— Она права, — добавил Генри. — Он на самом деле похож на секрет. А мы можем сделать его еще больше похожим на секрет?
— Мы можем, например, его замаскировать? — спросила Хлоя.
— В смысле? — не понял я.
Они потащили меня посмотреть сквозь щель.
Наше убежище было похоже на “секрет”. Если вы не знаете, где искать, то в принципе можете и не понять, что в темном магазине находился Дом.
Перегородки делали его похожим на продолжение стен магазина. Вроде бы. По крайней мере, в темноте, это выглядело именно так.
— Видишь, пустые полки? — указала Хлоя. — Если мы заполним их, Дом будет выглядеть более правильным.
— Хорошо, — пожал я плечами.
— А потом нам нужно придумать, как построить стену там, наверху, — Генри показал вверх.
Над перегородками, сверху, от Дома шел свет. Мальчик хотел соорудить стену, чтоб свет не проходил.
— Это, пожалуй, совершенно невозможно, — сказал я ему.
— Мы можем использовать кубики! Мы могли бы построить стену из «Лего»! — пропищал он.
— Нам понадобиться очень много «Лего», — уступил я. — Ладно.
Для малышей будет хорошо, если они чем-нибудь займутся. Но я крайне удивился, увидев Генри таким счастливым.
— Эй, Генри, ты не волнуешься за Каролину? — спросил я.
Он пожал плечами, его конопатое лицо было совершенно спокойно.
— Ей уже лучше, — сказал он мне.
— Правда, и откуда ты знаешь?
— Я просто чувствую, — простодушно ответил он.
— Ну же, Генри, давай заполнять полки продуктами, — упрашивала Хлоя.
Двое малышей включили свои налобные фонарики и, подскакивая, отправились в темноту.
***
Я вернулся через брешь в стене.
— Эй, — сказал я Астрид, улыбаясь, — Генри говорит, что Каролина поправляется.
Я положил руку на лоб спящей девчушки. Кажется, он стал немного прохладнее.
— Правда? — спросила Астрид. Она наклонилась и попробовала лоб Каролины. — Да, я думаю, Генри прав. Ух ты, эти таблетки так быстро действуют! — И она улыбнулась сияющей улыбкой, которая всегда уничтожала меня. В теплом свете наших светодиодных светильников, она казалась еще красивее.
— Это огромное облегчение, — сказал я, стараясь сохранять хладнокровие.
— Я все еще беспокоюсь о Луне.
— Я думал о Луне, — признался я. — У меня есть идея.
Я подошел к одному из холодильников, которые мы установили.
В нем было несколько размороженных котлет.
Я достал упаковку и сел на пол возле кушетки.
— Собаки едят сырые котлеты? — спросила Астрид.
— Еще как, — ответил я. — Они их любят. У моего дяди Дейва были четыре черных лабрадора. Самые красивые собаки, которые я когда-либо видел. Он держал их на всевозможной сырой диете. Для них он делал эту сборную солянку из котлет, тертых овощей и льняного масла.
— Черт, это звучит... ужасно.
— Тогда тебе никогда не быть собакой, — сказал я ей.
— Принято к сведению, — рассмеялась она.
Как я любил ее смех.
Хорошо, я смог бы быть ей другом, и мог бы веселить ее. Может быть, этого будет достаточно.
— Эй, Луна, девочка, — тихо позвал я и протянул руку, предлагая мясо, дрожащей Луне. — Мммм... котлетка. Ммммм... это такая вкуснятина.
Я услышал тихое скуление.
— Иди сюда, девочка, — позвал я.
И Луна медленно приблизилась к мясу.
Учитывая мое везение, было бы не удивительно, если бы она заразилась бешенством от крысы и напала бы на меня.
Но, нет, она оказалась только раненой и усталой.
Она взяла мясо из моих пальцев и облизала их. Я увидел, в ее глазах и хвостике, вильнувшем два раза, своего рода благодарность.
Я скормил ей остальные котлеты, а затем она попила немного воды.
Она попыталась снова удрать под кушетку, но я нежно сгреб ее руками.
— Можешь мне подать "Бактин" и "Неоспорин"? — спросил я Астрид.
Она молча вручила их мне.
— Вот так, девочка, — сказал я собаке.
— Сейчас мы полечим эти раны. Хорошая девочка.
Я наложил побольше мази на наихудшие царапины. Они были красными – намного краснее, чем раны от укуса у Каролины, но я, и правда, не знал, что еще сделать.
Я сидел на полу так долго, что мои колени, когда я встал, не хотели распрямляться.
Я повернулся к Астрид.
Она просто смотрела на меня этим странным взглядом.
— Ты хороший парень, — сказала она. Ее голос звучал глухо.
— Ага, — ответил я.
Она засмеялась. Это было сдержанное, самоуничижительное хихиканье.
— Моя мама рассказывала, что когда они познакомились с моим папой, она в буквальном смысле услышала что-то похожее на звон колокольчика, и она подумала: "Это хороший парень". Видимо, ее внезапно осенило.
Я кивнул.
— Но это не остановило ее от знакомств с вереницей засранцев, скажу я тебе.
— Твои родители развелись?
— Мои родители никогда даже не были женаты. Мама не могла принять это, каким бы хорошим не был отец.
— О-о, — произнес я. Разговор, казалось, не как не шел в мою сторону.
— Как ты думаешь, почему Джейк ушел? — спросила она, внезапно меняя тему.
— Э-э. Я думаю, что он хотел помочь Брейдену. Джейк плохо себя чувствовал от того, что, когда Брейдена подстрелили, он не мог сделать больше...
— Ага, я знаю, почему он с самого начала вышел из магазина. Он был большим героем. Пошедшим на разведку. Отправившимся на большую, идиотскую миссию.
В ее голосе была горечь. Она говорила о Джейке с присущей ей твердостью, но я почти услышал за ее сарказмом боль.
— Но после того как он показал нам на видео-портативном передатчике закрытую больницу, почему он не вернулся?
— Я не знаю, — ответил я ей.
— Я скажу тебе, почему, — проговорила она. — Потому что он всегда думает только о себе. Вот какого парня я выбрала.
По ее щекам потекли слезы.
— Он даже не знает, — выплюнула она. — О ребенке. Тьфу! Что со мной не так? Я просто полностью разваливаюсь!
Она грубо вытерла слезы тыльной стороной руки.
— А где остальные ребята? У них получилось? Разве они не должны уже быть в Денвере? Почему никто не возвращается за нами?
Она села на футон-диван. Теперь она по-настоящему плакала. Я не знал, что делать, поэтому тоже сел и обнял ее. Казалось, что я все делаю правильно. Казалось, что ей нужен кто-то для поддержки.
Я не считал, что пользуюсь ситуацией.
От ее нежного тела в моих руках ощущалось такое тепло.
Я надеялся, что не пользуюсь ситуацией.
— Астрид, я знаю. Это ужасно. Это все ужасно.
Отстой.
Она зарыдала, и я сильнее прижал ее к себе.
— Я чувствую, как схожу с ума, — плакала она в мою рубашку.
— Послушай, Астрид, если бы я был тобой, я бы чувствовать то же самое, — подбодрил я ее. — Мы все потеряли, и мы не знаем, что с нами случится. А если этого не достаточно — ты беременна. Ты беременна, Астрид. Ты должна делать на это скидку. Действительно должна.
Она посмотрела на меня. Мокрые ресницы, покрасневший нос. Ее красивое лицо всего в нескольких дюймах от моего.
Астрид подняла руку и кончиками пальцев поправила мои очки.
Я почувствовал ее дыхание на своих губах.
Она смотрела в мои глаза.
А затем пришли Хлоя и Генри, держа в руках по три коробки «Лего».
— Что случилось, Астрид? — спросил Генри. — Ты расстроилась? Не плачь.
Он подошел к нам, оттолкнул меня в сторону и забрался к ней на колени, оборачивая свои худые, покрытый веснушками руки вокруг ее шеи.
— Ага, — добавила Хлоя. — Перестань плакать.
Она бросила коробки «Лего» на пол. — Мы же собирались делать стену из «Лего», и она сама не построится.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. АЛЕКС
42–27 МИЛИ
Утро выглядело так: вокруг вас темно, как ночью. Скажем, очень темной ночью, без луны. Но какая-то часть вашего мозга включает счетчик времени, ожидая того, что небо на горизонте посветлеет. Станет таким грязно-сером, как перед рассветом. А вы просто ждете, и ждете, а это никак не происходит.
Мои часы показывали 6:07.
Но было темно, темно, темно.
Казалось, что утро никогда не наступит.
Слава Богу, Нико чувствовал себя лучше.
Он поднял всех, кроме Джози. Она все еще находилась в "отключке".
Брейден казался таким же, как прежде. Еще не совсем в сознании, но уже не безжизненный. Сахалия продолжала время от времени заливать ему в рот небольшое количество "Гаторейда".
Сахалии, Батисту и мне пришлось выйти наружу и вытолкать автобус из оврага.
Почва была очень илистой, с липкой слизью из гниющих листьев и трав.
Нико сходил с ума из-за того, что Сахалия, Батист и я сняли маски. Но, на самом деле, было невозможно, что-либо услышать, когда кто-нибудь что-нибудь говорил в них.
По крайней мере, когда мы говорили что-то ему или малышам, одна сторона диалога была понятной.
И, конечно, мы были не самым удачным выбором, чтобы толкать автобус, но даже Нико пришлось смириться с тем, что мы правы, потому что у нас троих — третья группа крови.
Мы шатали автобус из стороны в сторону. На колесах был тонкий слой какой-то ворсистой белой плесени, но это, кажется, не имело значения. В итоге автобус накренился вперед и продвинулся на каком-то кустарнике.
