заглохла иосифлянская «музыка Третьего Рима»,
Остались лишь ментальная инерция в массах, реакционные интересы властей предержащих да нервная — и беспомощная — растерянность либеральной России.
При всём том грех было бы не заметить, что институциональные основы самодержавной государственности, пусть и глубоко ушедшие за четыре с половиной столетия в толщу народного самосознания, обратились сегодня, как видим, в труху, в прах, в воспоминание, для одних горькое, для других вдохновляющее, но для всех утраченное безвозвратно (кроме разве что газеты Завтра, отчаянно продолжающей свою безнадежную иосифлянскую песнь о «Пятой империи» и столь же ностальгические мечты властей превратить страну, если уж не в «першее государствование», то, пусть в сырьевой, пусть даже виртуальный «центр силы» в современном мире).
Заключение ВекXXI. Настал ли момент Ключевского?
и «русский реванш»
Другое дело, что головокружи-
тельный рост цен на сырьевой экспорт России, в особенности нефтегазовый, практически гарантировал в последние годы еще один судорожный всплеск полубезумной грёзы о «Русском реванше». К солистам Завтра присоединился вдруг хор неожиданных, хотя большей частью и странноватых, союзников. Вот пример.
Бывший «федеральный комиссар» гремевшего еще недавно молодежного движения «Наши» Василий Якеменко повадился заявлять во всеуслышание, что намерен заменить своими комиссарами всю нынешнюю «пораженческую» элиту страны. «Пораженчество» её усматривал он, подобно идеологам Завтра, в том, что не сумелаэта элита «обеспечить России глобальное лидерство». А вот его комиссары, обещал он, ей такое лидерство обеспечат.
Каким образом совершили бы это чудо комиссары Якеменко, имея в виду, что при всех успехах её сырьевого экспорта ВВП России составляет лишь 2 % мирового, он, понятно, не объяснил. Скорее всего потому, что не имеет ни малейшего представления ни о мировой экономике, ни о мировой политике. Допустим, однако, что Якеменко лишь самовлюбленный персонаж без царя в голове, хотя и свёз однажды в Москву 6о тысяч «нашистов» со всех концов страны. Но Г.О. Павловский-то уж никак не великовозрастный Митрофанушка, а, напротив, матерый политтехнолог, озвучивавший порою идеи администрации бывшего президента. Как же в этом случае объяснить, что и он, похоже, разделяет сумасшедшую мечту «нашистского» недоросля?
