ПА. Зюганов А. Цит. соч. С. 74.
Там же. С. 75-
Там же. С. 49.
тил внимание на поток ученых монографий об этом предмете. И в большинстве из них по-прежнему высмеивается знаменитая, как видели мы во второй книге трилогии, «европейская кочка зрения» и превозносятся достижения беззаветных апологетов самодержавия, защитников его «метафизической», «сакральной» сущности и даже актуальности.8 Вот еще почему совершенно необходимо, чтобы не сказать, жизненно важно ответить на эти вопросы.
Ахиллесова пята мифотворцев
Проблема лишь в том, как это сделать, как подступиться к их анализу. Как убедительно и доступно показать, что сегодняшнее мифотворчество точно так же нелепо, нереалистично и - главное - губительно для страны, как и дореволюционное? Что сам способ политического мышления «национально ориентированных» по природе средневековый и потому - в современном мире - просто не может не вести к ошибкам, порою роковым?
Сказать правду, задача головоломная. Ведь эти люди ничего и не намерены доказывать. Они просто постулируют, скажем, что на российской «почве» капитализм не приживется. Или что Россия и Европа друг другу чужды, как небо и земля. Почему не приживется? Почему чужды? Потому что несовместимы с «народным менталитетом». Почему несовместимы? Потому что «почва» такая.
В учебниках логики это называется циркулярным аргументом: человек заранее провозглашает именно то, что требуется доказать. Короче, спорить с этими людьми бесполезно. Им нельзя объяснить,
!7iaea седьмая Три пророчества
8
Вот лишь несколько примеров. П.А. Сапронов, допустим, объяснил нам, что такое «Власть как метафизическая реальность» (Спб., 2001). М.Б. Смолин дополнил его объяснение в «Очерках Имперского пути». (М., 2000). Увенчала это созвездие книга А.Н. Боханова «Император Александр III». (М., 1998). Не оставали от ученых мужей и диссертанты. Вот пожалуйста. А.В.Елисеев. Социально-экономические воззрения русских националистов начала XX века//Дис... канд. ист. наук (М., 1997); Э.А.Попов. Разработка теоретической доктрины русского монархизма в конце XIX - начале XX века//Дис... канд. ист. наук (Ростов-на-Дону, 2000); С.М.Сергеев. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80-90-х в Х1Х//Дис... канд. ист. наук (М., 2002).
например, что настаивая на державности, они толкают Россию в тот же тупик, в каком оказалась она в прошлом веке со своим безнадежно отжившим самодержавием. Не объяснить им также, что если капитализм и впрямь не приживется в России, как они - вопреки Ленину - утверждают, это было бы для нее величайшим несчастьем. Ибо неминуемо оказалась бы она в этом случае в полной и отчаянной изоляции в мире. Была бы, по сути, обречена опять противопоставить себя человечеству. Просто потому, что в нем-то капитализм уже прижился...
Короче, ничего нельзя доказать людям, отрицающим общепринятую логику и потому для нее неуязвимым. В особенности, если провозглашают они, как Подберезкин, что «только Вера, т.е. иррациональный подход, способна ответить на острейшие вопросы современной политики»[90].
И тем не менее даже этот на первый взгляд недоступный для критики извне способ политического мышления тоже имеет свою ахиллесову пяту, свой незащищенный нервный узел. Даже два таких узла.
Первый состоит в произвольности метафизического начала, или постулата, который тот или иной «национально ориентированный» автор заложил в ее фундамент. Допустим, для Зюганова это «народный менталитет». Для Достоевского, однако, таким абсолютным началом выступало православие русского народа (в котором, собственно, и состоял, по его мнению, «наш русский социализм»). А для Бакунина постулатом было присущее русскому народу «историческое чувство свободы». Леонтьев же, как мы помним, исходил, совсем даже наоборот, из того, что русская нация специально не создана для свободы.
Поэтому столь родственным по способу политического мышления людям тоже, по сути, бесполезно друг с другом спорить. Ведь пренебрежение общепринятой логикой имеет и свои неудобства: у спорящих, в частности, просто нет общей почвы для спора (поскольку один произвольный постулат вполне и безоговорочно исключает другие). Вторая - и, пожалуй, роковая - слабость этого способа политического мышления в том, что, создавая на основании своего иррационального постулата вполне вроде бы практичную идейно-политическую конструкцию, каждый из спорщиков претендует на последнюю истину и, стало быть, на роль пророка. И потому просто обязан отвергать истину конкурирующего пророка.
Великолепной иллюстрацией этого могут служить отношения Леонтьева и Достоевского. Вот как описывает их Юрий Павлович Иваск, замечательный эмигрантский поэт и философ, автор единственной, пожалуй, серьёзной биографии Леонтьева. «Если Достоевский для Леонтьева еретик-утопист, «розовый христианин»,- пишет Иваск, - то Леонтьев для Достоевского еретичен своим пессимизмом, за которым будто бы прячется грубое эпикурейство и даже зависть... В конце своей филиппики против Достоевского Леонтьев противопоставляет его будто бы «ложное» христианство - истинному, церковному христианству Победоносцева (добавим, что Леонтьев не переносил Победоносцева, которого в письмах называл «старой девушкой», но в полемической статье попытался им «убить» ненавистного ему подпольного пророка Достоевского). Вообще же взаимопонимания между ними не было, да и не могло быть: каждый рвался к своей правде и каждого своя правда ослепляла»[91].
Как же в таком случае нам с ними спорить, если они и друг с другом спорить не могли? К счастью, там, где пасует логика, помогает история. Ведь за истекшее столетие «национально ориентированных» пророков было более чем достаточно. В 1860-х прогнозировали они одно, в следующем десятилетии другое, а еще десятилетием позже третье. То обстоятельство, что способ политического мышления был у H|ix один и тот же (Россия во всех случаях оставалась «внеевропейски или противоевропейски», говоря словами Соловьева, самобытной) - менялись лишь постулаты и прогнозы, - именно это обстоятельство и дает нам счастливую возможность проверить, оправдала ли история их пророчества, сработали ли их прогнозы. Короче, если мы внимательно присмотримся к нескольким таким прогнозам позапрошлого века, мы тотчас увидим, работает ли сам этот способ политического мышления, способствует ли он выработке реалистических прогнозов или мешает им. Проще говоря, оправдались их пророчества или нет.
По-английски есть для этого специальный термин - «case studies». Означает он детальное исследование отдельных случаев (cases), из совокупности которых и возникает общая картина. Так почему бы нам не проверить реалистичность прогнозов сегодняшних пророков при помощи нескольких таких case studies пророков прошлого? Конечно, для большей выразительности желательно, чтобы героями их были яркие, талантливые и всем известные персонажи. Особенно такие, которым поклоняется как своим предшественникам, допустим, Зюганов. Он, например, поминает с одобрением «мятежного Михаила Бакунина» (даже не подозревая, что Бакунин был чем-то вроде ненавистной ему Валерии Новодворской своего поколения), а Леонтьеву и вовсе слагает оды (скорее, впрочем, напоминающие чеховское «Письмо к ученому соседу»). Ну посмотрите: «Ревностно отстаивал Леонтьев самобытность русского пути познания мира и его одновременную преемственность по отношению к религиозно-нравственным идеалам первохристианства»11. Совершенная ведь, право, абракадабра!
Еще лучше было бы, если б представляли наши герои весь спектр «национально ориентированного» мифотворчества - слева направо. По всем этим причинам и выбрал я для детального исследования .трех выдающихся идеологов: левого радикала Бакунина, экзальтированного славянофила (центриста по националистическим меркам) Достоевского и замечательнейшего из правых радикалов Константина Леонтьева, «самый острый ум, рожденный русской культурой XIX века», по выражению Петра Струве12. Напомню, что политические прогнозы Федора Тютчева и основоположника моло- догвардейства Николая Данилевского мы рассмотрели уже довольно подробно во второй книге трилогии13.
Зюганов ГА. Цит. соч. С. 23.
Цит. по: Леонтьев К. Pro et contra. Кн. 2. Спб., 1995. С. 81.
О философии и политике Тютчева никаких новых исследований, кроме, конечно, упо-
Конечно, case studies требуют серьезного, тщательного и беспристрастного исследования. Нетерпеливому читателю оно может показаться, пожалуй, чересчур академичным. И все же я не советую ему поспешно захлопывать эту книгу. Хотя бы потому, что речь здесь не столько о старых пророках, сколько о прогнозировании его собственного будущего.
