35 С.М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. Ill, М., i960, с. 185.
увез их с собою в Москву. Оба вдруг сделали головокружительную карьеру: один стал протопопом Успенского, а другой — Архангельского собора (можно было бы и это, конечно, объяснить «чарами либерального салона» Федора Курицына. Да вот беда, никакого такого «салона» в Москве тогда еще не было). И вот теперь человек, сочувствовавший еретикам, возглавил церковную иерархию.
Удивительно ли, что соратник Иосифа, неистовый Геннадий, архиепископ Новгородский, буквально каждый месяц открывавший в своей епархии все новые и новые еретические гнезда и беспрестанно требовавший всероссийской антиеретической кампании, натыкался на глухую стену? Дошло до того, что великий князь запретил ему приехать в Москву на церемонию поставления нового митрополита, который и сам — Геннадий ни минуты в этом не сомневался — был еретиком. Это был открытый скандал. Могли молчать Геннадий, который в своем послании к Собору 1490 г. писал, что преступно даже спорить с еретиками о вере, «токмо для того учинити собор, чтоб их казнити — жечи и вешати»?36 Архиепископ, как мы уже знаем, призывал православных брать пример со «шпанских» (испанских) латинов, с того, как они «свою очистили землю»37
И мог ли молчать сам Иосиф, писавший епископу Суздальскому: «С того времени, когда солнце православия воссияло в земле нашей, у нас никогда не бывало такой ереси. В домах, на дорогах, на рынке все — иноки и миряне — с сомнением рассуждают о вере, основываясь н% на учении пророков, апостолов и святых отцов, а на словах еретиков, отступников христианства, с ними дружатся, учатся от них жидовству. А от митрополита еретики не выходят из дому, даже спяту него»?38 Ситуация, описываемая Иосифом, напоминает, согласитесь, что-то подозрительно похожее на 1989-й. И письмо преподобного звучит, скорее, как жалоба какого-нибудь позднеперест- роечного секретаря обкома на то, что распустилась, мол, улица, не-
Н.А. Казакова и Я.С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века, М. — Л., 1955, с. 381.
Там же, с. 378.
С.М. Соловьев. Цит. соч., с. 190.
сет несусветные, еретические речи, завтра, чего доброго, и отмены шестого пункта потребует. Тем более, что сама власть ей совершенно очевидно потворствует...
Несмотря, однако, на эту поразительную, согласитесь, перекличку событий, разделенных пятью столетиями, перед нами документальные свидетельства XV века, живой голос участников тогдашних событий. Я не зову читателей определить свое отношение к тому, что бесило Иосифа и Геннадия и что они считали «пиром жидовства» на православной земле, хотя аналогия и напрашивается. Я просто хочу, чтобы читатели оценили, как оживлена была идейная жизнь в Москве в конце XV века, как горячи, как страстны и, главное, мас- совы споры — «в домах, на дорогах, на рынке». Такие же, как в 1989-м, московские Афины. Тем более, что ни одна из конкурирующих доктрин не была еще тогда канонизирована.Я понимаю, до какой степени должно это звучать неожиданно для тех, кому «кажется непродуктивным искать истоки русского либерализма» до указа Петра III, но ведь факт: идейный плюрализм не был, оказывается, чужд Москве и за три столетия до этого указа. И этот «странный, — по выражению Карташева, — либерализм Москвы», эти неожиданные московские Афины XV века, были, надо полагать, как-то связаны с другими обнадеживающими феноменами. И с принципиальным признанием свободы эмиграции, например, и с «проповедью свободной религиозной совести», по словам того же Карташева, и с крестьянской свободой, охраняемой Юрьевым днем, не говоря уже о стремительном развитии русской предбуржуазии.Скептики спросят, пожалуй: а не потому ли правительство не преследовало еретиков, что ересь была ему выгодна? Но ведь не преследовало оно даже самых яростных своих оппонентов, хоть уж тут заподозрить его выгоду мудрено. Тотчас после первых конфискаций в Новгороде Геннадий своей волей включил в церковную службу специальное проклятие, анафему на «обидящих святые церкви». Все отлично понимали, кого именно клянут с новгородских амвонов священники. И ничего, не разжаловали Геннадия, даже анафему не запретили. В те же годы его единомышленники опубликовали трактат с длиннейшим — на шесть строк — названием, известный почему-то
Часть первая
конец европейского столетия россии
в литературе как «Слово кратко в защиту монастырских имуществ». Авторы «Слова» отнюдь не кратко и вполне открыто поносят царей, которые «закон порушити возможеть»39 И не был трактат запрещен к распространению, и ни один волос не упал с головы его авторов.
Иосиф, между прочим, тоже бесстрашно предавал великого князя проклятию в многочисленных письмах и памфлетах: «Аще и самии венец носящие тоя же вины последовать начнут... да будут прокляты в сие век и в будущий».40 И что же? Да ничего. По-прежнему высоко стоял авторитет оппозиционного громовержца. И очень скоро не беспощадный Иосиф, а Иван III, как всегда, станет искать примирения...
Похоже ли все это на безгласную пустыню азиатской империи? Если нет, то как же объяснить, что, рассуждая о «монгольском» деспотизме России, даже вскользь не упоминают мои коллеги этот пир противоборствующих идей?
Это правда, что срок их был отмерен. Скоро наступит им конец, скоро европейские наблюдатели станут высокомерно иронизировать и ужасаться азиатскому безмолвию Москвы. Но именно поэтому ведь и важно помнить, что начинала-то Москва не так, что умела она жить и иначе!
Еще очень свежи, намного свежее, чем при Грозном, были тогда воспоминания об иге. Но ничуть, как видим, не мешало это России жить полной жизнью, словно торопясь наверстать потерянные из-за ига десятилетия — спорить, кипеть, обличать, проповедовать. Не было казенного монолога государства перед безмолвствующим народом. Был диалог, была идейная схватка — бурная, открытая и яростная.
И происходило все это, не забудем, в преддверии ожидаемого конца света. Истекало седьмое тысячелетие по православному календарю, и вот-вот перед глазами погрязшего во грехе человечества должен был явиться грозный судия. Наставало время Страшного Суда. Страсти были накалены до предела. Иерархия открыто бунтовала. Эхо этого бунта докатилось до наших дней. «Неискренняя линия ■ самой власти, — негодовал А.В. Карташев, — свела почти на нет ин-
39 Слово кратко в защиту монастырских имуществ. М„ 1902, с. 25.
4Q
В. Малинин. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послание, Киев, 1901, с. 129.
квизиторскую ревность архиепископа Геннадия. При дворе царил Курицын. Церковь возглавлял Зосима. Ересь не только не замирала, но, можно сказать, цвела пышным цветом».41
Биограф Ивана III Николай Борисов тоже негодует: «Массовое отречение от христианства происходило на фоне оживления религиозного энтузиазма еврейских общин на Руси».42 Если иметь в виду, что еврейские общины появились в России три столетия спустя, после раздела Польши, читателю остается лишь гадать, каким образом удалось Борисову обнаружить оживление их религиозного энтузиазма в 1492 году.
Великого князя обвиняли ни больше ни меньше как в измене. Современный историк церкви В.И. Алексеев счел возможным всерьез задать даже такой фантастический вопрос: «Действительно ли еретиками была поставлена ясная цель захвата тайным образом, сохраняя личину православия, духовной и светской власти в лице Зосимы и еретички Елены, т.е. разрушения духовной и светской власти в Русском государстве?» Дальше еще страшнее: «Не пользовались ли еретиками как агентурой какие-либо иностранные государства?»43
Если такие вопросы задаются сейчас, можно себе представить, что писали и говорили тогда — в канун конца света. Читатель, конечно, понимает, как повел себя перед лицом этого бунта иерархии наш герой. Он, как всегда, не стал доводить дело до упора. Он отступил. Но, конечно, как хорошо, я думаю, понимаеттеперь читатель, недалеко. И не надолго. Однако на церковном Соборе 1490 года победителями оказались иосифляне. Собор выдал Геннадию нескольких новгородских еретиков, бежавших в Москву под защиту великого князя. Их осудили и возили по новгородским улицам на лошадях, лицом к хвосту, в вывороченном наизнанку платье, в венцах из сена и соломы с надписью «Се есть сатанинско воинство». Благочестивые новгородцы плевали им вслед и кричали: «Вот враги Божии, хулители Христа!»
А.В. Карташев. Цит. соч., с. 497.
Н. Борисов. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне Конца Света, М., 2004, с. 39.
В.И. Алексеев. Цит. соч., с. 237.
