– Схожу в магазин за какой-нибудь едой, – сказала она. – Потом поставлю на номер защитные чары, и до завтрашнего дня нам отсюда лучше не выходить. Справимся?
– Мы целый год жили в осаде, – заметила Амелия, ощупывая карманы, а затем вручила Миранде кредитную карточку и несколько найденных фунтов. – Переживем.
Она нажала на дверную ручку и почти шагнула за порог, когда вспомнила еще одну вещь.
– Ума не приложу, как им удалось организовать поджог! – воскликнула Миранда расстроенно. – Это же попросту невозможно. Дом ведь был защищен такой прорвой чар! Папа наверняка и Заклинание Доверия использовал, когда оставлял тебя одну! Ну не мог же он выдать Тайну кому-то!
Амелия вдруг нахмурилась.
– Знаешь, ты вот сказала, и я только сейчас вспомнила… Та твоя преподавательница, Ребекка Паркинсон, которая осматривала дом после пожара, тоже пыталась понять, как темным магам удалось обойти защиту. И она пришла к довольно странному выводу…
– Какому?
– Она сказала, что пожар начался внутри самого дома. Причем, – тут Амелия взглянула на нее особенно остро, – очаг возгорания располагался на втором этаже в западной части дома.
Она представила себе расположение комнат в доме, и сердце сжалось.
– Но там же…
– Твоя спальня, – Амелия мрачно кивнула. – Да. Адское пламя возникло именно в твоей комнате, Мири. Но что стало тому причиной, Ребекка затруднилась сказать…
Мозг Миранды тоже не предложил никаких возможных вариантов, почему вероятный поджигатель выбрал именно ее комнату, и, обуреваемая тяжелыми, давящими раздумьями, она отправилась за покупками.
========== Глава 40 ==========
– Круцио!
Амелия корчится на мокрой плитке, пепельные волосы разметались по темному камню. И кричит, без остановки кричит, и этот полный муки вопль словно что-то раздирал у нее внутри. Живой человек не может так кричать, он давно должен был растянуть себе голосовые связки, разорвать диафрагму… Этот крик стоит у нее в ушах, и хочется зажать ладонями уши, чтобы только не слышать его, но руки отказываются подчиняться, будто ее сковали Петрификусом. И от этого крика не скрыться, не убежать, а человек в темном плаще снова поднимает волшебную палочку.
И уже она сама кричит, ее крик смешивается с криком матери, а по лицу текут слезы…
– Мири, проснись! Это кошмар, только сон!..
Знакомые теплые руки сжимают ее собственные, касаются лица, родной голос звучит обеспокоенно и в то же время заботливо. Миранда, задыхаясь, выныривает из липкой пучины видения, но оно выпускает ее на волю неохотно, и кажется, что жуткие чудовища с длинными когтистыми лапами и уродливыми мордами ухмыляются и скалятся ей вслед.
Сердце стучало так, словно пыталось пробить ребра, все тело наполнял странный звон. Зато крики в ушах постепенно стихали и звучали все менее отчетливо. Миранда распахнула глаза. Она лежала на неудобной гостиничной кровати, чувствуя головой каждый комок пуха в подушке. Над ней склонялась встревоженная Амелия с распущенными на ночь волосами.
– Ты как? – спросила она, увидев, что дочь вернулась во вменяемое состояние, и ласково провела рукой по ее щеке. – Раньше у тебя никогда не было кошмаров…
– Это никак не связано с Томом, – хмуро сказала Миранда, садясь в кровати. Перед глазами была только скромная обстановка комнаты в корнуолльской гостинице, и картины из сна оставили ее окончательно. – Просто раньше никто никогда не пытал моих родителей у меня на глазах. Извини, что разбудила.
– Я в полном порядке, Мири, – Амелия серьезно взглянула на нее, а затем поднялась, ушла в ванную и вернулась оттуда со стаканом воды. – Это не должно тебя тревожить.
Она выдавила из себя вымученную улыбку – точнее, бледное подобие таковой.
– Я постараюсь поскорее осознать эту мысль.
– Хочешь, я оставлю свет включенным?
– Нет, спасибо, – Миранда покачала головой. Темнота ее не страшила, а вот то, что грозило выползти из глубин ее подсознания… От этого ничем невозможно защититься. – Со мной все хорошо. Давай лучше спать дальше.
Еще несколько секунд Амелия постояла на пороге, но Миранда решительно легла обратно и накрылась одеялом. Со своего места она слышала, как закрылась дверь, а потом тихо скрипнула кровать, когда Амелия легла в соседней комнате. Тогда она дотянулась до волшебной палочки на тумбочке и наколдовала Заглушающие чары. Ночь ей, похоже, предстоит долгая, и меньше всего ей хотелось пугать мать своими криками! У Амелии и так был слишком сложный день, несмотря на всю браваду, которую она демонстрировала дочери. И ей точно следовало как следует отдохнуть.
Миранда в несколько глотков осушила оставленный Амелией стакан. На душе было неспокойно, но она заставила себя лечь обратно. Надо поспать. Обо всем остальном она подумает завтра.
Кошмар повторился снова. В ее сне Димитр Добрев снова и снова пытал Амелию, ее крики эхом отдавались у Миранды в ушах, и из этого вязкого болота было не выбраться. И помочь матери она ничем не могла, была лишь безвольной свидетельницей происходящего, пока Амелия кричала и кричала…
В реальную жизнь ей опять помогли вернуться знакомые объятия. Миранда забилась, путаясь в одеяле, принялась вырываться, но почти сразу же успокоилась, когда поняла, что сон отступил, и Димитр Добрев канул в небытие до поры до времени. Она выдохнула и провела ладонью по покрытому испариной лбу, к которому прилипли волосы. Напряжение постепенно уходило, и она расслабилась, чувствуя тепло обнимавших ее рук.
Прошла секунда, другая – и тут она сообразила, что да, эти объятия были ей хорошо знакомы… однако к рукам ее матери они не имели никакого отношения. А мама вообще должна видеть десятый сон, поскольку между комнатами стоит звуконепроницаемая завеса.
На несколько мгновений Миранда застыла на месте, не смея шевельнуться и до звона в ушах вслушиваясь в царившую в комнате тишину. Грохот сердца отдавался в голове, мешал ей, не давал сосредоточиться. Наконец за своей спиной она почувствовала спокойное, ровное дыхание – однако не такое размеренное, какое всегда бывало у него во сне.
– Как ты прошел через мои защитные чары? Я же использовала их не только на нашем номере, но и у стойки портье, и на входной двери!..
Тут же она спохватилась, что опять забыла, с кем разговаривает. Утомленный голос Тома только подтвердил то, что она и так уже поняла:
– Мири, ты и в самом деле думаешь, что средненькие охранные заклинания смогут хоть как-то мне помешать?
«Средненькими» он, по всей видимости, назвал несколько мощных защитных заклятий, которым ее обучил отец – один из лучших мракоборцев во всем Управлении. Хотя против самого могущественного темного мага столетия толку от них оказалось немного.
Некоторое время она лежала неподвижно, пытаясь интуитивно уловить, в каком он настроении и как скоро ей предстоит спасаться бегством. Сразу пришло на ум все, что она натворила без его ведома – сбежала, а потом ввязалась в драку с людьми Добрева. Но Том продолжал обнимать ее, и, как ни странно, Миранда не ощущала в нем сейчас гнева или угрозы. В окружавшем их воздухе не чувствовалось напряжения, наоборот, было спокойно и мирно. И ей нисколько не было тревожно, что он находился сейчас у нее за спиной, наоборот, ей было тепло и… защищенно. Словно все опасности временно отступили. Словно так и должно быть… Как было пятьдесят лет назад, когда они засыпали вместе.
– Почему ты здесь? – наконец не выдержала она, когда поняла, что больше не может выносить эту неизвестность.
– А где мне еще быть? – осведомился Том сердито, и его руки ощутимо напряглись. – Я возвращаюсь домой заполночь – тебя нет, все твои вещи на месте, эльф ничего толком объяснить не может! И, главное, после трех суток на ногах я даже понять не могу, просто ты куда-то удрала или же снова переместилась во времени, и мне теперь нужно ждать еще пятьдесят лет, чтобы отыскать тебя!
Если в начале его речи Миранда втягивала голову в плечи, опасаясь взрыва, то ближе к концу она слушала со все большим напряженным вниманием, а потом вовсе перевернулась на другой бок – чтобы видеть его. Том растянулся на второй половине постели, очень близко к ней, и всматривался в ее лицо, а заодно слушал ее эмоции, пытаясь сразу определить, что с ней случилось за это время. Миранда жадно вглядывалась в знакомые черты в поисках чувств, которые жаждала увидеть именно на этом лице. Через неплотно задернутые занавески в комнату попадал тусклый свет уличных фонарей, а ее зрение уже адаптировалось к темноте. Том выглядел изможденным, веки казались отекшими и тяжелыми – похоже, про две ночи без сна он не шутил.
