плен – и все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда,
что ей удастся выбраться.
Терпение никогда не было моей сильной стороной.
- Ты выглядишь нездоровой, – говорит Тэк. И добавляет: - Что
происходит, Рэйвен? Ты..?
- Я в порядке. Просто сорвала к чертям желудок. Чертово вяленое
мясо.
Тэк слегка расслабляется. Он перестает сжимать руль так, что
костяшки его пальцев белеют, и напряжение на его лице пропадает. На
меня накатывает чувство вины, гораздо худшее, нежели очередной
приступ тошноты. Ложь – это защита, сродни иглам дикобраза или
когтям медведя. Жизнь в Дебрях сделала меня первоклассной
лгуньей. Но я не люблю врать Тэку.
Он практически единственный, кто у меня остался.
- Она твоя?
Такими были первые слова Тэка, адресованные мне. Я до сих пор
помню, каким он был тогда: еще более тощий, чем сейчас. С
большими руками. Два кольца в носу. Глаза полузакрыты, но
настороже – как у ящерицы; волосы ниспадают на переносицу.
Сидящий в углу изолятора: руки и ноги связаны, а лицо покрыто
укусами комаров, испещрено кровоточащими царапинами.
Я провела в Дебрях всего месяц. Мне повезло, и я нашла хоумстид
примерно через шесть часов после того, как покинула Ярмут. По
правде сказать, мне повезло дважды. Спустя неделю хоумстид
переместился на юг Рочестера, в Нью-Хэмпшир. Слухи о Рейде на
Дебри заставили всех понервничать. Я успела как раз вовремя.
Я должна была. Блу была едва жива, и я понятия не имела, как
прокормить ее. Я бежала в панике, не разбирая пути, пытаясь
спрятаться, скрыться – без припасов, ничего не зная и даже не
надеясь выжить. Моя обувь была тесной и оставляла кровавые
волдыри размером с четвертак всего после нескольких часов ходьбы.
Я не умела ориентироваться на местности. Я не следила за тем, куда
иду. Ощутив жажду, я не смела остановиться у ручья, чтобы попить,
потому что боялась, что заболею.
Идиотка. Если бы я не набрела тогда на хоумстид, я бы погибла. И она
вместе со мной.
Малышка Блу.
С самого детства я не верила в Бога: еще с тех пор, когда увидела, как
отец, схватив маму за волосы, с силой ударил ее лицом о кухонный
стол. Я помнила ярко-красные брызги крови на линолеуме и то, как
один из маминых зубов, белый и сияющий, заскользил по полу, точно
игральная кость. Уже тогда я знала: никто не присматривает за нами
сверху.
Но в свою первую ночь в Дебрях – когда лес распахнулся, словно
пасть, и я увидела неясные очертания огней в темноте, маленький
ореол их сияния среди стены дождя, и услышала добрый голос
Грэндма, укутывавшей одеялом мои плечи; когда Мари, которая
только что во второй раз родила мертворожденного ребенка, взяла
Блу на руки и приложила ее к груди, и тихо плакала, кормя ее; и я
знала, что мы обе спасены – в тот момент мне показалось, что я, всего
на секунду, поверила в Бога.
- Мне нельзя с тобой разговаривать, – ответила я Тэку. Хотя тогда я
еще не знала его имени. У него не было имени, не было группы или
хоумстида; он был сам по себе. Мы звали его Вор.
Он засмеялся: - Нельзя, да? А что насчет всех этих россказней про
свободу по ту сторону границ?
- Ты Стервятник, – выпалила я, хотя слабо понимала, что это означает.
До сих пор я не видела ни одного, хвала Небесам, и не увижу еще года
два во время перехода, когда половину нашей группы уничтожили. – У
меня нет желания разговаривать с тобой.
Он поморщился.
- Я не Стервятник, – он поднял подбородок и посмотрел на меня. Тогда
до меня впервые дошло, что мы с ним, должно быть, одного возраста.
Из его внешнего вида и из-за манеры вести себя, я сделала вывод, что
Вор старше меня. – Я не никто.
- Ты вор, – сказала я, глядя в сторону. Всего месяц жизни в Дебрях – а
я даже не начала избавляться от страха перед ними. Парнями.
Он пожал плечами: - Я выживающий.
- Ты крал у нас еду, – говорю я просто. «Все подумали на меня» – эти
слова я оставляю при себе. – Так что, по моему мнению, ты
Стервятник.
На протяжении последних нескольких недель хоумстидеры стали
замечать недостачу в наших запасах, отсутствие пойманной добычи в
наших силках и странное опустошение за ночь одного-двух кувшинов
чистой воды. Напряжение среди нас росло, и я первой попала под
подозрение. В конце концов, я была новичком. Никто не знал, кто я и
откуда пришла, и что собой представляю, а кражи начались вскоре
после того, как мы с Блу присоединились к группе.
Поэтому Грэй – парень, который был кем-то вроде предводителя –
втайне стал следить за нами. Проснувшись посреди ночи, он обошел
все ловушки и силки, проверил склад и убедился, что все хоумстидеры
находятся у себя. На второй день таких обходов он поймал Тэка, когда
тот вытаскивал кролика из одной нашей ловушки. Когда он крал. Тэк
чуть было не пырнул Грэя ножом, пытаясь сбежать. Но он
промахнулся, и лишь порезал тому плечо. Грэю удалось схватить Тэка,
прижав его к земле – и с тех пор он находился у нас в плену. Мы не раз
спорили о том, как нам следует с ним поступить.
- Добро пожаловать в мир свободы, – Тэк плюет на пол справа от себя.
– Каждый имеет свое мнение.
Я вновь отвлекаюсь на Блу. Грэндма посоветовала мне не слишком
привязываться к ней. «Большинство из них не выживают в дикой
местности, – сказала она». Но я уже привязалась – в ту самую
секунду, когда нашла ее, когда ощутила ускользающий ритм ее
сердцебиения. Я знала, что она моя – и моей обязанностью было
оберегать ее.
Поначалу Блу плохо брала грудь, но по прошествии двух недель она
наконец стала нормально есть и постепенно набирать вес. Когда Мари
убаюкивала ее, я садилась рядом с ними и приобнимала Блу, как
будто бы могла чем-то помочь. Словно я поддерживала в ней жизнь,
вливая ее через кончики своих пальцев в вены и сердце малышки. Я
всюду брала ее с собой. Грэндма дала мне старый рюкзачок для
ношения младенцев – выцветший, блеклый, застиранный – и я могла
носить ее у себя на груди, помогая другим во время обходов.
Но потом она вновь простужалась. Блу часто ворочалась и не спала
дольше пятнадцати минут за раз. У нее постоянно закладывало носик,
и на следующий день температура поднималась так высоко, что я
ощущала жар ее тела, даже держа руку на расстоянии шести дюймов
от ее грудной клетки. Она прекратила принимать молоко и плакала
целыми часами. Все твердили мне, что это всего лишь простуда, и она
скоро оклемается.
Уже три дня я находилась в состоянии жуткой усталости. Впервые в
своей жизни я была настолько измотана. По ночам я не спала, тихо
напевая и укачивая ее даже тогда, когда она пыталась отпихнуть меня.
Я сбивала ее жар с помощью мокрых тряпок. Нам следовало – обеим
– перебраться в изолятор. Тэк находился там же, временно, пока
остальные хоумстидеры в главном помещении обсуждали его
дальнейшую судьбу: отпустить его, поверив на слово, или же наказать
за содеянное – даже убить.
Законы Дебрей так же суровы и жестоки, как и те, что действуют по ту
сторону ограды.
Тэк наблюдал за мной, пока я склонилась над Блу, успокаивающе
шепча и вытирая пот с ее лба. Она перестала плакать, просто лежала,
полузакрыв глаза и едва шевелясь, когда я касалась ее. Дыхание ее
было прерывистым и поверхностным.
- Это РСВ, – вдруг заговаривает Тэк. – Ей нужны лекарства.
- Ты что, доктор? – огрызнулась я. Я была напугана. Если бы она
только заплакала, закричала или хоть как-то отреагировала. Но Блу
просто лежала, борясь с затрудненным дыханием. Тогда я осознала,
что это не просто простуда, и, что бы это ни было, Блу становится
хуже.
- Моя мать была медсестрой, – бесстрастно ответил он. Это поразило
меня Странно было думать, что у этого беспризорного, преступающего
законы мальчишки могла быть мама – что у него вообще кто-то мог
быть. Я взглянула на него.
- Развяжи меня, – попросил Тэк тихим, убедительным тоном. – Я
помогу тебе.
- Размечтался, – ответила я.
Какая-то часть меня – довольно большая/значительная – надеется,
что Лина не объявится. Что она застряла где-то у границ, или ее
поймала охрана. Она также могла заблудиться или опоздать. И тогда
нам с Тэком не придется участвовать во всей этой заварушке.
Но мы хорошо обучили ее. И через пару минут я замечаю ее,
направляющуюся вверх по улице, пригнувшуюся от дождя, который
теперь превращается в мелкую морось. На ней незнакомая одежда, за
исключением ветровки, которую она, вероятно, нашла в Убежище –
штабе первой группы Сопротивления. Ее походка все так же
узнаваема: как легко она касается земли, слегка подпрыгивая при
