Кроме того, правительство имело право расходовать деньги во время перерыва занятий Думы по 87-й статье и в любое время —по статье 17-й Правил 8 марта. Последняя статья предоставляла право тому или иному ведомству «в чрезвычайных и неотложных случаях» требовать деньги, причем ни сумма, ни срок, ни предмет требования ничем не ограничивались. Правда, статья предусматривала, что Дума через определенный срок должна получить отчет о той или иной израсходованной сумме, но она же говорила, что в случаях, требующих тайны, такое представление заинтересованное ведомство может сделать тогда, когда сочтет, что надобность в тайне миновала. Наконец, статья 18-я Правил гласила, что военные расходы, займы на военные нужды, чрезвычайные сверхсметные кредиты на нужды военного времени и особые предвоенные приготовления разрешаются по всем ведомствам в порядке Правил 26 февраля 1890 г., т. е. без ведома Думы.
Оценивая бюджетные права Думы, В. И. Ленин писал: «Российская Гос. дума не имеет бюджетных прав, ибо отказ в бюджете не останавливает „по закону“ приведение бюджета в исполнение. Этот закон (Основные законы 20 февраля 1906 г.— А. А.) ...есть издевательство над народным представительством со стороны черносотенцев, царя и помещиков. А „правила" 8 марта 1906 года еще более подчеркивают это издевательство... Нельзя изменять ничего, соответствующего и законам, и штатам, и расписаниям, и просто высочайшим повелениям!! Не смешно ли
толковать после этого о бюджетных правах российской Гос. думы?» [67][68].
В первой же сессии либеральные политики решили разведать свои возможности по части изменения Правил 8 марта. С этой целью в порядке законодательной инициативы кадеты, за подписью 40 лиц, внесли законопроект, одобренный предварительно октябристами, который предусматривал изменение Правил 8 марта в сторону* весьма незначительного расширения бюджетных прав Думы. В январе 1908 г. был поставлен на обсуждение вопрос не о самом законопроекте, а о желательности его направления в бюджетную комиссию для изучения и доработки. Запрос, таким образом, был самым скромным, что не помешало, однако, октябристскому официозу, «Голосу Москвы», еще до обсуждения, с хозяйским видом провозгласить, что «парламент (т. е. III Дума.—Л. Л.) должен быть настоящим хозяином финансов страны» п.
Тактика кадетов сводилась к тому, чтобы уверить министра финансов В. Н. Коковцова, что их законопроект исходит прежде всего из интересов... правительства и «удобств» в работе Думы. «Никаких посягательств в проекте, который мы внесли,— клялся Шингарев,— нет, никаких задних мыслей в нем нет. В нем есть лишь стремление ради удобств работ Думы, ради ее достоинства, ради необходимости совершить ту работу, к которой мы призваны» [69]. Но это была, конечно, наивная уловка. Коковцов в ответ заявил, что кадетский законопроект «затрагивает один из самых существенных вопросов государственного управления» и что к тому же бюджетные права Думы вполне достаточны. Поскольку передача законопроекта в комиссию ни к чему не обязывала, ни правые, ни Коковцов не возражали против такого решения и оно было принято.
По поводу кадетской тактики В. И. Ленин писал: «Они (кадеты.—Л. Л.) напирали на так называемую деловую сторону вопроса, на неудобство правил 8 марта, на невыгодность их даже для правительства, на историю того, как писались разные идиотские законы против Думы в идиотских канцеляриях Булыгина, Витте и прочей шайки... Так
говорят только пошло-либеральничаюйще чиновники, а йб представители парламентской оппозиции» [70].
Судьба всех последующих попыток октябристско-кадетских либералов в III и IV Думах изменить или отменить Правила 8 марта была совершенно одинакова. «Несколько раз в 3-й и 4-й Думах,— свидетельствовал позже Шинга- рев Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства,— группа, к которой я принадлежал, вносила законопроект об отмене сметных правил 8 марта 1906 г., Дума их принимала, а Государственный Совет, по требованию министра финансов, отклонял. Министр финансов упорно доказывал, что бюджетные права Думы совершенно достаточны, что их расширять вовсе не нужно» [71].
Ту же политику угодливости и сервилизма, имеющую целью завоевать доверие правительства и правых, проводили думские либералы при обсуждении бюджета. Особенно показательна в этом отношении была первая сессия. Из-за отсутствия достаточного времени и опыта бюджетная комиссия не успела закончить вовремя рассмотрение всей бюджетной росписи. Дальнейшая затяжка грозила тем, что Дума успеет принять бюджет только к концу бюджетного года. Это не устраивало правительство, так как ставило под угрозу заключение очередного займа, в котором испытывалась острая нужда. Выход состоял в том, чтобы начать обсуждение росписи по частям, по мере готовности очередной сметы в бюджетной комиссии. Но это лишало либеральных «парламентариев» возможности вести общеполитические прения в связи с бюджетом — право, которым дорожат и пользуются все буржуазные парламенты. Для правительства же было важно в данном случае не просто согласие «ответственной оппозиции» на обсуждение бюджета по кускам, но и ее инициатива в этом вопросе (поддержание соответствующего предложения председателя Думы), так как именно одобрение либеральной «оппозицией» бюджетной политики царизма служило для последнего одним из важных средств упрочения своего финансового положения внутри и вне страны.
Кадеты, не колеблясь, согласились на отведенную им роль инициаторов обсуждения росписи по частям. Предвидя возражения социал-демократов, которые бросят им
в лицо недавние собственные заявления о принципиальной недопустимости обсуждения бюджета без общеполитических прений, кадеты на заседании фракции решили пренебречь этим весьма щекотливым для себя положением. Когда социал-демократ Покровский, как и ожидалось, выступил против предложения кадетов, приведя их собственные доводы, Шингарев отвел этот упрек ссылкой на необходимость считаться с «очень важными практическими соображениями» и предстоящим заключением займа, который «ради пользы страны... должен быть сделан на возможно более выгодных условиях. Отсюда необходимо возможно скорейшее утверждение бюджета...» [72].
Лакейская награда была получена немедленно. Октябрист М. Я. Капустин заявил, что его «фракция вполне присоединяется к этому предложению и со всей энергией и охотой приступает к этой важной ответственной работе...», а ярый черносотенец П. В. Синадино счел «своим долгом приветствовать заключение члена Государственной думы Шингарева, который говорил от имени фракции народной свободы и достаточно вескими доказательствами подчеркнул необходимость рассмотрения бюджета тем способом, который был предложен нашим почтенным председателем» [73].
С легкой руки кадетов Дума стала гнать одну смету за другой таким темпом, что бюджетная комиссия за ней не успевала. Приходилось прерывать обсуждение росписи до тех пор, пока комиссия не подготовит следующую порцию смет.
В последующие годы октябристы и кадеты продолжали ту же политику заслуживания доверия. Октябристы объявили бюджетную работу одной из своих первостепенных задач. Бессменным председателем бюджетной комиссии в III и IV Думах был октябрист М. М. Алексеенко, профессор финансового права. Главным бюджетным специалистом кадетов сделался Шингарев, который на всех кадетских конференциях доказывал, что бюджетная работа «оппозиции» — ключ к будущим «реформам». Бюджетная комиссия старалась, где могла, упорядочить финансы, навести некоторую экономию, изыскать новые источники доходов ж т. п. Дума безотказно ассигновала десятки и сотни
миллионов рублей на армию и флот, полицию, государственный аппарат, многотысячные синекуры и выплаты всевозможным сиятельным особам, князьям церкви, министрам, генерал-губернаторам. Позднее Алексеенко от имени думских «конституционалистов» предложил правительству оплатить счет в ставшей знаменитой фразе: «Мы вам дали хорошие финансы, дайте нам хорошую политику». «Хорошей политики» буржуазия так и не получила, заявление же о «хороших финансах» в свою очередь было пустым бахвальством. И в третьеиюньский период народные средства расходовались так же бесцеремонно и непроизводительно, как и в дореволюционные годы.
Расходная часть бюджета росла значительно быстрее доходной. За пять лет существования III Думы расходы увеличились на огромную по тем временам сумму — около 1 млрд. руб. Дефициты шьпрежнему покрывались займами. Доходы возрастали не столько в связи с развитием производительных сил, сколько за счет роста прямых и косвенных налогов. Четверть всех бюджетных средств (600— 700 млн. руб.) поступала от продажи водки, и бюджет царизма с полным основанием был прозван «пьяным бюджетом». Громадные суммы шли на непроизводительные расходы, а на народное просвещение и здравоохранение, как и раньше, ассигновались жалкие гроши.
