ваших охранников, с вашим служащим, который допрашивал его с помощью аппарата
Смык-1813.
- Понятия не имею, о чем вы, - с удовольствием говорит Смитсен. – Я целый день работал, криков не слышал. Самоуправство, наверное.
Следователь, нехорошо прищурившись, смотрит на Смитсена. В разговор вступает
стоящий за ним служащий Зеленого крыла в одежде духовника.
- За вашим кабинетом обнаружена комната с инвентарем для общения с демонами,
господин Фабиус. Тоже понятия не имеете, о чем это мы?
- Нееет, - протягивая слова, словно издеваясь, говорит Смитсен.
- На Черном Зеркале ваши отпечатки, господин Смитсен.
- Понятия не имею, как они туда попали, господин дознаватель.
И Фабиус Смитсен тихо, с удовольствием смеется, пока ему надевают наручники, чтобы
отвести в камеру, под Зеленым Крылом, будто ему нравится то, что с ним происходит.
Королевский бал-маскарад и созданный для того, чтобы его не отменять, День Народного
Единства, обещали стать событиями года. С самого утра воскресенья дворец напоминал
растревоженный улей. Вернулись большинство придворных, заняв отведенные им покои.
Дамы щебетали, обсуждая свои наряды и порядок танцев. Кавалеры использовали
момент, чтобы уничтожить дворцовые запасы коньяка и поговорить о делах, и заодно
подумать, кого из понаехавшего дамского цветника можно будет на маскараде зажать в
уголке, пользуясь относительной анонимностью. Швеи и костюмеры дошивали последние
маскарадные костюмы, повара сбивались с ног, готовя закуски, декораторы наводили в
залах последние штрихи, ответственные за фейерверк проверяли оборудование,
церемонимейстер пил утиные яйца, чтобы не дай Боги, при объявлении приезжающих
высоких гостей не заскрипел или не сорвался голос.
В городе у простых горожан тоже было неспокойно, но как-то радостно-неспокойно. Еще
в субботу на площадях открылись ярмарки с торговыми теремками, в которых можно было
купить все – от расшитых красными и черными петухами передников до искусных
изделий ювелиров, поесть тут же на выставленных длинных дубовых столах запеченное
на углях мясо с туши баранов и поросят, запивая его горячим глинтвейном, чтобы
согреться вечером, или холодным пивом, чтобы охладиться жарким днем.
Торговля шла бойко, несмотря на кризис. А между поставленных полукругом столов и
окружающих их палаток приготовили деревянный настил для танцев, поставили сцену,
окружили их светящимися ночью фонариками и аппаратами для цветомузыки. Днем на
сценах выступали популярные артисты, планировалось выступление цирка и конкурс
танцевальных групп, соревнующихся в национальном рудлогском танце – бойком,
веселом, с притопами и парными кружениями болерне.
В полдень должно было начаться карнавальное шествие по главным улицам всех крупных
городов, а в мелких городках люди просто надевали маски, костюмы и выходили
веселиться в центр. Равнодушным не остался практически никто.
В вычурных купеческих домах тоже царил переполох. Тонкие и пышные, бледные и
румяные, купеческие дочки мечтали выйти замуж за аристократа, а купеческие сыновья –
окрутить дамочку голубых кровей. Отцы семейства наставляли отпрысков, дабы те не
опозорили их вольным поведением, многие на этом не ограничились и срочно, как только
в четверг доставили приглашение, вызывали консультанта по этикету, который проводил
экспресс-курс обучения этикету высшего света. Купеческие жены томно вздыхали, надеясь
уломать мужа на покупку какой-нибудь королевской драгоценности, а мужья довольно
похлопывали по тугим кошелькам кулаками и новыми глазами смотрели на своих
расстаравшихся ночью, возбужденных будущим балом жен.
Готовились и столичные дворяне, недовольно сообщая друг другу, что им, о ужас,
придется платить за то, чтобы тереться в одном пространстве с простолюдинами, и что
королева, кажется, сошла с ума из-за планируемого отречения. Но надвигающийся бал они
бы ни за что не пропустили. Отчасти из-за вечного желания себя показать и других
посмотреть, отчасти из-за любопытства – посмотреть, как держится королева, отчасти
ради новых сплетен, - как перенесла принцесса разрыв помолвки, чем закончится
противостояние королевы и парламента, и кто что из драгоценностей продал, а кто купил.
Были среди них и те, кто был готов разбавить свою кровь купеческой ради восстановления
фамильного благосостояния, поэтому дети аристократии тоже наставлялись
приглашенными консультантами по обычаям поведения в купеческих семьях.
Готовилась и королевская семья. Воскресенье должно было стать днем помолвки
Ангелины, и королева прекрасно понимала, что ее старшая дочь будет привлекать особое
внимание и вызывать шепотки за спиной, как и она сама. Поэтому они все должны были
выглядеть безукоризненно, и даже чуть холодно, чтобы буквально вызывать благоговение.
Добиться этого с почти полным отсутствием драгоценностей было трудно, но недаром
модельеры Королевский Модный Дом пользовались особым расположением семьи. То, что
терялось с отсутствием камней, компенсировалось качеством и дороговизной тканей,
оригинальным покроем, украшениями платьев. Маскарадные костюмы было решено не
надевать, ограничиться масками, все равно от подданных не укрыться и членов
королевской семьи узнают под любым костюмом. И с утра девочки во главе с матерью
ушли в дворцовый термальный комплекс, после которого их кожа сияла, глаза блестели, светлые волосы всех оттенков переливались золотом и серебром, а маникюр с педикюром
заставил бы удавиться от зависти всех дворцовых модниц.
Обед был легким, переходящим в послеобеденный сон, чтобы не клевать носом на балу.
После того, как они оделись, пришлось сделать общую фотографию – фотограф был
приглашен заранее и его тоже забыли отменить. К дворцу уже съезжались гости, ведь бал
начинался в семь вечера. Королевская семья должна была появиться в девять, когда все
соберутся.
Три центральных бальных зала, украшенных цветами, задрапированных воздушными
тканями, сияющие огнями, были соединены между собой высокими арками, увитыми
лентами и бантами. На сцене в главном зале играл оркестр, но благодаря колонкам его
было слышно во всех трех залах. По периметру стояли столы с закусками, ледяными
фонтанами и напитками. У стен – диванчики для притомившихся гостей, между которыми
были выставлены стеклянные подиумы с драгоценностями короны. Лаунж для мужчин
манил запахами дорогих сигар и коньяка. В дамских комнатах терпеливо ждали
горничные, на случай, если их госпожам понадобится помощь - поправить платье или
сменить поехавший чулок. Бал набирал обороты, гул усиливался, огни сверкали, музыка
играла, гости прибывали.
Гости подъезжали к центральному входу дворца, расположенному между четырьмя
разноцветными крыльями. Сверху он был похож на цветок клевера. Вереница дорогих
сверкающих автомобилей, мигая огнями, непрерывно въезжала в центральные ворота,
медленно подъезжала к входу. Вежливые молчаливые шоферы выходили из машин,
открывали двери, почтительно кланяясь. С сидений выбирались главы дворянских и
купеческих фамилий, одетые в дорогие костюмы или офицерскую форму – если они были
военными, сопровождаемые супругами в модных маскарадных платьях и отпрысками с
горящими глазами, аккуратно и шикарно одетыми в костюмы героев разных эпох. Все
были в полумасках.
Они поднимались по длинной лестнице с широкими плоскими ступенями, покрытыми
золотым бархатом, проходя мимо горящих по краям лестницы фонариков.
Останавливались пообщаться друг с другом у входа, раскланивались, целовали руки
дамам, и, сопровождаемые любезными королевскими распорядителями, заходили внутрь.
В зале прибывшие фланировали от столиков с закусками до диванчиков, от лаунжа до
скамей фрейлин, возглавляемых Сениной, которые записывали в дамские танцевальные
карточки порядок приглашений на будущие танцы, и распределяли по парам тех, кто
остался без партнера. Никто не должен был быть обиженным.
Молодые светские львы подходили к краснеющим под масками девушкам, ждали, пока
общие знакомые их представят и просили предоставить им право танцевать с юными
девами свободный танец. В воздухе ощутимо пахло любовью и выгодными браками.
Купцы и дворяне, не сталкивавшиеся ранее, знакомились и осторожно обменивались
своими матримониальными планами. Танцы должны были вот-вот начаться, как раз тогда, когда все наговорятся, наедятся и будут готовы танцевать.
Наиболее родовитые семьи приезжали позже всех, и церемониймейстер добавлял в
объявление прибывших все больше торжественности, пока его голос не стал чистым
