Ангелина весь день занимала Каролинку и ухаживала за отцом, и времени на мрачные
мысли были немного. Но спазмы нет-нет да сжимали грудь, перехватывали дыхание. И в
отличие от сестер, она знала, что надежды нет. Знала со всей очевидностью, потому что
ночью ей приснилась мама в церемониальной погребальной одежде, которая гладила ее по
голове и шептала: «Прячьтесь так долго, как возможно, родные».
До вечера все извелись и были совершенно опустошены, и известие о возвращении барона
восприняли с облегчением. Все лучше неизвестности и ожидания.
Барон, прямо в военной форме, ждал их в кабинете. Спустились все, даже слабый
Святослав, которому дочери помогли преодолеть лестницу. Зайдя в кабинет, Василина
кинула быстрый взгляд на Байдека. Тот выглядел измотанным, и неудивительно,
преодолеть больше двухсот километров туда утром и обратно вечером. Перед ним лежала
толстая пачка газет.
- Мне очень жаль, - произнес он, и все все поняли. Василина обняла судорожно
всхлипнувшую Маринку, стоявшую рядом с ней. – Ее Величество убита. Погромщики
подожгли дворец и хозяйственные пристройки, часть дворца выгорела. Также сгорели
конюшни. Вместе с лошадьми.
Марина обмякла и без чувств повалилась на Василину. Остальные не плакали, сидели,
смотрели на этого человека, как на гонца, принесшего плохие вести, будто в надежде, что
он сейчас скажет, что пошутил или что информация непроверенная.
- Мама? – тоненьким голосом произнесла Каролина и завыла, цепляясь за отца, пытаясь
залезть на него, как мартышка. И как по сигналу всхлипнула и заплакала крупными злыми
слезами Пол, за ней зарыдала Алина, и вторая принцесса тоже почувствовала, как по ее
щекам беззвучно катятся горячие капли. Не плакала только Ангелина. Она с силой сжала
подлокотники кресла, и ровно спросила:
- Какая обстановка в столице? Кто у власти?
- Заговорщики, - отозвался барон, - их поддерживают несколько армейских частей. Они
ищут вас. Сегодня были пойманы сыскари, расспрашивающие людей о семье из шести
девушек и одного мужчины. Их допросили и выслали. Генералы Севера объявили
военную автономию до тех пор, пока убийство Ее Величества не будет расследовано, и на
трон не вернется кровь Рудлог. Они готовы встать под ваши знамена, Ваше Высочество, если вас найдут, и идти на столицу, разговоры только об этом идут. Я, естественно, не
выдал вашу тайну.
Ангелина горько покачала головой.
- Под чьи знамена, барон? Посмотрите на нас. Меня примут за самозванку и будут правы.
Я понятия не имею, как вернуть себе свое лицо. Девочки, - она кивнула на рыдающих
обнявшихся Полинку с Алинкой, - девочки сегодня пытались вернуться в свои тела,
ничего не вышло. Я тоже понятия не имею, как это сделать. Да и куда нам идти? Я бы
рискнула, но у меня пять младших сестер. Их жизнь мне важнее, чем трон. Если убили
маму, то нас, ничего толком не умеющих, убьют еще скорее. Нам нужно скрыться там, где
нас не найдут. Верно я говорю, отец?
Святослав Федорович немного помедлил с ответом.
- Я поддерживаю тебя, - сказал он, гладя по спинке рыдающую Каролинку. – Ваша
безопасность важнее.
Поздней ночью, когда измученные ожиданием и новостью принцессы уснули, никто уже
не слышал, как страшно, сдавленно, кусая подушку, плакал-рычал от невыносимого горя
принц-консорт Святослав.
Следующие дни прошли под знаком отчаяния, злости и страха. Девушки ознакомились с
газетами, которые привез и продолжал привозить капитан Байдек. Никто из центральных
СМИ не посмел выступить в защиту королевской семьи. Самые смелые просто напечатали
сухой фактический отчет о расстреле митинга, погроме дворца, смерти королевы и
пропаже принцесс. Самые экзальтированные пестрели заголовками вроде «Кровавая
ведьма получила по заслугам», «Монархия запятнала себя кровью и была уничтожена
Богами» и «Здравствуй, новый, свободный Рудлог!». Повсеместно были размещены
материалы о поиске принцесс для участия в суде, дабы определить степень вины за
злодеяния матери, и все это за огромное вознаграждение. Были даже прозрачные намеки, что-де ведьмино семя нужно найти и выжечь, дабы уберечь страну от потрясений и мести
в будущем. И все острее приходило понимание того, что решение спрятаться, затаиться
было самым правильным.
Капитан, ежедневно ездящий на службу, привозил не только прессу, но и новости. Так они
узнали, что на границе Севера ставят блокпосты и копают укрепрайоны, потому что в
столице достаточно воинственно восприняли верность короне. Узнали о похоронах
матери, информация о которых была передана лично оставшимися в Иоаннесбурге
верными людьми, поддерживающими контакт с сослуживцами. Узнали, что увольняются
офицеры, что Его Священство хранитель Центрального Храма Богов отказался дать
благословение премьеру Северяну. Много было информации, и страшной, и
обнадеживающей. Только вот маму было уже не вернуть.
Марина больше не подходила к лошадям, игнорируя укоризненные взгляды старика Мики.
Ему взялась помогать Пол, чтобы сгладить неловкость от поведения сестры. Алина
находила утешение в библиотеке, Ангелина целыми днями занималась с младшенькой –
Каролишка постоянно цеплялась то за нее, то за отца, закатывая истерики, если была
опасность остаться одной. Принц-консорт теперь был опорой и утешителем в одном лице
– то одна, то другая дочь приходили со своими страхами и сомнениями, или просто
молчали вместе, или просили рассказать еще что-нибудь о маме, каких-нибудь историй из
ее жизни, неизвестных принцессам. Заканчивалось это обычно слезоразливом, но и
служило своеобразной терапией, будто мама еще была с ними.
Больше всего Святослава беспокоила Марина. Она замкнулась в себе, много бродила одна, к нему или к сестрам пожаловаться и поплакать не подходила, на попытки поговорить или
приласкать огрызалась или даже откровенно хамила. Девушка не выплескивала горе и
боль наружу, а прятала глубоко внутри. Он стал подмечать злые огоньки у нее в глазах, когда сестры разговаривали о каких-то отвлеченных вещах или, забывшись, шутили, и
сжатые губы, будто она сдерживалась, чтобы не наброситься на них с обвинениями в
бесчувственности и равнодушии к смерти мамы.
А Василина прочно поселилась на кухне, слушала Тамару Дмитриевну, плакала – всегда
можно было сказать, что очень уж острый лук попался, подменяла Ангелину при младшей
сестренке…и скучала. Капитан приезжал поздно вечером, уезжал рано утром, хотя
раньше, как поведала повариха, всегда оставался на неделю в части. Видимо, чтобы они не
чувствовали себя брошенными. И они все ему были очень благодарны – без новостей было
бы совсем тоскливо.
Так прошло пять дней. А рано утром в субботу вторая принцесса проснулась от какого-то
шума под террасой. Полежала немного, подумала, но любопытство опять оказалось
сильнее. И она, запахнув старенький «матушкин» черный халат, вышла на террасу.
Барон носил воду в здоровенных ведрах, от глубокого колодца куда-то за угол дома. Как
помнила Василина, там была наружная сетчатая лестница, ведущая на чердак. Странное
развлечение.
- Какой невероятный экземпляр мужчины, - тихо сказала подошедшая сзади Ангелина.
Она тоже проснулась от скрипа колодезного ворота и стука ведер, и вышла за сестрой, оставив на постели крепко спящую Каролинку. – Жалко, что такой сухарь.
Они еще повалялись, и оделись, и помылись, и застелили постель, а он все носил и носил
эти ведра, и долго еще скрипел колодезный ворот.
Было еще очень рано, и Василина, спустившись на кухню помочь Тамаре Дмитриевне с
завтраком, осторожно спросила, зачем и куда барон Байдек носит воду.
- Так насос сломался водяной, уж с месяц как, - охотно ответила повариха, посадив
принцессу взбивать яйца к омлету. – Скважины только на первый этаж хватает, дальше
баки для второго насос накачивал, а теперь ему самому приходится. Вот он и таскает на
чердак, там баки по пятьсот литров, чтобы вам было чем мыться.
Принцесса все еще не понимала.
- А почему он не купит новый насос или не наймет кого-нибудь?
Тамара Дмитриевна посмотрела на нее, как на блаженную.
- Так на что купить-то? Почитай, мы все на его жалованье одно живем, арендой платы от
фермеров немного, вот, недавно крышу перестелили. Он и дрова на зиму колет сам, и сено
для лошадей косит. Жену бы ему работящую, - снова вздохнула она на любимую тему.
У Василины запылали щеки, и она вспомнила, как только сегодня утром она минут
двадцать стояла под душем, наслаждаясь горячими струями. Это, получается, она ту воду
выливала, что он таскал? Но почему же он не предупредил, что нужно бережно к расходу
