остаются непреложные законы природы, не обойдешь. Всякий микроб, надо думать, мечтает жить и
плодиться возможно долее, но его процветание ведет к гибели питающей стихии. Увы... Есть еще
другие земли, другие народы, другие планеты, наконец... Жаль, что не утешает нас надежда на
горнюю справедливость. Но незачем в своих думах, поверь мне, старому волку, уноситься так
далеко от насущных земных сегодняшних проблем. Неумеренная увлеченность таковыми
абстракциями, не суля никакой практической пользы, иссушает всего лишь радость нынешнего дня.
Нам свойственно воспринимать мир cum gгапо sis1, постараемся дольше находиться в среде иных
настроений. И тогда: мы глумимся и смеемся над ними потому, что нам нужно развлечься,
повеселиться. Ergo2 – так же негодуем только из желания порезвиться. Люди исключительно
забавны, и это так увлекательно - моделировать ситуации, сталкивать друг с другом фигуры,
помня, разумеется, о своей насущной выгоде. Впрочем... на мой вкус, сценарий, предложенный
сегодня миру, убог: дом под красным фонарем – это mauvais genre3. Хотя, если принять во
5 Мир желает быть обманутым, пусть же его обманывают (лат.)
6 Лови день (лат., букв.), лови мгновение.
7 Душевное спокойствие, невозмутимость (лат.)
1 С крупинкой соли (лат ., букв.), с иронией.
2 Вследствие этого, следовательно (лат.).
3 Дурная манера (фр.).
56
внимание комфорт утилизации – да, с лоретками-кокотками проще ладить. Несомые желанием, они
хотят еще, еще и еще больше. Это почти perpetuum mobile4».
За окнами янтарной горницы по-прежнему лучился искусственный июльский полдень.
Имярек Имярекович загасил пламя спиртовки, и друзья-приятели на какое-то время оцепенели в
интервале безмолвия.
- И вот... – прервал сверхъестественное затишье хозяин.– Ты меня тут невольно вдохновил на
целую лекцию. Однако ты, верно, заметил, мы не можем позволять себе столь продолжительное
отдохновение. Итак, Fare the wel !
– Fare thee wel ! And if for ever, stil for еvег, fare thee wel !5 – отозвался гость.
На том дружеское свидание закончилось.
Через полчаса Имярек Имярекович в наушниках уже сидел в своей фонотеке и прослушивал
только что присланные кассеты, отмечал что-то в трех тетрадях, и вряд ли те кассеты содержали
напевы американских негров. Невзрачный гость тоже успел приступить к личным обязанностям,
сходственным с деятельностью его старшего товарища. Здешний край давно уже заволок покров
ночи, но и Алла Медная не спала. Она вершила важную работенку, результаты которой
замышляла послезавтра, в понедельник, представить своему патpону.
Поэтому в воскресенье, лишь только проснувшись, наскоро позавтракав почками в мадере и
кофе, Алла Медная спешно пустилась в поход по некоторым домам столицы – что должно было
составить заключительный фазис ночной работы. Первым пунктом было намечено обиталище Дины
Оскотскодворской.
Дина встретила коллегу совершенно голая и вместо приветствия пожаловалась;
– Ненавижу эти выходные. Сидишь дома, как паучиха. Хорошо, что пришла.
– Я только на минуту, по очень важному делу,– сочла необходимым предупредить Алла,
проследовав в комнату вослед за широкой мускулистой спиной низкорослой Дины.
– Ты это мне брось: на минуту, по делу. Воскресенье. Ты видишь, я подыхаю,– рассердилась
голая Дина.– Водки хочешь?
Пока жилица этой квартиры позвякивала на кухне стеклянными предметами, визитерша заняла
одинокий стул в углу. Дина вернулась, держа в охапке и бутылку, и стаканы, и блюдца с закусками,
и пакет лимонного сока; со всем этим скарбом она повалилась на диван.
– Эй! Ты чего?! Охренела? – крикнула она, Алле.– Что ты там села как бедная родственница?
Давай сюда!
– Видишь ли,– поднялась со стула гостья, извлекла из сумки папку для бумаг,– я тут должна...
– Ничего ты не должна, пока мы не выпили. Давай сюда!
Алла затолкала папку назад в сумку и отправилась на диван. Они выпили по стакану. Дина
привалилась заблестевшей грудью к плечу подружки и зашептала ей в шею:
– Мне все время душно. Одежда давит меня. Тебе не жарко?
Алла поднялась с дивана и направилась назад, к стулу, на ходу чеканя такие слова:
4 Вечный двигатель (лат.)
5 Прощай! И, если навсегда,– то навсегда прощай! (Байрон, Fare thее well).
57
– Не время сейчас, Диночка, о себе думать. Это непорядочно. Я всю ночь составляла текст
коллективного письма к правительству, а ты... Я пришла к тебе, как к прогрессивному литератору,
чтобы ты подписала, а ты...
- Алка, ты – сука,– просто заметила ей коллега по перу.– Ты, стерва, до того хитрожопая –
везде успеешь. Молодец. Потом я тебе все подпишу, все, что захочешь. А сейчас еще немножко
попьем... Иди сюда...
- Нет, Дина.
– Ты рискуешь. Думаешь, тогда, на балу у Милкина и Нинкина, ты меня в честном боксерском
поединке одолела? Хрена с два! Просто мне объяснили. И заплатили... В общем, попросили. Я,
Алка, самбо занималась, ушу, знаю элементы кунг фу, – и вдруг оживилась: – Хочешь, я тебе
какой-нибудь простенький приемчик покажу?
–
Нет, Дина.
В ту же секунду Дина Оскотскодворская метнулась к подруге. У той только в глазах
мелькнуло – пол, потолок – и она уже лежала на полу под горячим тяжелым голым телом
прогрессивного литератора.
- Немедленно встань! Ты ответишь за это! – гневно закричала Алла.
– Ладно, не вой,– пошла на попятный Дина, нехотя слезая с подруги. – В каком месте тебе
подписать?
Алла Медная не терпела насилия, поэтому все лицо ее и шея разгорелись, пошли пунцовыми
пятнами, но она все же достала нужную бумажку. Дина оставила на ней такой обширный автограф,
словно она и была правительством, к которому апеллировал текст документа.
Алла поторопилась к выходу.
– Сука ты, Алка, – зевая, провожала ее подруга. – Воскресенье же – тоска. Я тут позвонила –
водопроводчика вызвала. Авария, говорю. Может, пришлют кого...
Рысью удаляясь от дома Оскотскодворской Алла Медная почем зря честила себя за
колебания, а Оскотскодворскую – за все остальное. Ведь сколько же драгоценного времени
истребила эта похотливая тварь. Следующим номером планировалась Антонина Архангельская.
Вот здесь Алле повезло больше; можно сказать, она была даже вознаграждена за понесенный
ущерб. Известно было, что Антонина Архангельская дважды в месяц устраивает литературный
салон, что носил оригинальное, на взгляд устроительницы, название – Красная лампа. Сборщица
подписей удачно попала как раз на такое собрание.
Уже ознакомленная с задачей, Антонина Архангельская ввела Аллу в прокуренную комнату,
где в плотном тяжелом дыму было сосредоточено не менее дюжины литературных работников. На
столе в углу горела, несмотря на полуденное время, настольная лампа под красным стеклянным
колпаком. Рядом стаканы с недопитым чаем. В чае корочки лимона.
– Господа! – обратилась к форуму сотканных из дыма фигур учредительница салона.– Мы
только что говорили с вами, в каком бедственном, каком чудовищном, действительно непростом
положении оказалась сегодня наша литература. Мы искали пути... Мы обсуждали варианты... Но
вот пришла всеми нами любимая Алла Медная и предлагает нам остроумное, но вместе с тем
мужественное решение. Коллективное письмо! Мы, то есть интеллигенция России, должны
58
потребовать от правительства решительных действий в борьбе с разгорающейся эпидемией
патриотической, фашистской заразы. И мы потребуем этого, господа!
Хозяйка кончила говорить – комната наполнилась гулом возбужденных голосов. Затем по
одному из слоистых сплетений табачного дыма стали выныривать люди. Подходили к
разложенному на столе листу, ставили под отпечатанным на машинке текстом свои фамилии: кто
экспрессивным росчерком, подкрепляя подвиг руки пылкими восклицаниями; кто - не торопясь и
очень четко выводя каждую букву, иные ставили крохотную неразборчивую закорючку, а некто
присовокупил к росписи вычерченный печатными буквами лозунг – СМЕРТЪ ПАТРИОТАМ! Сделав
дело, мужчины подходили к Алле и припадали губами к ее руке, женщины – гладили ей предплечья
в знак глубокого уважения, восхищения ее гражданственностью.
- Может быть, зачитать текст?..– робко предложил какой-то волоокий юноша лет сорока,
обнажив в смущенной улыбке неправдоподобно красивые зубы.
